Когда я нахожу убийцу и наказываю его, значит, я тоже выполняю некое предначертание, записанное в книге Судеб. И если все предопределено, то почему я каждый раз так волнуюсь? Разве не воздастся убийце там, за чертой, после Страшного суда? Почему каждый раз я сам пытаюсь вычислить возможного негодяя, чтобы найти и покарать его в этой, земной жизни — не дожидаясь, пока это сделают Бог или дьявол в другой? Значит, если люди наделяют кого-то в своем сообществе функциями судьи, то они отдают ему полномочия Бога? Судить и миловать. А если человек наделен функциями следователя? Он ищет во славу Бога или против него?» Однажды они спорили в небольшой компании друзей о возможности существования потустороннего мира. Известный режиссер и Дронго доказывали, что там, за последней чертой, ничего нет. Возродившиеся из праха, мы уходим в прах. Остаются только наши дела, поступки, мысли, наша энергетика добра или зла. Им противостояли писатель и актер, которые были убеждены в существовании загробной жизни. И все же после долгого спора обе пары остались каждая при своем мнении. Он где-то прочел, что атеизм — это своеобразный путь поиска своего Бога. По натуре Дронго был агностиком. Ему казалось, что в мире существуют явления, которые не могут быть доказаны или опровергнуты материальными средствами. Невозможно доказать ни наличие, ни отсутствие потусторонней жизни или некоего космического Разума. Это вопрос скорее веры в богов, чем веры в собственные возможности человека. Иногда Дронго думал, что агностицизм — такой же путь к Богу, как и обретение веры. Когда Дронго вошел в здание, часы показывали уже полдень. В холле он увидел комиссара, разговаривавшего с сотрудниками португальской полиции. Заметив Дронго, Брюлей кивнул на прощание собеседникам и подошел к своему молодому коллеге. — В Интерполе ничего нет на Илону Томашевскую, — сообщил Брюлей, — зато много интересного на ее знакомого — пана Тадеуша Шокальского. Похоже, этот тип успел отметиться во многих странах мира. В прошлом году его едва не арестовали в Словении, собравшись обвинить в подделке документов. Однако этот проныра сумел выкрутиться. Полагаю, у нас будет к нему много вопросов. — Вы проверяли сьюит Кэтрин Фармер? — поинтересовался Дронго. — Она еще спит. Я попросил заменить охранника у ее дверей на сотрудника полиции. Для большей гарантии. Ему запрещено куда-либо отлучаться. А в случае, если ему будет необходимо отойти, он вызовет напарника с первого этажа. Без разрешения полицейских никто не войдет в номер. Даже горничные. Но, думаю, миссис Фармер должна скоро проснуться. — Она вчера столько выпила, что может проспать до вечера, — предположил Дронго. — В таком случае мы поговорим с ней вечером, — сказал комиссар, — между прочим, ты был прав насчет Энрико Вилари. Он действительно получил сообщение о тяжелом состоянии своей больной матери. И действительно отправился в аэропорт, откуда вылетел в Италию. Поэтому у него не работал мобильный телефон. Он вылетел первым же рейсом в Рим, чтобы оттуда перелететь в Геную. Сейчас с ним разговаривают сотрудники итальянской полиции. Если все будет нормально, он прилетит в Алгарве к вечеру. — С его матерью все в порядке? — уточнил Дронго. — Да. Только не смейся, — сказал комиссар, — но, по-моему, нас всех здорово провели. Из Италии никто никакого сообщения не давал. Мы проверили, оно поступило из Мюнхена. Позвонили из какого-то бара и попросили передать Энрико, что его матери совсем плохо. Было около трех часов ночи, и он не стал даже перезванивать домой. Тут же собрался и уехал. Видимо, расчет и был на его реакцию. Итальянцы вообще бережно относятся к своим родителям. — Прекрасная черта, — улыбнулся Дронго, — мне она нравится. Брюлей обиженно посмотрел на Дронго и тяжело засопел: — Ты смеешься? — Нет, мне действительно нравится, что человек может подняться среди ночи и улететь в другую страну только потому, что его матери стало хуже. Это говорит в его пользу. — А его оговорка тоже говорит в его пользу? — спросил комиссар. — Он знал, что Сильвию застрелили еще до того, как мы сообщили ему об этом. Как ты можешь это объяснить? — Никак. То, что не поддается объяснению, нужно спрашивать у самого Вилари, а не строить догадки. Вы уверены, что он вернется обратно? — Абсолютно. Ему уже взяли билет через Лиссабон. Он прилетит вечером. Сотрудники местной полиции встретят его в аэропорту и привезут в отель. Ты удовлетворен? — Почти. Остается выяснить, откуда он узнал про убийство. — И поговорить с Шокальским. Или у тебя опять свидание с Илоной? — спросил комиссар, насмешливо прищурившись. — Это была ошибка, — признался Дронго, — я имею в виду мое отсутствие. Но по уважительной причине, комиссар. Вы же сами говорили, что вам нравится Илона… — Однако это вовсе не означает, что я мог бы забыть обо всем и отправиться к ней в постель, бросив расследование, — проворчал комиссар. Затем улыбнулся и задумчиво произнес: — А может, ты прав? И свидание с красивой женщиной гораздо важнее всех расследований на свете? Тем более что ты добровольно помогаешь мне, никто тебя об этом не просил. Пошли к Шокальскому. Кажется, он уже приходил к тебе. Теперь нужно нанести ответный визит вежливости. Они вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Створки кабины открылись, и они увидели стоявшую в коридоре Илону. Комиссар и Дронго вежливо поздоровались с женщиной. — Как у вас дела, господа? — насмешливо спросила Илона. — Вы выглядите усталыми. Утомились от постоянной погони за неизвестным убийцей? Или вы уже его нашли? Я слышала, что сегодня ночью сбежал наш молодой красавчик, муж Кэтрин Фармер. Ну, в этом она сама виновата. Нельзя иметь такого молодого спутника в качестве постоянного партнера. Рано или поздно у него может возникнуть желание улизнуть от своей дамочки, даже если она так богата. — Вы безжалостны, мадемуазель Илона, — заметил комиссар, — с таким характером сложно работать в полиции. — Поэтому я оттуда и ушла, — огрызнулась женщина. — Между прочим, после сегодняшней ночи вы могли бы обращаться ко мне не «мадемуазель», а «мадам Илона». Разве ваш молодой коллега не доложил вам, как он провел ночь? Эта женщина могла вогнать в краску кого угодно. Дронго и комиссар смущенно переглянулись. — Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать подробности нашему другу? — спросил Дронго, усмехнувшись. — А как вы считаете, ему будет интересно? — Нет, нет, — вмешался комиссар, — я ценю вашу откровенность, но… — Какие могут быть секреты между нами, полицейскими! — Илона растянула рот в широкой голливудской улыбке, блеснув великолепными зубами. — Я всегда готова поделиться с вами и помочь, чем смогу. И, улыбнувшись еще раз, она вошла в кабину лифта. — Будь я моложе хотя бы на десять лет, обязательно постарался бы стать твоим соперником, — восхищенно пробормотал Брюлей. — Какая очаровательная женщина! Не хочу ничего спрашивать, но темперамент просто потрясает. — Можете спрашивать, — рассмеялся Дронго, — я старался изо всех сил соответствовать ее темпераменту. Они подошли к номеру Шокальского, и комиссар позвонил. За дверью никто не ответил. Комиссар взглянул на Дронго и позвонил еще раз. — Куда он мог пропасть? — недовольно спросил Брюлей. — Надеюсь, у его матери нет никакой болезни, из-за которой он мог бы срочно улететь к ней. Комиссар еще не успел договорить, как они увидели Шокальского, идущего по коридору. Заметив гостей у своего номера, тот остановился и оглянулся назад, словно проверяя, не отрезаны ли пути к отступлению. — Пан Шокальский, — громко позвал Дронго, — идите к нам. Мы уже начали волноваться. Шокальский пожал плечами и пригладил бородку. — Прошу прощения, — проговорил он, — напрасно панове беспокоились, я бы пришел к вам сам. Я вообще уважаю полицию и всегда готов явиться по ее приказу — в любое место и в любое время. — Мы знаем, как вы уважаете полицию, — кивнул комиссар, — в прошлом году вы уважали словенскую полицию, до этого греческую… Продолжать, или вы помните все эпизоды вашей жизни? — Не нужно продолжать, — поднял руку Шокальский, — и не делайте из меня этакого злодея. Я всего лишь обычный бизнесмен, который пытается принести пользу людям. — И себе, — добавил Дронго. — Разумеется, — удивился поляк, — а вы видели бизнесменов, которые бывают альтруистами? Я таких не встречал. — Отоприте номер, — предложил Брюлей, — нам нужно с вами поговорить. — Конечно, конечно, — Шокальский достал карточку-ключ и открыл дверь. Затем вошел первым и пригласил незваных гостей: — Входите, панове. И убедитесь, что я не прячу в своем номере пистолет. — Какой пистолет, вы о чем? — спросил комиссар, проходя в комнату и усаживаясь на стул. Дронго устроился в кресле, а Шокальский присел на застеленную кровать. — Все ищут оружие, — улыбнулся Шокальский, — меня трудно обмануть, пан комиссар. Наверное, горничные получили нужные указания от руководства отеля. Они проверяют все полки в шкафах, все чемоданы. Правда, делают это достаточно незаметно. Но я-то сразу понял, что в отеле ищут оружие, из которого была убита Сильвия Фармер. Комиссар и Дронго переглянулись. Они не слышали о таком указании. Хотя португальская полиция вполне могла прибегнуть к помощи горничных и персонала отеля, чтобы негласно проверить всех гостей. — Я никогда не стрелял в людей и никого не убивал, — сообщил Шокальский. — И вообще я никогда не имею с собой оружия. Это опасная и очень вредная привычка. Пистолет вам не поможет в случае необходимости, если вы не умеете с ним управляться так же ловко, как американский ковбой. А просто возить с собой оружие — значит, глупо себя подставлять. В любой момент вашим пистолетом может воспользоваться кто-нибудь другой, сделав вас виноватым в убийстве. — Вместо оружия вы привезли с собой бывшего сотрудника полиции, — напомнил Дронго. — Только для охраны, — улыбнулся Шокальский. — Но вчера вы говорили мне, что она крупный специалист по международному праву. — А сегодня ночью вы убедились, что она крупный специалист и по другим вопросам, — нагло заявил Шокальский, — но это не значит, что она падшая женщина. — Не говорите подобного в ее присутствии, — посоветовал Дронго, — иначе вы можете вылететь с балкона третьего этажа. — Я ничего плохого не сказал про пани Илону. Она прекрасный человек, и я очень ей благодарен, что она захотела приехать со мной в Алгарве. Одному путешествовать скучно. Откуда мне было знать, что здесь появится такой плейбой, как вы, который отобьет у меня женщину. — Хватит шутить, пан Шокальский, — строго посоветовал Брюлей, — мы пришли по важному делу. С кем проводит ночи ваша спутница — это ее личное дело. И личное дело моего молодого друга. Если вы отец этой женщины или ее дядя, можете сделать ей замечание. А пока отвечайте на наши вопросы. Зачем вы приехали? — Сколько можно отвечать на один и тот же вопрос, — всплеснул руками Шокальский, — мне уже надоело! Я приехал сюда на переговоры, которые проводит мистер Джеймс Фармер. Очень сожалею, что застрелили его жену, но я не имею к этому никакого отношения. Кроме меня на переговоры прилетели русские, но их вы почему-то ни о чем не спрашиваете. — Их мы тоже спрашиваем, — возразил Дронго, — но никто из них не привез с собой пани Илону. — С каких пор запрещено возить с собой женщин в деловые командировки? Или я трачу деньги налогоплательщиков? — ухмыльнулся пан Тадеуш. Этот тип был скользким как угорь — его никак невозможно было ухватить. — Вы обратились в агентство, где работает Илона Томашевская, уже имея в виду именно ее, — строго начал Дронго. — Вам предложили на выбор несколько сотрудников и сотрудниц, в том числе владеющих испанским или португальским языком. Но вы настояли на кандидатуре пани Томашевской. Могу я узнать почему? — Мне казалось, что именно вы и должны знать почему, — снова ухмыльнулся Шокальский, — или я ошибаюсь? — Не нужно, Шокальский, — мрачно отозвался Дронго, — не острите. Вы намеренно привезли сюда свою спутницу, чтобы выбить из колеи мистера Джеймса Фармера. Вы узнали о ее прошлом и решили каким-то образом воздействовать на партнера по переговорам. Например, шантажировать его, чтобы заставить заключить выгодный для вас контракт. В общем, вы привезли ее сюда нарочно. — Ну и что? Это преступление? В чем меня обвиняют? — После появления Илоны Томашевской в отеле произошло убийство. Некто застрелил жену Джеймса Фармера. Мы считаем, что ваш приезд и ее смерть каким-то неизвестным нам образом связаны друг с другом. — В таком случае избрание папы римского тоже связано с нашим приездом, — быстро ответил Шокальский. — Если бы его не избрали, если бы он не был поляком, если бы не «Солидарность» и не развал восточного блока, если бы Польша не вошла в НАТО и так далее. Ваши обвинения мне непонятны. Что вы хотите? Комиссар взглянул на Дронго, как бы признавая, что Шокальский прав. Их подозрения трудно считать фактами. А приезд Илоны Томашевской не обязательно связан с убийством Сильвии Фармер. «Он все время блефует», — вспомнил Дронго слова Сарычева и неожиданно улыбнулся. — Хорошо, — сказал он, — будем считать, что мы ошибаемся…