Артиллерийская дуэль длилась уже полчаса, когда русские подводные лодки вышли на охоту. Перед этим с палубы самолетоносца один за другим взлетели три машины и направились — две на береговые батареи, а одна к русским кораблям. По всем трем ударили счетверенные скорострелы. Это для летчиков явилось полной неожиданностью. Самолеты заметались, стараясь уйти от свинцовых струй. Любая из пуль могла поразить пилота, но еще хуже — попасть в бомбу и вызвать общую детонацию. Эта опасность заставила летчиков сбрасывать бомбовый груз где попало. Два самолета вернулись на палубу несолоно хлебавши, с пробоинами в корпусах и крыльях, а третьему, ходившему на бомбометание вглубь бухты, не повезло: уже при возвращении его достала очередь с Западной батареи. Пули ударили в бак с горючим, пламя мгновенно охватило всю машину, и она, кувыркаясь, рухнула в океан. Эта потеря вызвала ярость командования армады, и на батареи посыпались ядра и фугасы. Русские не остались в долгу. Первые же залпы бомбометов вдребезги разнесли два французских парусных линкора, а на паровых разворотили или заклинили несколько орудийных башен. Оставшиеся парусники спешно стали отходить на безопасное расстояние, теряя при этом возможность самим наносить удары, но броненосные пароходы лишь сменили позицию и продолжили дуэль. Тем временем на эвиеншипе спешно снарядили самолеты новым боезапасом, и те снова направились к бухте, но уже на высоте, не досягаемой для снарядов и пуль. А на самом самолетоносце подняли из трюма еще одну машину и начали готовить ее для полета. Именно в эти минуты подводные лодки выбрали свои цели: две направились к самолетоносцу, другие две — к тяжелым британским линкорам. Взрывы — один за другим — потрясли не только корпуса кораблей, но и экипажи всей армады. Ни эвиеншип, ни линкоры не затонули, но, завалившись на пробитые борта, из битвы выбыли бесповоротно. – Представляю, каково сейчас летчикам, — заметил адмирал Тебеньков, глядя в подзорную трубу на скособоченный самолетоносец. — Им некуда возвращаться. Молодцы подводники! Давайте, ребятки, в том же духе! И русские моряки будто услышали своего командующего. В боезапасе подводных лодок было по четыре торпеды, и следующие четыре тяжелых корабля противника, в том числе два отступивших из-под обстрела парусника, получили огромные пробоины в течение каких-то двадцати минут. Пароходы выбыли из боя, а парусники быстро пошли ко дну, поверхность воды забурлила от барахтающихся людей. На помощь тонущим поспешили малые суда. – Прекратите стрельбу! — приказал Михаил Дмитриевич Алексею Кеоколо. — Дайте возможность спасти моряков. — И добавил, поводя трубой по горизонту: — Однако что-то наши долго идут… А-а, вот, кажется, и они! Вдали, над четкой границей воды и неба, показались дымы. Один… другой… третий… пятый… десятый… Основные силы Тихоокеанского флота шли к Оаху, охватывая полукольцом союзническую армаду. Тебеньков обернулся к стоявшему чуть позади адъютанту, капитан-лейтенанту Мокроусову: – Передайте капитану I ранга Селиверстову мой приказ: пустить в атаку торпедные катера, следом идти полным составом эскадры. Мокроусов козырнул и убежал на переговорный пункт. – Лейтенант Кеоколо, — позвал адмирал, и командир батареи вырос рядом, как из-под земли. — Как твои бомбометы, настроены на дальность? – Так точно, ваше превосходительство! Выверены по дальномерам! – Ну, тогда с Богом! Покажи им кузькину мать! Через три часа битва была закончена. От капитуляции и плена ушли только полтора десятка малых судов, их не стали преследовать и добивать. Какой ущерб понесли союзники, предстояло выяснить, но было ясно, что поражение их окончательное и бесповоротное. Защитники Жемчужной бухты потеряли пятьдесят три человека убитыми и около сотни ранеными. От снаряда, попавшего в дом правителя провинции, погибла семья Павла Тимофеевича Тараканова. Глава 35 То же лето, те же дни Боевые действия на континенте шли с переменным успехом. Главнокомандующий силами США генерал Уинфилд Скотт одержал несколько побед над линейными частями армии Орегона, за общее руководство которой (по мнению Эмильена Текумсе, совершенно напрасно) взялся сам император Маковаян, и несколько поражений потерпел в Техасе от корпуса спецназа, которым командовал генерал Алексей Тараканов. Юсовцы захватили обширную территорию империи и подступили к столице Орегона. Их дальнобойные пушки обстреливали окраины города, и без того уже имевшие значительные разрушения от налетов бомбовозов в начале войны. Правда налеты эти быстро прекратились — после того как истребители Орегона под руководством подполковника Александра Епифанцева сбили около десятка машин. Господство в воздухе перешло к управляемым воздушным шарам Орегона. Однако господство это было весьма условным. Опасаясь обстрела с земли, шары поднимались слишком высоко, сбрасываемые на позиции юсовцев бомбы особого вреда не приносили, а прицельно обстреливать противника сверху тоже практически не имело смысла. Маковаян надеялся на бомбометы, ракетные комплексы Засядко, обещанные Русамом, но их прибытие задерживалось из-за диверсий юсовцев на железной дороге, связывающей Росс и Текумсе. Солдаты и офицеры орегонской армии порою показывали чудеса храбрости, но неумелое верховное руководство сводило на нет их самоотверженность. Ни сам император, ни его Генеральный штаб во главе с легендарным Эмильеном Текумсе оказались не готовы к столь обширным боевым действиям. Лишь Управление разведки действовало четко и слаженно: на стол императора и начальника Генштаба ежедневно ложилась сводка разведывательных данных за истекшие сутки. Правда данные эти были малоутешительны. Отчаявшийся Маковаян отправил к правителю Русской Калифорнии Ротчеву военного министра бывшего декабриста Берстеля с заданием всеми силами добиться скорейшей помощи оружием и волонтерами. А тем временем, признав неудачным свое руководство армией Орегона, назначил главнокомандующим генерала Тараканова. Эмильен Текумсе тоже признал вину за военные неудачи и, будучи в расстроенных чувствах, выпил целую бутылку водки, за что получил от Алисы крепкий нагоняй. Впрочем, дав мужу взбучку, она тут же пожалела его. Подошла, прижала лохматую рыжую с сединой голову к груди, погладила, вздыхая: – Ничего не поделаешь, Емельян: ваше время с Маковаяном прошло, и мое на исходе. Пора, яшкин пёс, готовить опилки для арены. Услышав от жены что-то новенькое, Емельян воззрился на нее, но она поняла, снова обняла: – Не бери в голову. Так у нас в цирке говорят… говорили… когда что-то случалось не ко времени. Александр Гаврилович Ротчев, будучи натурой поэтической и довольно далекой от военных вопросов, крайне удивился появлению в Россе важной имперской фигуры. – Ваше превосходительство, о чем беспокойство? Бомбометы? Налаживаем их доставку по воздуху. Срочно изготовили десять воздушных шаров достаточной грузоподъемности, два уже вылетели. Вы уж обеспечьте, пожалуйста, их приемку — чтобы, не дай Бог, к противнику не улетели. – Что с волонтерами, ваше превосходительство? — сухо спросил Берстель. – Волонтеров достаточно, две бригады, вот только по воздуху их не отправишь, а с поездами — полный конфуз: какие-то негодяи взорвали мост через речушку — не помню названия, да его и не выговоришь, — и движение прервано. Месяца на два, ежели не больше. – Так ведь до речушки можно доехать, речушку перейти и снова сесть на поезд. Я лично так и сделал. Это же просто! Суворов Альпы перешел, а тут какая-то речушка! – «Суворов Альпы перешел, а тут какая-то речушка…» Прямо стихи! Вы не пишете? – Ваше превосходительство! – Ах, да, да… простите, ваше превосходительство. И как это мне в голову не пришла такая простая мысль? Это же я задержал отправку волонтеров — не хотел подвергать их тяготам пешего похода. А так… конечно… сейчас же дам указание. Извольте подождать, у меня секретарь в отпуске. — Правитель направился к выходу, бормоча: «Суворов Альпы перешел, а тут какая-то речушка…» Первые же залпы бомбометов, заряженных горючей смесью, обратили юсовцев в паническое бегство от стен Текумсе, и армия Орегона перешла в наступление. Но не широким, как было принято доселе, фронтом (опасались оставлять на флангах и в тылу даже разбитые силы противника), а совсем по-другому. Новый главнокомандующий, с одобрения Генерального штаба, резко перестроил тактику военных операций. Ударные части теперь должны были клиньями разрезать вражескую оборону и отбрасывать сопротивляющиеся части в стороны, оставляя задачу их добивания второму эшелону наступления, а трофеи и пленных — тыловикам. На острия клиньев он поставил батальоны спецназа, в основном российских волонтеров. И, как говорится, дело пошло. Через два месяца упорных боев почти все захваченные территории Орегона были освобождены. Однако Уинфилд Скотт не сдавался. В районе Большого Соленого озера он сосредоточил свои отборные части и бросил вызов Алексею Тараканову — по-джентльменски сразиться в открытом бою. Одновременно президент Соединенных Штатов Франклин Пирс, по настоятельному совету своего военного министра Джефферсона Дэвиса (который, мягко говоря, недолюбливал Скотта, но, разумеется, не желал поражения Штатов), обратился к российскому императору с требованием отозвать из Орегона генерала Тараканова и всех русских офицеров. На что получил весьма ядовитый ответ: «Мы понимаем, что генерал Тараканов и другие русские офицеры доставляют армии США много неприятностей и хлопот, однако следует иметь в виду, что: во-первых, Российская империя и Соединенные штаты Северной Америки не находятся в состоянии войны между собой; во-вторых, империя Орегон является союзником Российской империи, следовательно, последняя имеет право оказывать первой всю необходимую помощь, в согласии с подписанным договором о дружбе и взаимопомощи; в-третьих, по заверению правительства Соединенных Штатов, военная эскадра, направленная в Тихий океан, есть частное дело Компании Гудзонова залива и имеет целью наведение надлежащего порядка на территориях, находящихся под юрисдикцией частной же Российско-американской компании, то есть возможные конфликты явятся лишь отражением правовых споров собственников и никоим образом не будут связаны с политикой наших государств; в-четвертых, генерал Тараканов и другие русские офицеры, находящиеся ныне на службе императору Орегона Маковаяну Ютрамаки, а такоже королю Гавайев Камеамеа III, по реестру российской армии значатся в бессрочном отпуске и, в соответствии с законом, обладают правом проводить оный отпуск где им заблагорассудится. Исходя из вышесказанного, у правительства Российской империи нет оснований для удовлетворения просьбы правительства США». Ходили слухи, что император и министр иностранных дел князь Александр Михайлович Горчаков, подписывая документ, хохотали до слез, но это, понятно, только слухи. Князь, недавно сменивший, казалось бы, вечного министра и канцлера Нессельроде, сочинил сей саркастический документ, подтверждая тем самым ходившее в высших кругах мнение о его литературно-дипломатических дарованиях и остроумии, однако позволить себе громко смеяться в присутствии сурового государя, вне всякого сомнения, — нонсенс. Местом генерального сражения Скотт выбрал низменный участок берега при впадении в Большое Соленое озеро реки Джордан. Он успел изучить тактику ведения боевых действий маршала Тараканова (Алексей Тимофеевич получил высшее воинское звание за успешные операции по изгнанию захватчиков с территории империи) и рассчитал, что именно в этом месте она будет не пригодна. Тем не менее, вызывая маршала на джентльменское сражение, генерал приготовил ему парочку коварных сюрпризов. В лесу, покрывавшем склоны окрестных горных отрогов, он спрятал два засадных полка — пехоты и кавалерии, а на холмах, с которых долина реки видна была, как на ладони, поставил артиллерию. На вопрос военного корреспондента газет «New York Weekly Sun» и «New York Herald» Джейн Казно, как это согласуется с принципами джентльменства, Уинфилд Скотт ответил, самодовольно поглаживая седые пышные бакенбарды: – Русские, мисс, априори не-джентльмены и наверняка придумают какую-нибудь пакость. Вспомните их битвы с благородными немецкими рыцарями или татарами. С ними можно разговаривать только на их собственном языке — языке обмана и коварства. – Пожалуй, могу с вами согласиться, — задумчиво подтвердила журналистка. И добавила саркастически: — Почти двадцать лет назад я имела возможность убедиться в их благородстве. Когда ты к ним со всей душой, а взамен получаешь чуть ли не пулю в затылок. – Вот-вот, и я о том же. Дикари! Ничем не лучше индейцев, недаром у них такая дружба. – Так надерите им хорошенько задницу, в конце-то концов! – Вы меня возбуждаете, мисс, — хохотнул старый ловелас, игриво распушая бакенбарды. — Мне бы скинуть лет двадцать… – …да вызвать юного адъютанта… — смеясь, продолжила журналистка. – Ну-ну, — посуровел Скотт. — Не трогайте наши суровые армейские будни. Вернемся лучше к настоящему. Что вас еще интересует? – Вы уверены, генерал, что ваши сюрпризы не откроются противнику раньше времени? – Хотите сказать: нет ли у нас шпионов Орегона? Уверен, что нет. Индейцев в моих войсках немного, они проверенные и находятся под наблюдением, а белые горят желанием отомстить за поражения. – Мы должны прорваться к океану, генерал. Это наша священная миссия! – Рано или поздно мы ее исполним, мисс Казно. Разговор прервал начальник разведки полковник Кеннеди, явившийся с докладом. Выслушав подробную сводку о приближении противника, Скотт спросил: – Ваше мнение, полковник, как поведет себя Тараканов? К чему нам надо быть готовыми? – Части противника измотаны длительным переходом, генерал. Думаю, сутки они будут отдыхать. Самое время ударить по ним завтра в обед. – Вот видите, мисс Казно, какие у меня офицеры. Смотрят вперед! Из таких вырастают настоящие президенты свободной страны. – Флаг вам в руки, мистер Кеннеди, — засмеялась Джейн. «Дикарь» Тараканов действительно обманул «джентльмена» Скотта. Несколько истребителей из воздушного полка Артема Епифанцева прошли над озером и долиной Джордана на столь большой высоте, что, когда рокот их двигателей достиг ушей американцев, и те подняли глаза к небу, пытаясь отыскать источники звука, самолетов и след простыл. Но летчики имели на борту усовершенствованные стереофотоаппараты Брюстера с усиленной оптикой и засняли расположение частей Скотта с достаточно хорошим увеличением, так что через несколько часов на походный столик маршала легли четкие фотографии, на которых прикомандированный к штабу армии капитан имперской разведки индеец Серый Олень Мэзичувайо разглядел не только палатки общего лагеря, но и пушки на холмах, и коней в лесу. Маршал собрал военный совет. Присутствовали четыре генерала (командиры бригад спецназа, кавалерии и пехоты), три полковника (командиры воздушного полка, батальона бронепаромобилей и артиллерийско-ракетного дивизиона), начальник штаба армии и капитан разведки. Начальник штаба генерал Окэмэн повесил на стенку палатки нарисованный от руки план южной части озера и долины Джордана.