* * * Полицейскую сирену Алексия использовала, как и большинство приложений, дважды: один раз после покупки, и еще раз – чтобы похвастать перед друзьями, а потом она забыла про него. Несколько раз, наводя порядок в софте, Алексия подумывала, не удалить ли его, но маленькая иконка в виде улыбающейся полицейской машинки как будто вздрагивала и твердила: «Наступит момент, и я тебе пригожусь». Этим утром на авениде Армандо Ломбарди – с выключенным автопилотом и одиннадцатилетним Кайо, четырнадцатилетней Маризой и сестрой Марией Апарасейдой из Абриго Кристо Рентендор в кузове пикапа – сирена ей пригодилась. Клаксон тревожно завыл. Включилась синяя мигалка: еще одна незаконная программа, как и метка полицейской сети, которая заставляла каждый автомобиль в Леблоне считать ее машиной скорой помощи. Какая разница, лишь бы убрались с дороги. Она пронеслась через перекресток авениды Дас Америкас и авениды Айртона Сенны. Сестра Мария Апарасейда в кузове постучала по крыше и, перегнувшись через кабину, заорала через водительское окно: – Куда ты едешь? К Святым матерям налево. – Я не еду к Святым матерям, – заорала Алексия в ответ, перекрикивая вой сирен. – Я везу его в госпиталь Барра д’Ор. – Барра д’Ор тебе не по карману. – По карману! – крикнула Алексия. – Просто я откажусь от всего остального. Она убрала ладонь с клаксона и ринулась вперед через перекресток. Автоматизированные машины разлетелись в стороны, точно стадо газелей. Она отправила его из дома опрятно одетым и сытым. Так было каждый день: чистенький, одежда выглажена, туфли блестят. Опрятный и сытый, и с обедом: для себя и на обмен. Деньги для охранников, деньги на всякий случай; Алексия на быстром наборе, мало ли что. Ему не суждено было блистать, не так у него были устроены мозги, но он всегда выглядел прилично и не посрамил бы дом Корта. Охрана школы позвонила Алексии, когда Кайо опоздал на полчаса. Она бросила свои инструменты. Соседи уже нашли его – в неглубокой бетонной дренажной канаве, забитой бутылками из биоразлагаемого пластика и завязанными пакетами с фекалиями. С ним была сестра из общины Святых матерей. Алексия съехала по бетонному склону. Его голова выглядела ужасно. Ужасно. Его милая голова. Все пошло кувырком. Она не знала, что делать. – Подгони пикап к лестнице! – заорала сестра Мария Апарасейда. Соседи помогли Алексии выбраться из грубо сооруженной дренажной канавы. Она подъехала задом к низкому изгибу, где улица пересекалась с канавой. Кайо на руках перенесли в кузов пикапа, где Мария Апарасейда устроила подстилку из пенной упаковки. Мария Апарасейда уложила Кайо в спасительном положении[19] и схватила предложенную бутылку воды, чтобы промыть рану. Так много крови… – Ну, поехали! – крикнула сестра Мария Апарасейда. – Где его рюкзак? – спросила Алексия. Он так приставал, бесконечно приставал к ней из-за рюкзака с Капитаном Бразилией, и когда она наконец-то уступила и купила, Кайо так обрадовался и так гордился, что едва ли не спал внутри этой штуки. Рюкзака не было. – Алексия! – рявкнула сестра Мария Апарасейда. Алексия прыгнула на водительское место. Включила сирену. Она подъехала к въезду для машин скорой помощи в Барра д’Ор. Пикап окружили вооруженные охранники. – Носилки! – крикнула Алексия, глядя в мрачные, сытые лица охранников. Чьи-то руки удержали другие руки, тянущиеся к оружию. Они знали Королеву Труб. Алексия ворвалась в приемную скорой помощи и склонилась над стойкой регистрации. – У меня в пикапе мальчик одиннадцати лет, половина головы вдавлена. Ему нужна немедленная медицинская помощь. – Сообщите сведения относительно вашей страховки, – сказала администратор. На белом столе у нее были цветы. – У меня нет страховки. – Дневной стационар госпиталя Барра предоставляет услуги медпомощи, – сказала регистратор. Алексия схватила платежный терминал, приложила к глазу, прижала большой палец и повернула устройство обратно к регистратору. – Этого хватит? – Да. – Везите его внутрь. Медсестрам пришлось вызвать охрану, чтобы оторвать Алексию от Кайо, когда реанимационная бригада вкатила носилки в помещение. – Ле, пусть делают свою работу, – сказал один из охранников. – Как только он будет в безопасности, доктор позволит тебе с ним повидаться. Она сидела и ждала. Она волновалась. Она то так, то этак сворачивалась клубочком на неудобном сиденье в зале ожидания, а потом принималась выискивать еще какую-нибудь позу, но ни одна из них не подходила для ее костей. Она ходила туда-сюда к торговым автоматам. Она бросала испепеляющие взгляды на любого, кто взглянет на нее хоть краем глаза. Через два с половиной часа к ней вышла доктор. – Как он? – Мы его стабилизировали. Могу я с вами поговорить? Врач отвела ее в отдельный кабинет. Она положила на кровать кусочек грязной бумаги. – Нашли в кармане. Его почерк? – Он пишет лучше. – Адресовано вам. Адрес и подпись. Алексия не узнала подпись, но имя было ей известно. Почерк ребенка, взрослый подтекст. – Можно мне это взять? – Зависит от того, хотите ли вы привлечь полицию. – От полиции никакого толка, когда речь идет о людях вроде меня и Кайо. – Тогда забирайте. – Спасибо, доктор. Я вернусь, но сперва мне нужно кое с чем разобраться. * * * Только новички вытаращились, когда Алексия вошла в тренажерный зал. Мужчины постарше, которые знали, кто она такая, приостановились у своих штанг и боксерских груш, кивнули в знак уважения. Она быстрым шагом миновала стойку регистрации с табличкой: «Только для мужчин», сауну и темный лабиринт коридоров, направляясь в офис в дальней части. Ей навстречу выступили два эскольты в фирменных майках спортзала. – Я хочу увидеться с Сеу Освальду. Эскольта помоложе чуть было не разинул свой глупый рот, чтобы ей отказать; старший товарищ предупреждающе положил руку ему на плечо. – Разумеется. – Он что-то пробормотал в спрятанный микрофон. Кивнул. – Пожалуйста, входите, сеньора Корта. Офис Сеу Освальду был уютным и тесным, как каюта на шхуне. Латунь и полированное дерево. На стенах фотографии бойцов ММА в рамках. Под закрытым ставнями окном – хорошо укомплектованный бар. В воздухе витал китайский электро-поп, чье присутствие ощущалось, но было не слишком назойливым, чтобы не нарушить сосредоточенность Сеу Освальду. Человек-медведь, высокий и массивный, он едва помещался в кресле за столом, где изучал матчи ММА на расставленных строем старых мониторах. Воздух был прохладный от кондиционера и чуть отдавал ментолом, но хозяин кабинета сильно потел. Сеу Освадьду не выносил жару и дневной свет. Он был одет в хорошо выглаженные белые шорты и майку с эмблемой спортзала. Он постучал по экрану одного из своих старых школьных мониторов. – Вот этого мальчика, думаю, я могу купить. Он коварный маленький ублюдок. – Голос у Сеу Освальду был богатый и глубокий, низкий, с хриплыми нотками от перенесенного в детстве туберкулеза. В Барре ходила легенда о том, что когда-то он учился на католического священника. Алексия в это верила. – Как ты думаешь? Он повернул экран, чтобы показать ей бойцов в клетке. – На кого мне смотреть, Сеу Освальду? Он рассмеялся и одним изящным взмахом руки сложил все экраны так, что они слились со столом. – Из тебя бы получился хороший боец. Ты знаешь толк в дисциплине и умеешь сосредотачиваться. И злиться. Что я могу для тебя сделать, Королева Труб? – Меня обидели, Сеу Освальду. – Знаю. Как твой брат? – У него череп треснул в трех местах. Тяжелое сотрясение мозга и внутримозговое кровоизлияние. Доктора говорят, ущерб неизбежен. Вопрос в том, насколько сильным он будет. Сеу Освальду перекрестился. – Что с ним случится? – Может статься, ему потребуется уход на протяжении всей оставшейся жизни. Доктора говорят, он может никогда не восстановиться полностью. – Вот дерьмо, – пробормотал Сеу Освальду своим низким богатым голосом. – Если дело в деньгах… – Я не прошу денег. – Я рад. Мне бы не хотелось брать с тебя проценты. – Гулартес послали мне сообщение. Я бы хотела им ответить тем же. – Это честь для меня, Алексия. – Сеу Освальду подался вперед. – Насколько выразительным должно быть твое сообщение? – Я хочу, чтобы они больше никогда не угрожали моей семье или кому-то еще. Я хочу, чтобы их водяную империю стерли с лица земли. Сеу Освальду снова откинулся на спинку кресла. Оно скрипнуло. На его лысой голове выступили маслянистые капли пота, хотя для Алексии в кабинете было прохладно.