— Немец, гад, притворился мертвым и задел морячка. — Твою мать. Как сильно? — Пока в сознании. Помощь мы оказали, но не жилец. — Быстро на катер. Показывай, где раненый. Игорь действительно был плох. Пуля попала в живот. Его наскоро перевязали, но это максимум, что смогли сделать в данной ситуации. Мне оставалось сделать ему противошоковый укол из аптечки, которую всегда таскаю в разгрузке. Мы отошли со Строговым в сторону, переговорить о планах на ближайшее будущее. Капитан получил во время рукопашной неслабый удар по физиономии, поэтому его левую сторону лица украшал вполне приличный синяк, и голова при этом дрожала. Видимо, он сам не до конца отошел от удара, поэтому говорил немного вяло, растягивая слова. — Что дальше, майор? Твой сопровождающий ранен. Бери моего бойца, больше ничем помочь не могу. — Нет. Ты понимаешь, что после этого твоего бойца я не смогу отпустить? Не тот случай. Я умышленно его пугал, но он знал правила игры и был профессионалом. — Понимаю. Но надо выполнить задание. Для этого мы здесь. — Хорошо. Оставляй на свой выбор, можно того же Егора. Я кивнул на бойца, с которым мы уже работали вместе. Капитан согласно кивнул, хотя лицо его окаменело, представлял, что отправляет человека на смерть. — Что с моряком делать будешь? — Он пойдет со мной до конца. Тихим безжизненным голосом Строгов поинтересовался: — Понятно. Нам что делать? — Грузитесь на катера и уходите вверх по течению, уводите погоню. Дальше уже по своему плану. Что с раненым? — Тоже ранение в живот, внутреннее кровотечение. Нужно операцию делать, в наших условиях не жилец. На последних фразах мы уже подходили к катерам, на которых уже размещались люди Строгова, нацепив на себя кителя и каски уничтоженных противников, создавая впечатление, хотя бы издалека, что на кораблях немецкие экипажи. Я шел рядом и думал о превратностях судьбы. Посмотрел на раненого бойца, молодого парня, радиста, и что-то толкнуло меня. — Раненого оставишь со мной, если повезет, может, удастся его спасти. Строгов удивленно посмотрел на меня. — Ты же сказал… — Да сказал, но о ликвидации никто ничего не говорил. Просто люди перейдут в мое распоряжение и будут иметь особый статус… до конца жизни. Все, времени нет. Принимай решение. У Строгова не было выбора. Он и оставшиеся от группы пять человек погрузились на большой катер, малый взяли на буксир, отошли от берега и ушли вверх по течению. Буквально минут через десять, когда мы с Егором ушли в прибрежные кусты и готовили раненых для транспортировки в воде, над рекой прошли два самолета с немецкими опознавательными знаками в сторону ушедших катеров. Оттуда послышался характерный грохот ДШК, перекрывающий треск авиационных пулеметов. Егор пристально взглянул на меня, но взял себя в руки и стал дальше помогать перебинтовывать радиста, который был очень слаб от потери крови. Мы и его и Игоря перебинтовали, замотали места ранений в обрывки резиновых гидрокостюмов, которые были в комплекте с дыхательными приборами, защитив таким образом раны от попадания речной воды. После чего забрались с ранеными глубоко в камыши, куда перетащили все необходимые для транспортировки вещи, и затаились до вечера. Вторую радиостанцию я предусмотрительно забрал у Строгова, она ему сейчас ни к чему. Мимо нашего укрытия по реке прошли еще два катера, которые уже целеустремленно неслись вверх но течению, догонять беглецов. По сути дела, мой план с отвлечением внимания удался, но мне от этого легче не было, единственное, чем мог помочь, это постараться позаботиться о раненых. Пока я размещал раненых и надувал несколько автомобильных камер, которые мы прихватили из Москвы на всякий случай, для создания надувного плота, Егор пробрался на берег и тщательно убирал все следы, по которым нас могли найти в камышах, зато оставил несколько отличительных следов, чтоб немцы, не раздумывая, стали гоняться за катером. Время медленно тянулось, раненые страдали от жажды, но при таких ранениях нельзя давать пить, поэтому мы периодически смачивали губы обоим и тихо переговаривались с Егором. Это было так, разговор ни о чем. Оба были на взводе и с нетерпением ждали темноты. Тяжело это было. Игорь пришел в себя. Пришлось ему пояснить, что нас ожидает этой ночью, но парень оказался настоящим и даже в такой ситуации не потерял силы воли, терпел боль и крепился. Пока не наступили сумерки, мимо камышей, в которых мы затаились, несколько раз проходили патрули, которые быстрым темпом шли в основном вверх по течению, осматривая берег на предмет высадки людей. Ну вот и долгожданная темнота. Я достал второй прибор ночного видения и объяснил Егору, как им пользоваться, также и вторую радиостанцию отдал ему. После чего мы связали с помощью строп и обрезков камыша нечто похожее на плот, плавучесть которому обеспечивали надутые не до конца автомобильные камеры. Расположили тут же раненых, оружие и другой груз и стали потихоньку сдувать камеры, чтоб почти все было чуть притоплено и не сильно выступало из воды. Для маскировки нашли на берегу корягу и спихнули ее в воду. Если даже во время плавания нас заметят, то это будет хоть какой-то маскировкой, а в случае обстрела и защитой. Когда стало совсем темно, вывели плот в реку и, стараясь не шуметь, поплыли по течению, чуть подгребая, чтоб двигаться чуть быстрее. По моим прикидкам, скорость течения два километра в час, при подгребании увеличивается до трех-пяти километров. Часа три-четыре такого плавания и будем возле портала. Мы плыли, старательно гребя, но при этом стараясь не растрачивать силы и держать головы раненых чуть выше уровня воды. Несколько раз посередине реки проходили корабли, с виду больше похожие на баржи. Пару раз проходили катера, освещая небольшими прожекторами берег, но, к счастью, нас они не заметили. Хотя в такие моменты мы замирали и старались прикинуться корягой, за которой прятались. Глава 20 По моим прикидкам, до портала оставалось километров семь, когда я смог более или менее установить радиосвязь с бункером. До этого я периодически шептал в гарнитуру микрофона: — База, база, ответьте Фениксу. И как плату за мои старания услышал в наушнике ответ: — Феникс, это база, слышу вас плохо, но ведь слышу! Ну наконец-то. По манере говорить сразу узнал свою супругу, хотя канал радиосвязи сильно искажал человеческий голос. — База, определите наше местоположение. — Уже делаю. Пауза. — Есть… до точки перехода шесть километров по течению. Сам сможешь к точке подобраться? — Нет. Я не один и со мной два «трехсотых». Нужна помощь. — Понятно. Сейчас Бычка к вам на надувной лодке отправлю. — Только осторожно, а то немцы проводят активные поиски. — Да уже наслушались про ваши подвиги. Они сейчас выше по течению захваченный катер ловят. — Так мы вроде два захватили. — Второй катер самолеты потопили. Но немцы что-то кричали про ответный огонь, и вроде как один до аэродрома не долетел, где-то в лесу упал. — Это хорошо, Строгов не из тех, кто позволит себя просто так расстреливать. На этом мы пока прекратили общение. Насколько я понял, там сейчас идет возня с пропихиванием через портал надувной лодки и установке на нее мотора. На время и нам пришлось затаиться. Метрах в пятидесяти, прижимаясь к берегу, медленно прошел патрульный катер, но при этом все бортовые фонари были погашены, на носу стоял человек и шестом осторожно прощупывал глубину. У меня сложилось впечатление, что народ прячется, так же как и мы. Близость спасения все больше нервировала. Как же надоела эта война. Где же та жизнь, когда просто ходил на работу и основной проблемой было досидеть до конца рабочего дня. А мы все плыли в темноте. Минут через тридцать на связь уже вышел Артемьев и предупредил, что приближается на резиновой лодке. К моему вящему удовольствию, он шел не на веслах, а использовал электродвигатель с аккумулятором, из снаряжения дайвера, и поэтому без грохота двигателя моторной лодки и не так быстро, но уверенно к нам приближался. И вот наконец долгожданная встреча. Оказалось, что лодочный мотор он тоже прихватил, на случай если придется в срочном порядке уносить ноги. Санька, уцепившись за корягу, помогает нам затягивать тела раненых в лодку. Туда же закинули оружие и боеприпасы, которые могут пригодиться впоследствии. Дыхательные аппараты, которые использовали в качестве груза, просто утопили вместе с плотом, при этом порезав ножами автомобильные камеры. В лодке мне и Егору не было места, поэтому мы просто уцепились за леера, протянутые через петли по всему борту лодки, и, находясь на таком импровизированном буксире, поплыли в сторону портала. На связь вышла база и взволнованным голосом супруги доложила, что зафиксировали проход сравнительно большого судна, вооруженного автоматической пушкой. Поэтому срочно пришлось прижиматься к берегу, соблюдая при этом все меры предосторожности. Снизу по течению, как раз с той стороны, куда мы держим курс, раздавалось монотонное тарахтение двигателя. Благодаря приборам ночного видения мы уже смогли рассмотреть громаду баржи, на палубе которой явно просматривалась установленная двадцатимиллиметровая зенитная автоматическая пушка, возле которой стояли несколько фигур в характерных немецких касках. Пришлось вытаскивать из груза свою снайперскую винтовку и готовиться к стрельбе. На барже были установлены два прожектора, которые методично подсвечивали водную поверхность, но больше внимания уделяли берегам и особенно осматривали прибрежные заросли камыша. До нас им оставалось метров сто, когда прожектор осветил недавний катер, который осторожно пробирался вдоль берега. В то же мгновение с катера ударил пулемет, разорвав ночную тишину длинной очередью. От нескольких попаданий прожектор погас, а катер, взревев двигателем, рванул вниз по течению реки, стараясь ускользнуть от неповоротливой баржи. Второй прожектор на барже сразу стали разворачивать, и с баржи затявкала автоматическая пушка и затарахтел пулемет, ориентируясь по еле видному в темноте пенному следу. Ночную темноту прорезали точки трассирующих пуль и снарядов. Красочное, конечно, зрелище. Только повезло, что не по нам, а вот кого немцы гонят, я, кажется, догадываюсь. Строгов и компания. Они, наверно, изменили направление движения, оставив немцам разбитый самолетами большой катер, а на втором спрятались в какой-нибудь заводи и, когда стало темно, попытались незаметно уйти вниз по течению. А немцы не дураки, пустили усиленные патрули и отловили. Сейчас их еще раз подсветят и из пушки приголубят. Шансов практически никаких. Когда развернули второй прожектор, на катере поняли, что шансов уйти, прячась в темноте, нет, и открыли огонь из всех стволов. С баржи загрохотал еще один пулемет и захлопали винтовки. Расстояние было метров сто, и вокруг катера, снова подсвеченного прожектором, сразу стали подниматься фонтаны воды. Я услышал, как у Егора, который плыл рядом, заскрежетали от бессилия зубы. Но тут подал голос Санька: — Командир, кажется, наших мочат, вмешаемся? — Есть чем? — Обижаешь, командир. Твоя школа… Я увидел, как Артемьев стал вытаскивать из-под лодочной скамьи обычный РПГ-7 и сумку с выстрелами к нему. Привычным движением снарядил гранатомет термобарической гранатой и вскинул на плечо. Стянул с головы прибор ночного видения, на пару секунд замер, прицеливаясь, и у меня почти над головой грохнул выстрел. Я успел крикнуть Егору: «Прикрой уши!!» и закрыл свои ладонями. Как граната, шипя, летела к барже, я не видел, так как закрыл еще и глаза, но вот вспышку взрыва рассмотрел очень даже хорошо. Нос баржи, на котором стояла зенитная пушка, вспучился большим белым шаром, который ослепил всех. Корабль тряхнуло и он стал быстро разгораться, с него прекратилась всякая стрельба. Но нашему катеру это уже не сильно помогло. Он, дымя, дрейфовал по течению, не показывая никаких признаков жизни. — Санька, давай еще раз, топи эту лоханку и на моторе к катеру, может, там кто еще живой остался.