— Ёп-п… — снова ругнулся худощавый. — Хотите, значит, то, что вы и так знаете, но моими устами? Устами младенца, хе-хе, — бормотал он, не отрываясь от экрана. — Прощупать, тксзть, что в голове у этого Эйнштейна… Ну, вот вам устами профессора. Историческая динамика? Как вам, конечно, известно, Волна существует с древних времен. Первый источник, который можно трактовать как косвенное упоминание Волны, относится к семнадцатому веку, но это вовсе не значит, что Волны не было до того. Просто о ней не принято говорить и тем более писать — как сейчас, так и тогда. Простая логика подсказывает, что Москву недаром основали рядом с эпицентром Волны. Не прямо на Калачёвке, а чуть поодаль, чтобы и оборона выгодная, и от греха подальше… но вместе с тем и поближе. Именно Волна, как вы знаете, и определила специфику русской истории — и вообще России, которую, э-э-э, аршином общим не измерить. Пресловутая русская душа — не что иное, как психика человека под Волной. Конечно, Волна имела историческую, как вы выразились, динамику: в иные периоды ее воздействие почти не проявлялось, в иные — приводило к психозам, которые, в свою очередь, рождали катастрофы национального масштаба. От чего это зависит? Возможно, у Волны есть и некая своя амплитуда интенсивности, но прежде всего это зависит от воли людей, которые пытались использовать Волну в своих целях. От властей предержащих, разумеется. Тут все элементарно: раскопаешь слой земли или даже просто поворошишь что-то там, начнешь активничать над эпицентром — и пошло-поехало. Волна как будто знает, когда она нужна кому-то, и бежит навстречу, как зверь на ловца. Вот только зверь этот ловца сам и кушает… Худощавый замолк, вглядываясь в экран. — Продолжайте, — велел Хозяин. Несмотря на обычную ехидную улыбку, прозвучало это скорее просительно, почти умоляюще. Хозяин прокашлялся. — Что продолжать?! — вдруг выкрикнул худощавый и посмотрел на него. — Про живую воду? Про эликсир бессмертия? Про портал в загробный мир? Про то, что старый мертвый бандит Кирюха — не старый мертвый бандит Кирюха, а бессмертный Хранитель Чего-то Там? Какой еще бред, внушенный Волной, вы хотите услышать от меня? Вы знаете, что почти в эпицентре Волны стоит школа? Та самая «двенашка»? В период наименьшей активности Волны ее воздействие, видимо, как-то стимулировало интеллектуальный уровень школы, но сейчас, когда ваши опричники там все перекопали… Какого черта они перекопали, не дождавшись полной эвакуации? Какого черта они вообще начали копать? А-а, ну конечно, это же они вас спасали, эликсирчик-то… Ха! С Хозяином никто не говорил так уже лет тридцать. Но его собеседник как будто знал, что сейчас тот самый момент, когда можно говорить именно так, и Хозяин ничего не сделает ему, а будет только оправдываться. И точно. Хозяин сказал, глядя в потолок: — Это без меня всё. Была жесткая установка ничего не трогать, не вторгаться, экосистему не… — А проект Шергина? Будто я не знаю, из-за чего сижу. Два года, как его утвердили, а я пытался отговорить вас, избранники вы наши, не лезть в самое пекло. (Хозяин дернулся, будто его долбануло током.) А до того, в четырнадцатом, когда — ага, ничего не трогали, не вторгались, только поставили там свою железяку, да и все? Это была гениальная идея — ретранслятор, перенаправляющий частоту Волны на антенны ваших спутников и оттуда на телевидение и интернет. На основе стибренных у меня разработок, понятное дело, но все равно гениальная. Отравленное ТВ — такого не было даже у… Какой там двадцать пятый кадр! Жаль, что вредный народ и под Волной вывернул не в ту степь. Пришлось вам лезть туда по старинке, грубо прикрывая все это дело проектом Шергина, и в сто первый раз наступать на те же грабли. Когда же вы дотумкаете, командиры вы наши, что можете командовать чем угодно, кроме Волны?.. А теперь, извините, — худощавый захлопнул ноут и встал, — мне пора. Расхлебывать вашу кашу. Хозяин снова дернулся. — Вы пойдете тогда, когда… — начал было он, но худощавый перебил: — Единственный, кто с Волной на «ты», — это я. Сейчас вы это и правда понимаете. А отомстите мне когда-нибудь потом, когда я сделаю свое дело. Вы знаете, что стало с вашими опричниками, которые полезли в Волну? Хрен бы с ними, а с детьми? С детьми из «двенашки», которые под Волной? Петр Безносов уверен, что получил от бандита Кирюхи миллионное наследство и квартиру, и даже устроил вечеринку в этой несуществующей квартире, и все ее участники тоже были уверены, что… А с семьей Шергиных? Павел с малолетней дочкой думают, что находятся за тысячи километров от Москвы, хоть и не покидали Калачёвки. Аня Шергина верит, что ее на самом деле двое. Сбрила брови, выкрасилась аэрозолем для граффити и думает, что она демон загробного мира. Мать ее… да что там! При таком психозе внушение просто теряет границы, понимаете? Кому угодно можно внушить что угодно. И сейчас надежда только на ваше разумное содействие… и на защитный экран. Которого пока еще нет. Ну, приказывайте там, что и кому надо, а я пошел. Эликсир… т-твою мать! — слышался его голос из коридора. — Ха!.. Хозяин некоторое время смотрел прямо перед собой. Потом дернулся, когда вбежали галстучные, выслушал их и кивнул: — Да. Неограниченные полномочия. Неограниченное содействие во всем… а мне еще раз отчет. Да, полный. Нет, еще полнее. И священника. * * * — Итак, я резюмирую! — возгласил Лубоцкий. — Давно? — отозвалась Полина. — Не забудь описать, как ты это делаешь, — попросил Дядя Федор. — Руками или… — А давайте потом поумничаем, а? — Густой голос Дейнен стал еще красивее, потому что она сердилась. — Дайте хоть сказать человеку! — Если это самое «потом» у нас будет. Лубоцкий картинно смотрел в пол. Все молчали, и он продолжил: — Я резюмирую, да. Нас похватали, как котят, и заперли в этом каземате, — Андрей оглядел уютную комнату, в которой они сидели, — в этом каземате… почему? — Сказал как отрезал, — хмыкнул Дядя Федор. — Действительно, почему? Загадка века. — Наверно, потому, что мы что-то знаем? — робко спросила Наташа. Все заржали. — Уж ты-то у нас то-очно хранительница тайн, — протянула Полина сквозь смех. — Это тебя взяли как суперагента, а нас всех за компанию… — Народ, — неожиданно пробасил Федя. Все приумолкли. — Ну к чему эти бла-бла? Всем понятно, зачем нас заперли здесь — и им, и нам. Лично мне не до смеха. Походу, мы еще никогда не были в такой жо… — Я боюсь, — пожаловалась Соня и потрогала его за рубашку. Федя поморщился. — Да-а, — подал голос Петя. — Ведь всех взяли, кто был у меня тогда… — Ага, всех, — хмыкнул Лубоцкий. — Кроме Шерги. — Точно! — Все стали вертеться и оглядываться. — Нет Шерги… Ну вот, а вы сомневались… Да с таким папашей… Народ, ну вы чё, ну нет ее, ну и что… Продолжай, Безнос, ей остро необходим адвокат… Хоть бы взяли ее для конспирации… Ага, папахен так и согласился, щас… Стукачка, я всегда говорила… Так они же слиняли куда-то в глубинку, и она, и папулик…. На мониторе, за которым наблюдали двое в соседней комнате, народ точно так же вертелся, оглядывался и галдел. И вообще на этом мониторе было все так, как и в комнате. Кроме одного. Поодаль ото всех стояло всклокоченное черноголовое существо. Павел Шергин, сновавший рядом, как тигр в клетке, говорил ему: — Ань. Ты, главное, не волнуйся. Вот не волнуйся, и всё. Сейчас я сделаю пару звонков — и… — В одиночной камере, — ровным голосом говорила та, кого называли Аней. — Ночью. В одиночной камере… Люди, следившие за монитором, переглянулись. — Они реально не видят друг друга, — сказал один другому. — Ни те этих, ни эти тех. — Да-а, — протянул второй. — Плесень? — А хрен ее. Что там это… противоядие или как его? Когда уже? — Пока не знаю. Сказано держать здесь, пока не будет инструкций. — Ну, ждем тогда. — Ага. И двое у монитора откинулись на спинки своих кресел, наблюдая за людьми на экране, которые находились в одной комнате и смотрели сквозь друг друга, как сквозь воздух. Глава 17 Не пей вина, Гертруда! Ильгар Сафат[33] Молодежный театр «Беспечная улица» готовился к премьере. На суд зрителей выносилась пьеса известного драматурга Уильяма Шекспира «Гамлет». С чего же еще начинать юным артистам? Режиссером спектакля сам себя назначил Давид Чхония, розовощекий мигрант из Грузии, проживающий в Москве около года, но уже явивший свой недюжинный талант как в новорожденном театре, так и на Москворецком рынке, где торговал сухофруктами. Кстати, о сухофруктах. Грузчиком на том же Москворецком рынке работал сибиряк Иван Курагин, для своих — Курага. Поначалу между Курагой и Давидом вспыхнула национальная рознь, впоследствии переросшая в настоящую дружбу на почве общей любви к театру. Записываться в труппу «Беспечной улицы» они пошли вместе. Вскоре Чхония выбился в режиссеры, но о своем друге не забыл, сразу же назначив Курагина на роль Гамлета. Сам Чхония в спектакле должен был появиться в образе Призрака, весь обмотанный паутиной и почему-то на велосипеде. Это была его режиссерская находка и одна из самых ярких сцен постановки. Ане Шергиной отвели роль Офелии. Чхония долго шлифовал ее пластику дурочки, учил правильно разбрасывать цветы и топиться в голубом полиэтилене. Нет никаких сомнений, что сцена безумия Офелии могла бы затмить даже момент появления Призрака. В этом месте зрители должны были долго и безутешно оплакивать загубленную невинность дочери Полония. Репетировали несколько месяцев, выверяя мизансцены и добиваясь их максимальной выразительности. Постановка грозила стать событием в театральной жизни столицы. Так, по крайней мере, уверял артистов, временами терявших веру в своего лидера, Давид Чхония. И вот неотвратимо обрушился день премьеры. Зал театральной студии был полон — настоящий аншлаг. Публика собралась самая разношерстная. Передние ряды заняли хмурые кавказцы, покинувшие ряды торговые, чтобы поддержать режиссерский дебют друга. В середине теснились важные персоны, специально приглашенные администрацией театра. На остальных местах расположились истые столичные театралы и родственники артистов. Свободных кресел не было, зрители сидели даже в проходах, на приставных стульях. В зале отсутствовали только одноклассники и родня Офелии. Давид Чхония то и дело поглядывал на часы, хотя уже и не надеялся, что артистка, пусть и с преступным опозданием, но все-таки явится к началу спектакля. — Ух, жэнь-щинна! — кипел Давид, гримируясь в мертвенного Призрака и одновременно с этим отдавая последние указания труппе. — На тваем мэстэ, Гамлэт, я би сам ее утапил, слуший! И нэ на сцэнэ, а в Яузэ, мамой клянусь! Всэх нас падвэла под манастыр! — Была такая возможность, — флегматично отозвался Иван, натягивая парик с вьющимися кудрями. — Смотри! Курагин достал из кармана широких елизаветинских штанов свой мобильный телефон и показал приятелю видео с моста, фрагмент которого так шокировал в свое время одноклассников Ани Шергиной. — Это ви што, рэпэтировали? — с надеждой в голосе спросил последователь Станиславского. — Работа актера над ролью, да? — Да нет, — честно признался Курагин, — Аня меня попросила подыграть! Ей для чего-то нужно было! Одноклассников, сказала, хочет развести! — А-а-а, ну-ну! — разочарованно поморщился Чхония. Видео его тем не менее впечатлило. Уж больно выразителен был Курагин в образе злодея. Как он накидывался на Офелию, хватал ее за волосы, жестоко заламывал девушке руки, пытаясь сбросить жертву с моста! — Стоять! — кричал Курага не своим голосом. — Отпусти! — беспомощно отбивалась Аня. — Что тебе надо? Полиция! — Заткнись! Тебя ведь как человека просили, поговори с отцом! Убеди! Неужели не пойдет навстречу любимой дочке? Не зверь же он?! Ты хоть понимаешь, что с тобой может быть, а?!