Это построение было испробовано и отвергнуто: оно потребовало интриги, то есть того, чтобы действия и отношения героев определялись их намерениями. Эти часы нуждались в постоянном подведении их, в перестановке стрелок: герои сами выбирали судьбы, сами брали свое счастье или отказывались от него. Получалось нечто привычное, но отвергнутое Толстым. В «Войне и мире» все изменилось. Не аристократ Пончини, а простой француз Рамбаль, рубака, наполеоновский офицер, случайно спасенный Пьером от выстрела сумасшедшего, выслушивает историю любви Пьера, выслушивает потому, что Пьер должен кому-то сказать о своей любви. Рассказ не имеет никакой цели и не имеет результата, он рожден безвыходностью положения. В плен попадает не Пончини, а Рамбаль. Наташа и Андрей встречаются. Наташа изменилась тем, что она в горящей Москве приняла за своих родителей решение отдать повозки под раненых. Ростовы разоряются вконец. Те лошади, которые были пригнаны из деревни, сами по себе были большим состоянием. Вспомните, как поправляет свои дела Ребекка в романе «Ярмарка Тщеславия» Теккерея, продав свой выезд бегущему трусу во время Ватерлоо. Но Наташа выражает отношение народа к войне. Она переламывает добродушие графа Ильи, который при помощи взятки уже отделался от приказа помочь эвакуации. Она заставляет его стать человеком. Война, как дело народа, — изменяет частные интересы, переключает их. Война умиротворила Андрея, перевела его чувства в другое качество. Андрей и Наташа встречаются другими людьми, и потому они примиряются. Внутренне после смерти князя Андрея Наташа сама как бы умирает. Пьер, встретившись с ней в освобожденной Москве в доме княжны Марьи, даже не узнает Наташу — так изменилась девушка. Потом и скоро Наташа виновато влюбляется в Пьера; до этой любви она пережила как бы смерть. Ее новая любовь — не измена. Строя свое произведение, Толстой знал, что женою Пьера станет Наташа. Но как это произойдет, почему это произойдет, почему эти люди как будто предназначены друг для друга, было неясно для Толстого, так, как впоследствии ему не было ясно, почему и за что умрет прекрасная, жизнелюбивая Анна Каренина, лучшая из героинь его романов. Это построение достигнуто было не скоро. Старый роман, в том числе и реалистический семейный роман, жил «случайностями любви, чести и верности»[3]. Он брал человека главным образом в его борьбе за свою любовь и свое благосостояние. Он выбирал героя благородного или создавал из неполной благородности героя, из буржуазности Вертера, основу конфликта. Материал, привлекаемый романистом в роман, привлекается сознательно, выбирается в силу близости, соседственности или занимательности для писателя. Герои — пираты и путешественники — избираются за то, что они переживают то, что редко переживает человек. Но они близки автору. Толстой тоже выбирал своих героев, но несходство толстовских романов со старым реалистическим романом состоит в том, что Толстой как бы разочаровывается в своих героях во время работы. Он опровергает свой выбор, противоречивый в самой своей сущности. И если остаются неомраченными Андрей Болконский, Наташа и Пьер, то это происходит потому, что Пьер уже был задуман как декабрист, как антагонист своему времени, и Андрей должен был быть непременно декабристом, как это ощущает влюбленный в него сын, никогда не знавший отца, но слышавший о нем от Пьера. Толстой — человек своего времени; люди, среди которых он вырос, ему близки больше, чем цари и генералы: «Но не Наполеон и не Александр, не Кутузов и не Талейран будут моими героями, я буду писать историю людей, более свободных, чем государственные люди, историю людей, живших в самых выгодных условиях жизни, людей, свободных от бедности, от невежества и независимых, людей, не имевших тех недостатков, которые нужны для того, чтобы оставить следы на страницах летописей, но глупый человек не видит этих следов, не выразившихся в мишурном величии, в книге, в важном звании, в памятнике, он видит их только в дипломатическом акте, в сражении, в написанном законе» (13, 72–73). Эта попытка найти независимых людей не удалась в романе. Салон фрейлины Шерер осужден и показан почти сатирически. Он наполнен несвободными, своекорыстными людьми. Между тем первоначально сама фрейлина была задумана, как женщина независимая, которая даже и не чувствовала себя фрейлиной. Но только чужой для этого салона Пьер стал героем. Только Болконский, презирающий салон Шерер, мог стать другом Пьера. Только Кутузов, осуждаемый этим салоном, оказался героем книги. Пьер — незаконный сын вельможи, воспитанный в якобинской Франции; он чужд дворянской России и по рождению и по воспитанию. Незаконность его нужна Толстому для того, чтобы выделить героя из того общества, которое автор как будто любит, вернее, хотел бы любить. У Пьера как бы нет матери. Толстой в конце давал разговор Пьера с одной из княжон. Он спрашивал кузину о том, кем была его мать, и получал уклончивые ответы. Толстой выбросил эти строки из корректуры. Незаконность Пьера дается как утверждение: она не случайна. Человек, положение которого неопределенно в обществе, часто становится героем в литературе. Младшие сыновья, лишенные наследства, пасынки, падчерицы, принцы, вытесненные узурпаторами, — живут в романах. Кандид — герой Вольтера, который назвал его именем философский роман, Оливер Твист, Том Джонс Найденыш и многие другие герои романов — незаконные дети, и роман узаконивает их тем, что превращает их имена в названия книг. Человеческая жизнь еще противоречит человечности. Произведение Толстого было задумано как суд над жизнью; оно прошло через стадию примирения с жизнью и было построено окончательно как суд, хотя приговор для современников не всегда был ясен. Перейдем к действию романа. Умирает старик — могучий красавец Кирилл Безухов. В другом доме танцуют англез. Толстой подчеркивает переход. В XVIII главе он пишет: «В то время как у Ростовых танцевали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безуховым сделался шестой уже удар». Идет большой показ того, что происходит в доме умирающего. Безухова соборуют. Одновременно идет борьба за наследство. Она обозначена в романе «мозаиковым портфелем», в котором лежит письмо старика к государю: портфель находится под подушкой больного, портфель характеризован, он выделен, укрупнен. Идет разговор о портфеле; въезжает карета с Пьером. Действие сосредоточено в одном месте. Портфель крадут во время соборования. Все время подчеркивается мозаиковый портфель. Слово портфель упомянуто три раза: идет реальная борьба. На следующей странице портфель упомянут четыре раза: это центр внимания, это знак борьбы за наследство. Борьба за наследство, в частности, борьба за документ о наследстве — традиционна в семейном романе. Мы это встречаем в романах Диккенса. Теккерей иронизировал над такими построениями, которые обычно были связаны со счастливыми концами. Переходы от одной сюжетной линии к другой по временной последовательности или по временному совпадению тоже обычны. Но Толстой строит произведение не романного типа; он переключает функции старых приемов. Точно определяется, каким образом Пьер оказывается зрителем (не понимающим того, что происходит перед ним) борьбы за наследство. Действует княгиня Анна Михайловна Друбецкая: она узнала, что в мозаиковом портфеле лежит письмо старика Безухова к государю императору; письмо содержит просьбу об усыновлении Пьера, и там же умирающий назначает Пьера законным наследником всего состояния. По отношению двора к старику Безухову письмо это должно быть удовлетворено. Борьбу ведут отрицательные герои с отрицательными. Боковой наследник, князь Василий, хочет похитить наследство у любимого сына своего друга. Антагонистом является весьма далекая родственница Друбецкая, которая заранее оговаривает перед непонимающим Пьером плату за свою услугу. Все это построено сложно, точно и как бы высокомерно. Сцена коротка, внятна и дана расчлененной: у нее есть видимый центр — портфель. Князь Василий как бы бездействует, передав борьбу своей помощнице: «— Я и не знаю, что в этой бумаге, — говорила княжна, обращаясь к князю Василию и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. — Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага… Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу. — Я знаю, милая, добрая княжна, — сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель, и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. — Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы за портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость». Анна Михайловна завладевает портфелем, так как Курагину становится ясным, что его антагонистка пойдет на открытый скандал. Она по своему происхождению родовитый человек, ее нельзя заставить молчать. В традиционном романе такие сцены возможны, но они обычно помещаются в конце романа, как развязка интриги. В романе Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никльби» нужное завещание отнимается при помощи засады, и помощник благородного героя бьет помощника злодея по голове мехами для раздувания камина. Все дается гротескно и воспринимается как условное. Толстой делает борьбу реальной, а интрига — борьба за наследство — обрывается. В историческом романе интрига делает героя богатым и знатным, она развязка его судьбы. Богатство Пьера не делает его счастливым, он сам становится добычей. Необходимость продолжать борьбу за эту добычу объясняется не коварством князя Василия, а его общественным положением. Этим он как бы оправдывается, но мир, в котором живет князь Василий, обвиняется. Хитрость и насилие становятся законом этого мира. «Князь Василий не обдумывал своих планов… Он не говорил себе, например: «Вот этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне сорок тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было». Интрига как бы восстанавливается в третьей части. По воле князя Василия Пьера приглашают жить в доме Курагиных, он вынужден встречаться с Элен. Курагины создают видимость, что Пьер ею увлечен. Его оставляют с Элен вдвоем, но ничего похожего на признание в любви не происходит. Наконец Пьер однажды спросил Элен — довольна ли она нынешним вечером. Начинается совершенно незначительный разговор. В соседней комнате совещаются родители. Оказывается, что ничего не произошло. Князь Василий скорыми шагами входит в комнату, в которой находятся Пьер и Элен, и радостно заявляет: «Жена мне все сказала!» Пьер растерян. Он говорит: «— Элен!» Она отвечает: «— Ах, снимите эти… как эти… — она указывала на очки». Пьер растерянно снимает очки, нагибается и хочет поцеловать руку Элен, но она «…быстрым и грубым движением головы перехватила его губы и свела их с своими». Теперь поцелуй вырван, как портфель. Все сделано четко, грубо. Князь Василий — победитель. Растерянный Пьер произносит для него ничего не значащие слова, что он любит Элен. В привычной форме показано нечто новое — реальное, грубое и разоблачительное. Пьер виноват в том, что он подчиняется обычному. В одном из предисловий Толстой назвал героев-аристократов милыми и близкими ему, автору; но таких аристократов в самом произведении нет. Салон Шерер — это мануфактура для производства лжи. Шерер — участница многих сделок; она пытается свести Анатоля Курагина с княжной Марьей Болконской; она и ее салон то за Кутузова, то против Кутузова. «Милые» люди оказались авторами ложного толкования истории; роль аристократии в произведении разоблачена. Толстой начал роман с мыслью о декабристах. Декабристы были дворяне, но это были люди избранные из дворян. Толстой считал, что над мусором жизни прошел магнит, который вытянул все железо, но временами Толстой видел не мусор, а формы жизни, в которых принимали участие его родные, весь его род. Он дорожил этим хрусталем или русским стеклом, его звоном. Он хотел воспеть эту жизнь, но когда он начинал ее исследовать в описаниях, в столкновениях, она рассыпалась в его руках. В какой-то мере он знал это. Он говорил о том, что надо выдувать другую форму, другой пузырь; он относился к жизни, к укладу этой жизни, проверяемому войной, двойственно, и это создавало основной конфликт романа. Девятнадцатого марта 1865 года Толстой записывает в дневнике: «Я зачитался историей Наполеона и Александра» (48, 60). Дальше на полторы страницы идет сжатая характеристика двух героев, их психологическое противопоставление. Наполеон дан, как ложь и тщеславие. Александр вначале прославлен: «Александр, умный, милый, чувствительный, ищущий с высоты величия объема, ищущий высоты человеческой. Отрекающийся от престола и дающий одобрение, не мешающий убийству Павла (не может быть)». Двадцатого марта запись: «Крупные мысли! План истории Наполеона и Александра не ослабел» (48, 61). Это осуществлено в расширенном и в корне измененном виде. Характеристика Наполеона осталась. Александр введен несколькими сценами, но почти нигде не психологизирован. Он дан в связи с молодым императором Францем-Иосифом, в столкновении с Кутузовым, в разговоре с Балашовым, в восторженном преклонении Николая Ростова, но нигде не показан ищущим истины в отношениях. Как антагонист Наполеона, Александр в произведении был заменен Кутузовым, причем противопоставление добра и зла заменено противопоставлением мнимой деятельности и театральности (Наполеон) и кажущегося бездействия, за которым скрывается мудрое решение, выжидающее, как определится не от Кутузова зависящая обстановка дела. План романа необыкновенно возрос, и в то же время в тот же день — 20 марта — записано: «Языков сказал, что объясняю речи — длинно — правда. Короче, короче» (48, 61). Двадцать третьего марта записано: «Больше пропускать» (48, 62). Как же происходит в искусстве, что план расширяется и в то же время принимается решение делать больше пропусков? Длинные речи сокращаются, главы сжимаются. Средняя величина главы в «Войне и мире» — пять страниц, иногда две страницы, очень редко девять страниц. Главы замкнуты, имеют определенное место действия, имеют центр действия. Картины боя даются в противоречии: высказывания о бое Наполеона, его офицеров, русских солдат. Таким путем события анализируются. Движение дыма в картине боя, застилающего сражение и движение войск, — также создает противоречие; противоречие между клубом взрыва и не сразу приходящим, как бы подтверждающим разрыв, звуком разрыва. Это дает читателю ощутимую объемность пространства, глубину его; размеры клубов разрывов — как на старинных картинах Гойи — подчеркивают огромность поля сражения. Наполеон описывается не как мыслящее существо, а как актер, играющий определенную роль. Все время показывается, что происходит в действительности и как, не соответствуя этой действительности, не совпадая с ней, действует человек, который думает, который считает, что он управляет боем. Действия его описаны коротко, выбраны поступки мелочные — такие, как утренний туалет, насморк, повторение ненужных (как будто бы) приказаний. Наполеон показан так, как можно показать танцующего на экране телевизора или говорящего, выключив звук. Смысловая деталь и пропуск помогают переосмыслить общее.