— Расскажи, все равно делать нечего! — Ой, краснеет! Девочки, вы посмотрите — краснеет! И снова смех. — Давайте я расскажу, раз Любка молчит. В общем, девчата, взбрело в голову нашей Любочке искупаться ночью. Между прочим, нагишом! — Не может быть! — Ну, Любовь Витальевна, ты даешь! — Не перебивайте, слушайте дальше. И кого, вы думаете, она встретила на берегу? — Корову! — Водяного! — Председателя сельсовета! — Хи-хи-хи! И говорит Любка председателю сельсовета страшным голосом… — Нет, лучше председатель говорит Любке страшным голосом: исполни три желания, золотая рыбка! — Ладно, пусть дальше сама излагает. — А что излагать-то? Подумаешь, рыбака немножко подурачила! Ой, у него такое лицо смешное было — вы бы видели! Только Володьке не говорите, хорошо? — Вот прямо сейчас пойдем и выложим все твоему Володьке! — Точно! Он, наверное, сразу рыбачить ночью побежит. — Чтобы и ему русалка попалась! — Или председатель сельсовета! Ха-ха! Николай сидел с каменным лицом. Затем встал, зашел в магазин, остановился около дверей. Оглядел всю стайку. Им было лет по семнадцать-восемнадцать, не больше. Все тоненькие, как спички, в перепачканных штанах и футболках, белокожие. Одним словом — городские, хоть и косынки на головах повязаны. Она стояла в середине — темноволосая, зеленоглазая, с пухлыми яркими губами. Очень юная — он даже удивился, как мог принять ее за женщину. Хотя… темно ведь было, да. Сейчас он видел, что не красавица, а просто очень симпатичная девчонка, единственная из всех с хорошей фигурой: высокой крепкой грудью, покатыми бедрами. Николай смотрел на нее, и она залилась краской, опустила глаза. — А вам… вам что надо? — с вызовом, за которым скрывалась робость, спросила одна из девчонок — маленькая, рыжая, с забавными хвостиками, рожками торчавшими из дырочек в косынке. — Русалка, значит? — спросил Николай каким-то чужим, скованным голосом. Та кивнула, не поднимая глаз. — Вот оно что. Русалка. Он покивал как заведенный, стоя на месте, и по тишине, воцарившейся вокруг, понял, что нужно уходить. Мимо него протиснулась старая Нонна Иванова, подмигнула, в шутку толкнула в плечо. — Что киваешь-то, словно телок, а? — Громкий голос ее разнесся по всему магазину, на них стали оборачиваться. — Вишь, каких ягодок к нам прислали сорняки полоть? Вот! Посмотрел — и иди своей дорогой, чай, у тебя жена имеется! В магазине засмеялись, стали переговариваться. Николай повернулся и вышел, пошел прочь от магазина. Вслед ему что-то крикнул женский голос, но он не обернулся. Вот оно что, значит. Русалка. Ощущение было такое, будто он лежал под солнцем весь день, а потом его заставили встать. Перед глазами то и дело вспыхивали черные пятна, и в конце концов Николай вынужден был сесть в траве возле забора, прислониться к нему спиной. Пятна пропали. Он восстанавливал в памяти все произошедшее и теперь не находил в нем ни одной детали, которую нельзя было бы объяснить. На все, на все находился до омерзения банальный и рациональный ответ, и неожиданная уступчивость Оксаны обернулась всего лишь тягой похотливой бабы, воспользовавшейся удобным случаем. Николай сидел в траве, невдалеке от него прохаживались куры, и совершенно черный блестящий петух с красным гребешком поглядывал на него настороженно и одновременно воинственно. Но кур Николай не видел. Он видел, как рушится любовно придуманная им для себя жизнь — новая, совсем другая, с чистого листа. «Не будет тебе Одессы. Не будет моря. И жены Оксаны тоже не будет. Ничего ты не начнешь, Коля Хохлов, — чудес-то не бывает! А ты хотел русалку сделать, чтоб она тебе желания исполняла? Во дурень-то, а! Посмотрите на дурачка, пока он в лес не убежал! Из дерева вырезал… старался… чтоб как живая, чтоб такая же красавица. Вон она, твоя красавица — в магазине за конфетами стоит!» Николай обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь. «Господи, а ведь я поверил — поверил от души и всю жизнь свою уже мысленно перекроил! Как же так…» Он достал из кармана русалку. Деревянная фигурка лежала в его ладони, и он поразился, как похоже удалось ему передать то, что он увидел в симпатичной городской девчонке, решившей побаловаться ночью. — Талант прорезался, — с циничной насмешкой протянул он и сплюнул в сторону петуха. Тот возмущенно закудахтал и отошел в сторону. — Так и буду до старости на петухов любоваться. Николай провел пальцем по фигурке и еле сдержался, чтобы не зашвырнуть ее за забор. Что-то остановило его. Он поднял заслезившиеся глаза к небу, увидел рядом с солнцем облако — большое, пышное, — и оно напомнило ему, как он сидел утром перед окном и представлял себя на корабле, плывущем к неизведанным берегам. Поднявшийся ветер погнал облако по небу, и десять минут спустя оно растаяло, оставив после себя белые разводы. Николай некоторое время сидел неподвижно, свыкаясь с мыслью, так легко пришедшей к нему, затем усмехнулся и встал. Мишку Левушина он нашел на колхозном подворье. — О, Колька! — удивился тот. — А чего не работаешь? Сейчас Михал Дмитрич увидит тебя, сам знаешь, что будет… Тракторист молчал, смотрел на него, прищурившись, и взгляд у него был такой, что Левушину стало не по себе. — Коль, ты чего? С Фаиной поругался, что ли? — Я тебе подарок хочу сделать, — сказал Николай бесстрастно, игнорируя вопрос о жене. — Сказать честно, выкинуть хотел или сжечь, да рука не поднялась. Держи. Он протянул Левушину деревянную скульптуру. Удивленный Мишка взял ее, повертел в руках, пригляделся и присвистнул. — Ба! Русалка! Ничего игрушка, забавная. Откуда она у тебя? — Сам сделал. — Шутишь? Николай помолчал, затем добавил, по-прежнему без выражения: — Она желания исполняет. — Чего? — не понял Левушин. — Желания исполняет. — Он вдруг начал смеяться странным смехом. — Понял, Мишка? Загадываешь ей желание, а она — раз! — и исполняет. Вот только бы — ха-ха-ха! — знать, что загадать! — Тьфу! Да ты пьяный! — Ей-богу, Мишка! Загадай, что хочешь, — она тебе и исполнит! Одно-то точно исполнит! А там уж как сложится. Он вытер слезы, выступившие от смеха, повернулся и пошел прочь. Время от времени плечи его сотрясались, как будто он начинал смеяться, но быстро успокаивался. Левушин проводил его взглядом, посмотрел на фигурку в своей руке и пожал плечами. — Ничего сделано… Ленке покажу — порадуется. Русалка смотрела на него темными глубокими глазами, и на секунду Левушина снова охватило то же неприятное чувство, которое он испытал, увидев Николая. — Вот же черт… как живая! Ну, Колька, ну талант! Только теперь, присмотревшись, он увидел, как необычно выточена фигурка — вся, от гривы распущенных волос до кончика рыбьего хвоста, изгибающегося вверх. Казалось, она вот-вот изогнется и спрыгнет с его руки, так что Мишка непроизвольно сжал пальцы и обхватил фигурку. И чуть не вздрогнул — она была теплая. — Совсем дурак! — раздраженно бросил он себе. — Ее Колька в руке держал — вот и теплая! Покачав головой, он сунул фигурку в карман, напомнив себе вечером показать ее жене. Да и мамаше ее можно — пусть позавидует. И вернулся к работе, постаравшись не думать о странном поведении приятеля. Вечером Левушину было не до Николая — теща, старая стерва, снова устроила скандал. «Пользуется, гадина, тем, что дом еще не достроили». Мишка доживал последнее лето у родителей жены, и мать Ленки давно стояла ему поперек горла. Ленка, как всегда, заняла сторону мамаши, потом к ним подтянулся тесть, и в конце концов разозленный Мишка выскочил во двор — голову проветрить, чтобы не наговорить чего-нибудь лишнего. Покурив, он собирался вернуться домой и тут нащупал в кармане деревянную фигурку. «Ничего Ленке показывать не буду, — решил он со злости. — Обойдется. Да и вообще надо бы вернуть Кольке эту…» Он поискал слово для обозначения того, что лежало у него в кармане, но не нашел. Размышления его прервал странный звук — не то вой, не то плач. Звук приближался, и Мишка слышал, как распахиваются двери и раздаются голоса в соседних домах. Он вскочил, быстрыми шагами пошел к калитке и увидел на крыльце жену — Ленка стояла, прижав руки ко рту, и глаза у нее были отчаянные. — Что стряслось? — спросил Левушин, гоня от себя страшную догадку. — Батюшки! Колька! Колька Хохлов!.. Ой, Фаина-то как убивается! — Что Колька Хохлов?! — рявкнул Мишка. — Говори, дура! — Нашли его… — Ленка всхлипнула. — Нашли его в Марьином омуте. Утонул наш Колька!