Когда они наконец смогли её объехать, Пахомов уже прошёл далеко вперед, и Мартышке пришлось поднажать, но, нарушая правила дорожного движения, он догнал Пахома, когда тот уже прошёл мимо бани. — Тут? — спрашивал Мартынов. — Давай тут его тормознём. — Людей много, — отвечал Роэ, — поехали дальше. Так они и проводили его до самого Московского проспекта, а там, когда Пахомов остановился на переходе, ожидая зелёный сигнал светофора, Виталий Леонидович выскочил из машины, кинув на ходу: — Припаркуйся и догоняй. Выскочил и быстро пошёл вслед за школьником, который уже переходил проспект. А тот идёт такой, долговязый, разбитной, сам модный, рюкзачок на плече рваный, кроссовки крутые. Этакий король района, царь местных асфальтов. У суши-кафе «Кидо» Пахомов свернул под арку, и там его почти нагнал Виталий Леонидович. Местечко было отличное, прямо во дворе, за мусоркой, узкая асфальтированная дорожка, скамейки, кусты в человеческий рост, урны с пивными бутылками, и главное, никого вокруг, а дорожка скрыта от посторонних глаз ещё не облетевшей до конца листвой деревьев. Всё как надо. Впереди Пахомова уже вышел на дорожку капитан Лёлик, закрывая тому путь, если гопник решит бежать от Роэ. Капитан молодец, капитан своё дело знает. Сзади уже спешит, топает дорогими начищенными туфлями на кожаной подошве Гена Мартынов. Отлично, можно начинать. — Пахом, — окликает гопника Виталий Леонидович. И с удовлетворением и успокоением отмечает, что школьник сразу оборачивается. Да, Лёлик был прав, это он и есть. Парень смотрит на Виталия Леонидовича, а тот принимает суровый вид, нужно сразу дать гопнику понять, что он влип. И с этим суровым видом Роэ идёт к Пахому. — Ну, что надо? — гопник не боится и ведёт себя дерзко. — Вопросики у меня к тебе есть, — поясняет Виталий Леонидович. — А ты мент или завуч новый? — борзеет гопник. — Если мент, так повесточку присылай, а если новый завуч, так ты меня в кабинет должен вызвать с матушкой. Тут к нему подлетает Мартышка и одновременно хлопает его с силой по плечу и хватает за куртку. Дёргает на себя так, что Пахомов едва не роняет рюкзак. — Ты чё, баклан подъездный, края потерял? А? Будешь быковать, я тебе прям здесь и прям сейчас твой ливер на кол намотаю. Понял?! Спросили тебя, бычара, ответил по-резкому. Казалось бы, пацан должен был напугаться, а этот долговязый только ухмыляется и глядит нагло. Роэ не хочет устраивать тут, на улице, балаган, он достаёт монету, подносит её к носу гопника. — Откуда это? — он неправильно сформулировал вопрос. А тот, лишь бросив на монету быстрый взгляд, снова смотрит на Виталия Леонидовича и ухмыляясь отвечает: — Э, дядя, откуда мне знать, откуда у тебя это? Мартышка бьёт пацана по затылку: — Ты чё, урод? Беду ищешь? — Сам ты урод, не трожь меня! — огрызается Пахом. Смотрит на Мартынова зло. И отвечает зло, он совсем не понимает всей опасности. А Роэман понимает, что сейчас этого гопника придётся паковать, вывозить куда-то, а это всё долго, и поэтому он делает знак Мартышке, мол, погоди, и решает ещё раз спросить: — Валяй сказал, что эту монету продал ему ты. Откуда она у тебя? — Валяй сказал, а, ну понятно, — Пахомов ухмыляется, — да у него мозги прокурены, он под планом всё время, он что-то перепутал, я ему ничего такого не продавал. Он просто издевался над ним, нет, тупой подросток совсем не понимал, с кем имеет дело, это начало выводить Роэ из себя, ему становилось ясно, что гопника придётся вывозить в тихое место для серьёзной беседы. А вот Мартынов был намного проще Виталия Леонидовича, этот дурак размахнулся левой рукой и отвесил пацану звонкую оплеуху. А пацан взбесился и, скинув рюкзак с плеча, недолго думая ответил Мартынову кулаком в морду. Да так хорошо ударил, что опытный и отлично приспособленный к поединкам Мартынов едва не пропустил удар. Конечно, он взбесился, а Виталий Леонидович не успел его остановить. И Мартышка кулаком справа снизу пробил гопнику в корпус. Пробил со всей дури, пацан содрогнулся всем телом и, выпучив глаза удивлённо, схватился за бок. А Мартышка, полудурок, уже замахивался, чтобы ударить его ещё раз, Роэ едва успел перехватить удар: — Хорош! Не тронь… Он успел отвести кулак Мартынова, прежде чем тот нанёс второй удар. Но было уже поздно, пацан с закатывающимися глазами падал на влажный осенний асфальт. Рядом с лавочкой, на жёлтые листья. Он стал кашлять, с красными брызгами, стал вытирать рот, пачкая руку в кровь. — Полудурок, — резко сказал Роэ Мартынову и пошёл по дорожке к проспекту, потом остановился и крикнул капитану Лёлику, который ждал в конце дорожки: — Ищи его девку, барыга говорил, что он приходил с девкой. Глава 44 Светлана прибежала в школу, она захватила с собой деньги, взяла шесть тысяч, накрасилась по мере сил, нашла кое-что ещё пригодное в остатках старой маминой косметики. Не то чтобы для Пахомова, вот ещё, просто раз они собрались куда-то, то, конечно, ей нужно быть накрашенной. У них половина девочек в классе уже красились. Она долго после похода в парк укладывала листья фикуса в коробочку, теперь коробка была полной, заодно просила Лю осмотреть себя, всё боялась, что клещ куда-нибудь заползёт. Слушала Любопытного, его мысли насчёт того, зачем синий мальчик её куда-то приглашал, но всё это время, даже там, во сне, она думала о том, что утром они с Пахомовым пойдут в огромный и модный торговый центр покупать ей кроссовки. И вот она входит в класс: — Всем привет, — она оглядывает присутствующих. — Привет, Фомина. — Мурат Сабаев оценивает её. — О! — Привет, привет, — девочки тоже. Лиза Марфина смотрит на неё, от внимательных женских глаз ничего не скрыть. — Фомина, ты, что ли, осветлилась? — Я? — Светлана удивлена. — Нет. — Осветлилась, — сразу высказывает своё мнение Люба Бельских. — В солярий ходит, краситься стала. — Пацана себе завела, — констатирует Ксюха Катаева. — О, Фомина завела себе куна, — говорит Мурат с каким-то сожалением. Мол, ДАЖЕ Фомина, и та завела себе кого-то. — Да никого я себе не заводила. — Света краснеет, судя по всему, от удовольствия, садится за свою парту. — Да-да, не завела, — соглашается Ксюха и тут же добавляет, — только вот в солярий зачем-то ходишь и красишься зачем-то. Света удивлена, но, с другой стороны, ей даже нравится, что одноклассники о ней так думают. Пусть думают, что и у неё может быть парень. Только вот Пахомова нет, впрочем, он всегда опаздывает. Хорошо бы он пришёл до начала урока. А пока она будет получать удовольствие от внимания одноклассников, это ведь и в самом деле приятно. Но вот уже и звонок прозвенел, уже началась литература, а Пахомова, придурка, всё нет. Вот и договаривайся с ним. Светлана достаёт под партой телефон. Номер Пахомова. Нажать на вызов? Ещё чего, она не будет ему звонить, Светлана уверена, что, когда кончится урок, он объявится, будет вонять сигаретами и делать вид, что ничего не произошло. А опаздывать — это невежливо. Но что парень вообще знает о вежливости? Урок литературы закончился, но Пахом не появился. Очень, очень Света не хотела ему звонить, но телефон сам лез к ней в руку. И она решилась, нажала на вызов. Уже думала, что будет говорить, готова была сказать ему про вежливость, но на её мысленные упрёки телефон отвечал длинными гудками и переключением на автоответчик. Это вообще было наглостью, впрочем, чего ещё ждать от этого придурка? Света уже была зла и минут через десять, когда закончилась перемена, набрала его ещё раз, но и на этот раз он не взял трубку. «Пипец, ненавижу таких людей!», — подумала девочка и пошла на урок. Девочка просидела до конца пятого урока и лишь после этого пошла домой, за кроссовками не пошла, это было странно, но ей не хотелось идти за покупками одной. Она подумала, что может позвать с собой Мурата, он стал всё чаще разговаривать с ней, вот и сегодня говорил, в основном об уроках. Сам первый заговаривал. Тем не менее, ей почему-то не захотелось его звать, может потому, что она настроилась идти с Пахомовым. Папа в этот день ходил на резку, на охрану он пойдёт завтра, значит, завтра Света в школу не идёт, остаётся при маме. Если Пахомов и объявится, то даже завтра она себе новые кроссовки не купит. А на улице стал капать дождь, девочка перешла на бег, она бежала домой в своих старых и рваных кроссовках. «Пахом придурок». Папа уже ушёл на работу, а Иванова пришла на дежурство. Света отварила рис, она расщедрилась и купила сегодня в магазине банку кукурузы и окорочка. Банка кукурузы пошла в рис, отлично, красивое блюдо получилось, а три окорочка пожарила с чесноком. Вкуснятина. Близнецы обычно приходили из садика сытые, но тут в квартире стоял такой запах, что прибежали на кухню. Света выдала им один на двоих окорочок, рис с кукурузой они есть не стали. Ну и ладно, она себе положила хорошую порцию риса и большую курную ногу. Отрезала хлеб и уже собралась есть. Она очень хотела есть, но тут в домофон позвонили. «М-м…, — Она недовольно сжала губы. — Конечно, это ошиблись квартирой, для отца Серафима уже поздно, врач сегодня приходить не обещал». Девочка поглядела на уплетающих курицу братьев, вздохнула, отложила кусочек хлеба, встала и пошла к двери отвечать. Она нажала кнопку и поняла, что это не курьер, ошибшийся номером квартиры. Она услышала почти сразу совсем не то, на что рассчитывала: — Светлана, это Анна Владимировна, мама Владика. — Владика? — переспросила Света. «Какого ещё Владика? А! Пахома, что ли?». — Да, я поняла. А что вам нужно? — Мне нужно тебе кое-что передать, Владик просил, — в голосе женщины послышались слёзы. — Поверить и передать. «Она там плачет, что ли?». — Да, конечно, — Света нажала на кнопку, отрывающую дверь в парадную. Девочка была удивлена, мать Пахома, кажется, плачущая, хочет поговорить и что-то передать? Что всё это значит? Она так и стояла у двери в растерянности, пока Анна Владимировна не позвонила в дверь. Конечно, высокая, а то с чего бы Пахому быть такой дылдой, крашеная, приятная женщина в дорогой одежде и с заплаканными глазами, она заговорила, как только переступила порог: — Владик попал в больницу, его очень сильно избили. Она ещё не договорила этой фразы, а голове девочки уже всё сложилось само собой: «Это Валяй. Он же наркоторговец, а у них там какая-нибудь мафия или, может, организованная преступность». Света оцепенела. Ведь всё это получилось из-за неё. Она просто смотрела широко раскрытыми глазами на эту приятную женщину и почти не дышала, а та продолжала: — Ему сломали четыре ребра, одно из рёбер проткнуло лёгкое, ему делали операцию, он только недавно пришёл в себя. Я от него приехала, — она вытаскивает мятый и влажный платок, прижимает его ко рту, потом снова говорит, — он говорит, что втянул вас в неприятности. Какие это неприятности? Можете мне сказать? Мне нужно это знать, понимаете? — Я… Я… Не знаю… Я…, — Мямлит девочка, она думает, что ответить этой женщине. Но понимает, что правду говорить не нужно, раз Пахом сам ничего ей не рассказал. — Я честно не знаю, что случилось… Мы не очень дружим с Па… с Владиком. — Да? — Женщина ей не верит, Светлана это чувствует сразу. Анна Владимировна лезет в сумочку и достаёт оттуда клочок бумаги и ключи. — Это он просил передать вам.