— У-у. Сейчас прикину. В пиццерии «Милан». Она открыта круглосуточно. — Через пятнадцать минут я там. Платишь ты. — Излишне напоминать. Выключив смартфон, Сергей расслабил вытянутые ноги, закрыл глаза. Чай пить он не будет — попьет в пиццерии. Если нагрянут вазеловские, объяснит свое отсутствие желанием закусить посреди ночи свежеиспеченной пиццей, с грибами и анчоусами, в приятной обстановке кафе. — Сашка! — позвал громко, не открывая глаз. — Чего? — Судя по голосу, Филиппов уже что-то жрал. — Я сейчас уйду. Ты сиди здесь, можешь завалиться дрыхнуть. Придут бандюки, скажешь: я побежал за пиццей и коньяком. — Заказать же пиццу можно! — И коньяк заказать? — Ты правда коньяк принесешь? Сергей ухмыльнулся, открыл глаза, нехотя, но резко встал. — Алкаш. Пей чай и спать. Завтра трудный день. — Куда труднее! — возмутился Сашка, обжираясь чем-то. Подходя к наружной двери, Сергей хмыкнул: — Интересная работа у тебя, денежная, а ты ноешь, как сука. Сашка возмущенно выглянул из кухни: — Тебе бы пора отвыкнуть от ментовского жаргона! — Поучи меня, — проворчал Сергей, выходя из квартиры. Спускаясь по ступеням лестницы в темном подъезде, возмущался про себя — терпит в помощниках идиота! До пиццерии «Милан» было десять минут быстрого хода через темные дворы. Подняв воротник и нахлобучив кепку, Сергей заспешил по тротуару, стараясь не залезть в лужи и собачье дерьмо. Миновав две длинные десятиэтажки, он оказался у заброшенного разграбленного общежития. Дальше был узкий проход на другую, тоже совершенно темную улицу, вдоль которой тянулись деревянные заборы старых частных домишек, а уже за ней начинался освещенный проспект, и пиццерия «Милан» заливала округу мягким голубым свечением. — Стой, козел! — Хриплый окрик, как выстрел в спину, из темноты. Сергей вздрогнул — по телу пробежал озноб испуга, но быстро ушел в землю. Он обернулся. От черной громады общежития на него двигались силуэты двух мужчин. Или бомжи, или дворовая шелупонь. И снова Сергей испытал сожаление, как тогда, в начале истории, когда его подловили в подворотне подонки Вазелина — хоть он и служил одно время в органах, драться, как киношный полицейский, не научился. Конечно, вдвоем они его уделают, и смартфон отберут, и деньги отберут, а денег полный кошелек! Сергей набрал побольше воздуха в легкие и сиганул прочь. — А-га-га! — обрадовались хулиганы. — Стой. Удавим! Сергей несся так, что ветер свистел в ушах. Топот ног преследователей неотступно раздавался за спиной. Вот он уже выскочил на улицу, где из-за темных заборов залаяли злые дворовые кобели, вон уже виден горящий ярким светом проспект. Еще сто метров, пятьдесят, десять. Он выпрыгнул прямо на проезжую часть и пробежал еще с десяток метров. Никто не вырвался из темного проулка. Отстали. Сергей перевел дух — вот приключение! Ночью свободно по городу не пройдешь. Успокоившись, Сергей посмотрел на притягательные бегущие огоньки пиццерии. И тут же боль обожгла его — тупой тяжелый удар рубанул в спину. Сергей выгнулся от боли, схватился за поясницу — подонки из темноты метнули в него обломок кирпича. Входя в почти пустой зал пиццерии, Сергей продолжал держаться одной рукой за спину — было все еще очень больно. Апостолов порадовался его скорченному лицу. — Ага, Серега, тебе тоже перепадает на орехи! — Шпана ночная, твари, — выругался Сергей, присаживаясь за столик. — Заказал пиццу? — И пиццу, и по двести граммов водочки. — Выкладывай информацию, мне некогда. — Пойдешь второй бок подставлять? Официантка принесла две тарелки с пиццей и два граненых стакана с водкой. — Ничего лишнего, — одобрил натюрморт Апостолов. — Выпьем, Баринов, чтобы жизнь стала лучше. — Давай, за здоровье. Опрокинув в рот полстакана водки, Сергей долго нюхал кусок пиццы — хорошо. Сразу боль притупилась, а в желудке стало горячо-горячо. — Итак? — Итак, смотри сюда. — Апостолов полез во внутренний карман. — Те, кто тебя интересует. Апостолов разложил на столе перед Сергеем три фотографии. Симпатичные девчоночьи мордашки. — Запоминай. Одолжить не могу. Это Люда Гордеева, двенадцать лет. Таня Убонко — одиннадцать лет, а темненькая — Стоклова Полина, ей уже четырнадцать. Есть подозрение, что они были похищены для участия в порносъемках. Одну из них видели на площадке — в беседе с найденной девчушкой та указала на фото Стокловой — они вместе снимались. — Ты понял, за кем надо следить? За Хавьером — цыган крутой. — Знаю. Но дело ведет другой отдел. — Передай им наводку. — Давай. — Что? — не понял Сергей. — Ты сказал, денег им передашь на водку. — Ха-ха-ха. — А если серьезно, не могу им ничего скидывать… Сергей возмутился: — Тут такое дело, а у вас свои личные дрязги! — Остынь. Не уверен я в тех парнях. А вдруг сдадут вас с племяшом вазеловским, что тогда? Вас сразу на ремни порежут! — Обо мне не переживай. — Я больше о нем переживаю. — A-а, я понял, в кого Сашка такой хам бесчувственный, — в дядю. Апостолов заулыбался, забрал фотографии, упрятал их обратно в карман. — Ну а ты, Баринов, можешь поделиться интересной информацией о своих подопечных? — Хочешь, чтобы я стучал? — Стучи. Куда тебе деваться — бандитов покрывать? Допили содержимое стаканов, посидели молча, глядя на тарелки с обкусанными кусками пиццы. — В лотерейном клубе «Домино» погром. — Кто наехал на игроков? — заинтересовался Апостолов. — Вазелин давит Крольчонка… Сегодня бригаду автоинспекторов расстреляли, слышал? Апостолов поскучнел, откинулся на спинку стула, махнул официантке: — Любезная, еще водки — два по сто. — Я думал, ты сразу озвереешь. Апостолов взял водку прямо с подноса, резко выпил, осторожно поставил стакан на стол, посмотрел на Сергея: — Там корешок мой погиб — Паша… Кто их? — Люди Крольчонка. Они же убили трех шлюх: Таисью, Киску и Мику.