— Он сам себя так назвал? — сердито спросил я. — Нет-нет! Для этого у него слишком много здравого смысла. Но в действительности он и есть король. Земли Кьяртана — своего рода барьер, так ведь? Поэтому правление Эльфрика не простирается дальше Дунхолма. — Раньше мы были королями Беббанбурга, — сказал я. — Да? — удивленно спросил Гутред. — Королями Нортумбрии? — Берниции, — ответил я. Гутред никогда не слышал этого названия. — Она занимала весь север Нортумбрии, — объяснил я, — а все земли вокруг Эофервика были королевством Дейра. — Потом они объединились? — заинтересовался Гутред. — Потом мы убили их последнего короля. Но это было много лет тому назад. Задолго до появления христианства. — Итак, ты заявляешь, что имеешь право быть королем этих земель? — спросил Гутред. К моему удивлению, в голосе его слышалось подозрение. Я пристально уставился на своего спутника, и он покраснел. — Признайся, Утред, ты все-таки хочешь быть тамошним королем? — настаивал он, пытаясь сделать вид, что ему безразличен мой ответ. Я засмеялся. — Господин король, если ты вернешь мне Беббанбург, я встану перед тобой на колени и поклянусь в вечной верности тебе и твоим потомкам! — Потомкам, говоришь? — весело отозвался он. — Ты видел Осбурх? — Видел. Осбурх была племянницей Эгберта, саксонкой и жила во дворце, когда мы взяли Эофервик. Ей исполнилось четырнадцать, она была пухленькой, темноволосой и довольно хорошенькой. — Как думаешь, если я на ней женюсь, — спросил меня Гутред, — Хильда согласится стать ее компаньонкой? — Спроси у нее сам, — ответил я, мотнув головой назад, в сторону следовавшей за нами Хильды. Накануне я предложил ей вернуться в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но Хильда заявила, что еще не готова встретиться с Альфредом. Я прекрасно понимал ее, а потому не настаивал. — Думаю, она сочтет за честь стать компаньонкой твоей жены, — сказал я Гутреду. * * * В первую ночь похода мы встали лагерем в Онхрипуме, где маленький монастырь дал приют Гутреду, Эадреду и множеству церковников. Теперь в нашей армии насчитывалось около шестисот человек, почти половина из них — конные, поэтому огни нашего лагеря осветили все поля вокруг монастыря. Как командир личной стражи короля, я разбил свой лагерь поближе к зданиям монастыря, а мои подчиненные (теперь их насчитывалось сорок человек, почти все в кольчугах, награбленных в Эофервике) расположились неподалеку от монастырских ворот. Первую часть ночи я стоял на часах вместе с Клапой и двумя саксами. Со мной был и Ситрик. Хотя я называл его своим слугой, но вовсю учил владеть мечом и щитом. Мне казалось, что через год-другой из мальчишки получится неплохой воин. — Ты хорошо присматриваешь за головами? — спросил я его. — Ох, и воняет же от них! — скривился Клапа. — Не больше, чем от тебя самого, Клапа, — осадил я верзилу. — Они в безопасности, мой господин, — заверил Ситрик. — Вообще-то у меня должно было быть восемь голов, — заметил я и шутливо обхватил пальцами шею парнишки. — У тебя костлявая шейка, Ситрик. — Но крепкая, мой господин, — ответил он. Как раз в этот миг дверь монастыря открылась, и из нее выскользнула Гизела в черном плаще. — Тебе следовало бы спать, моя госпожа, — пожурил ее я. — Я не могу уснуть. Хочу прогуляться. Гизела с вызовом уставилась на меня. Ее губы были чуть приоткрыты, и пламя костра поблескивало на ее крупных красивых зубах и отражалось в бездонных глазах. — Куда ты хочешь пойти? — спросил я. Она пожала плечами, все еще глядя на меня, и я подумал, что Хильда спит в монастыре. — Оставляю тебя за главного, Клапа, — сказал я, — и, если вдруг явится Ивар, убей ублюдка. — Да, мой господин. Я слышал, как стражники захихикали, когда мы с Гизелой пошли прочь. Пришлось хорошенько на них рявкнуть, чтобы они замолчали. Я повел Гизелу к деревьям, что росли к востоку от монастыря, потому что там было темно. Она взяла меня за руку. Гизела молчала, довольствуясь тем, что идет рядом со мной. — Ты не боишься ночи? — спросил я ее. — С тобой — нет. — Когда я был ребенком, — произнес я, — то превратился в скедугенгана. — А что такое скедугенган? Слово было саксонским, незнакомым для нее. — Движущаяся Тень, — пояснил я. — Создание, которое крадется во мраке ночи. Неподалеку заухала сова, и пальцы Гизелы невольно сжали мою руку. Мы остановились под деревьями, кроны которых ерошил ветер. Сквозь листья пробивался скудный свет лагерных костров, и я приподнял лицо Гизелы и посмотрел на нее сверху вниз. Она была высокой, но все же на голову ниже меня. Она позволила себя рассматривать, потом закрыла глаза, и я осторожно провел пальцем вниз по ее длинному носу. — Послушай… — начал было я, но потом замолчал. — Да, — отозвалась она, как будто знала, что я собирался сказать. Я заставил себя отвернуться от Гизелы. — Я не могу сделать Хильду несчастной. — Она сказала мне, что вернулась бы в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но хочет посмотреть, возьмешь ли ты Дунхолм, — ответила моя спутница. — Она говорит, что молится, чтобы тебе это удалось, и что Бог подаст ей знак, будет ли сопутствовать тебе удача. — Она так сказала? — Хильда полагает, что это будет одновременно и знаком, говорящим, что она может вернуться в монастырь. Так она сказала мне этой ночью. Похоже, Гизела говорила правду. Я погладил ее лицо. — Тогда мы должны подождать, пока Дунхолм не будет взят, — ответил я, хотя собирался сказать совсем другое. — Мой брат считает, что я должна стать коровой мира, — горько проговорила Гизела. Корова мира — это женщина, которую отдают замуж в семью соперника в попытке завязать с ним дружбу. И, без сомнения, Гутред хотел выдать сестру за сына Ивара или найти ей супруга в Шотландии. — Но я не буду коровой мира, — решительно заявила Гизела. — Я бросила палочки с рунами и узнала свою судьбу. — И что ты узнала? — У меня будут два сына и дочь. — Вот и хорошо. — Это будут твои сыновья, — с вызовом проговорила она, — и твоя дочь! Мгновение я молчал. Мне внезапно стало очень жарко. — Так сказали тебе палочки с рунами? — спустя несколько биений сердца ухитрился выговорить я.