– Я готов выслушать тебя. – Тогда мы поговорим, сын мой. Позже, когда рядом не будет лишних глаз и чужих ушей. Да осияет тебя Свет, сын мой. И, не сказав более ни слова, Асунава широким шагом удалился. Белый плащ слегка колыхался на его плечах, эхом отдавался стук его сапог – он словно впечатывал каждый шаг в каменные плиты. Некоторые из Детей Света низко кланялись проходившему мимо верховному инквизитору. Из узкого оконца высоко над главным двором Найол наблюдал за тем, как Эамон Валда спешился, поговорил с молодым Борнхальдом и ушел, явно пребывая не в духе. Этот Валда вечно не в духе – его все выводит из себя. Будь хоть малейшая возможность вернуть легион Чад из Тар Валона, оставив там их чересчур гневливого командира, Найол непременно бы за нее ухватился. Валда – неплохой боевой командир, но не более того. Все его представления и о тактике, и о стратегии сводятся лишь к атаке. Покачивая головой, Найол направился в палату для аудиенций – у него дел было не в пример больше, чем у Валды. Моргейз все еще сопротивлялась, словно ее осадили в неприступной крепости, в избытке снабженной всеми необходимыми припасами. Она отказывалась признать, что заперта на дне долины, а все господствующие высоты вокруг заняты противником. Как только Найол появился в передней, из-за стола поднялся Балвер: – Здесь был Омерна, милорд. Он оставил для вас это. – Писец коснулся рукой лежавшей на столе стопки перехваченных красной лентой бумаг. – И это. – Поджав тонкие губы, Балвер извлек из кармана крошечную костяную трубочку. Найол взял трубочку и тяжелой поступью направился во внутренние покои. Невесть почему этот Омерна глупел прямо на глазах – с каждым днем толку от него становилось все меньше. Хоть все его отчеты и являлись полнейшим вздором, ему вовсе не следовало оставлять их на столе у Балвера. И даже такой олух, как Омерна, должен знать, что костяные футляры с тремя красными полосками полагается вручать лично Найолу, и никому больше. Он поднес трубочку к огню и, прежде чем отколупнуть ногтем большого пальца восковую печать, убедился в том, что она не нарушена. Наверное, придется устроить Омерне взбучку, заставить его трепетать перед Светом. Пусть Омерна не более чем приманка, а вовсе не начальник лазутчиков, но нельзя же быть уж таким дураком. Нацарапанное паутинным убористым почерком на полоске тонкой бумаги письмо – этой тайнописью пользовались только личные агенты Найола – оказалось очередным посланием от Варадина. Найол едва не бросил его в огонь, не читая, но что-то в конце, куда случайно упал взгляд, привлекло его внимание. Сосредоточившись, Найол прочел письмо полностью, вдумчиво вникая в тайнопись. Может, Варадин и спятил, но даже в этом не мешает удостовериться. Вначале шла обычная тарабарщина насчет Айз Седай на привязи, странных животных и тому подобное, но в конце… Варадин сообщал, что ему удалось найти для Асидима Файсара надежное укрытие в Танчико. Он непременно вывез бы Асидима Файсара из города, но те предвестники выставили такую стражу, что и шепоток не пролетит за стены. Найол задумчиво потер подбородок. Он лично направил Файсара в Тарабон, дабы тот посмотрел, не удастся ли что-нибудь спасти. Файсар ничего не знал о Варадине, и Варадин не должен был ничего знать о Файсаре. «Предвестники выставили такую охрану, что и шепоток не пролетит за стены». Бред, да и только. Сунув бумажку в карман, Найол вернулся в переднюю. – Балвер, каковы последние новости с запада? – Западом они называли между собой земли, лежавшие вдоль границы с Тарабоном. – Ничего нового, милорд. Патрули, слишком углубляющиеся на тарабонскую территорию, не возвращаются. Но хуже всего толпы беженцев, пытающиеся перебраться на нашу сторону. Патрули не возвращаются… Да, Тарабон – это ров, наполненный крысами и ядовитыми гадами, но… – Балвер, как скоро твой гонец смог бы добраться до Танчико? Балвер и глазом не моргнул. Заговори с ним лошадь, этот малый и тогда не выказал бы удивления. – По ту сторону границы трудно добыть свежих коней, милорд. В обычных обстоятельствах я бы сказал, что на это уйдет дней двадцать – может, даже чуток поменьше. Ну а ныне в два раза больше, да и то если повезет. Причем в одну сторону. Ров со змеями, способный поглотить любого, даже костей не останется. Нужды в возвращении гонца не было, однако об этом Найол предпочел промолчать. – Организуй это, Балвер. Чтобы через час все было готово. С гонцом я буду говорить лично. Балвер поклонился, но принялся потирать руки, как делал всегда, когда чувствовал себя задетым. Пусть злится, невелика беда. Вряд ли все удастся осуществить, не выдав Варадина. Коли он и вправду безумен, предосторожность окажется излишней, но если нет… Его провал не ускорит никаких событий. В палате для аудиенций Найол еще раз перечитал письмо Варадина, а затем поднес листочек к пламени свечи. Когда узкая ленточка сгорела, он растер пепел между пальцами. В своей деятельности Пейдрон Найол привык руководствоваться четырьмя незыблемыми правилами. Никогда не строй планов, не выведав о противнике все, что возможно. Не бойся менять планы, если получил новые сведения. Никогда не думай, будто тебе известно все. И никогда не жди, пока узнаешь все. Тот, кто бездействует, рассчитывая со временем выведать о враге все, рискует обнаружить, что этот самый враг уже поджег шатер, в котором он сидит. Найол неуклонно следовал этим правилам всю свою жизнь и пренебрег ими лишь единожды – в угоду смутному предчувствию. Там, в Джамаре, он по наитию, безо всяких на то резонов направил добрую треть войска следить за горами, хотя все как один уверяли его, что перевалить через этот хребет никак невозможно. Пока оставшиеся две трети маневрировали, нанося удары по войскам Муранди и Алтары, с этих «неприступных» гор спустилась иллианская армия, которой, по всем расчетам, полагалось находиться не менее чем в сотне миль от поля сражения. Лишь благодаря тому странному предчувствию Найолу удалось отступить, избежав разгрома. Сейчас он ощущал то же самое. – Я ему не доверяю, – решительно заявил Талланвор. – Он похож на одного мошенника, которого я как-то видел на ярмарке. Совсем малец, личико детское. Смотрит невинными глазами, а сам только и думает, как бы тебя облапошить. На сей раз Моргейз стоило немалого труда не вспылить. Юный Пайтр недавно сообщил, что его дядюшке удалось наконец найти способ тайно вывести ее из Цитадели Света. Ее и других. Последнее, конечно, представляло собой дополнительное затруднение. Торвин Баршо давно выражал готовность выручить ее одну, но Моргейз не могла оставить своих спутников на милость белоплащников. Никого, даже Талланвора. – Я приму во внимание твои чувства, – со снисходительной небрежностью заметила она. – Только не позволяй им мешать делу. Лини, у тебя, часом, не найдется на сей случай подходящей пословицы? Подходящей для Талланвора и его чувств? О Свет, ну почему ей доставляет такое удовольствие насмехаться над ним, всячески поддевать его? Она ведь его королева, а не… Моргейз отвлеклась и потеряла нить размышлений. Сидя у окна, Лини сматывала клубок голубой пряжи из мотка, который держала на растопыренных руках Бриане. – А мне Пайтр напоминает одного молодого помощника конюха, изрядно нашкодившего незадолго до того, как ты отправилась в Белую Башню. Того самого, который завел по ребенку от двух служанок, а потом попался на краже столового серебра твоей матери. Моргейз поджала губы, но ни Талланвор с Лини, ни Бриане, бросившая взгляд на королеву, будто и ей позволено высказывать свое мнение, не могли испортить ей настроение. Этот Пайтр предвкушал скорый побег Моргейз с искренней радостью. Конечно, он рассчитывал получить от дядюшки свою часть награды, во всяком случае, судя по некоторым его высказываниям, касавшимся возмещения за невозможность возвратиться домой, но, так или иначе, паренек чуть не заплясал от радости, когда она согласилась с его планом, в соответствии с которым уже сегодня все они должны выбраться из Цитадели, а завтра на рассвете и из Амадора. Прочь из Амадора, в Гэалдан, где никто не станет навязывать ей кабальное соглашение. Два дня назад Баршо, переодевшись разносчиком, торгующим пряжей да вязальными принадлежностями, сам заявился в крепость, чтобы познакомить королеву со своим замыслом. То был приземистый носатый мужчина с бегающими глазками и, хотя слова его звучали вполне почтительно, насмешливо ухмыляющимся ртом. Трудно было поверить, что он дядюшка Пайтра, настолько они были не похожи, и еще труднее принять его за торговца. План Баршо оказался гениально прост, хотя несколько задевал достоинство королевы, а для его претворения в жизнь требовалось лишь несколько человек за пределами Цитадели. Ей предстояло покинуть Цитадель Света в телеге, спрятавшись под кухонными отбросами. – Вы все знаете, что следует делать, – сказала Моргейз. Сама она находилась под неусыпным надзором и не могла покинуть свои покои без сопровождения Чад, но ее свите предоставлялась определенная свобода передвижения. От того, сумеют ли ее люди этим воспользоваться, зависело все. Ну, не совсем все, но многое. – Лини и Бриане, когда прозвонит колокол, вы должны быть на хозяйственном дворе. Лини добродушно кивнула, но Бриане поморщилась – сколько можно долдонить одно и то же? Все это они повторяли уже в двадцатый раз, но Моргейз была настойчива, ибо не могла допустить, чтобы вся затея провалилась из-за чьей-то оплошности. Моргейз продолжила: – Талланвор, ты оставишь свой меч здесь и будешь дожидаться остальных в гостинице «Дуб и колючка». – Он открыл было рот, но королева не дала ему и слова вымолвить: – Я уже слышала все твои доводы. Пойми, если ты уйдешь без меча, им и в голову не придет, что ты не собираешься возвращаться. А меч можно раздобыть и другой. Он поморщился, но в конце концов кивнул. – Ламгвин должен ждать в «Золотой голове», а Базел… Послышался торопливый стук, и в дверь просунулась лысеющая голова Базела. – Моя королева, тут человек… Чадо… – Он оглянулся через плечо и прошептал: – Это Вопрошающий, моя королева. Талланвор, понятное дело, ухватился за меч, и Моргейз пришлось дважды – взглядом и жестом – приказать ему оставить оружие в покое. – Пусть войдет. – Она ухитрилась вымолвить это спокойным голосом, хотя внутри у нее все обмерло. Почему Вопрошающий? Неужто все до сих пор так хорошо складывавшееся обернется бедой? Высокий человек с ястребиным носом оттеснил Базела назад и захлопнул перед ним дверь. Бело-золотой короткий плащ-табар с вышитым на плече темно-красным пастушьим посохом указывал на ранг инквизитора. На лице Эйнора Сарина – Моргейз не была с ним знакома, но ей показывали этого человека со стороны – читалась непоколебимая уверенность. – Лорд капитан-командор приглашает вас к себе, – холодно произнес инквизитор, – и просит прибыть немедленно. Мысли Моргейз замелькали, как мотыльки. В самом вызове к Найолу ничего необычного не было: с тех пор как она оказалась запертой в Цитадели, он не посещал ее, а лишь призывал к себе, чтобы в очередной раз поговорить о долге королевы перед родной страной или по-дружески поведать, как он, Найол, искренне печется об интересах как самой Моргейз, так и Андора. Но никогда еще приглашение не передавалось через такого посланца. Если она попадет в руки Вопрошающим, ей не отвертеться. Асунава добьется того, чего захочет, и людей у него хватит, чтобы справиться и с ней, и с ее спутниками, – она лишь мельком видела этого человека, но от одного его вида в жилах холодела кровь. Почему послали инквизитора? Она задала этот вопрос, и Сарин тем же ледяным тоном ответил: – Я был у лорда капитан-командора, к тому же мне по пути. Поэтому лорд капитан-командор и повелел мне сопроводить вас к нему. Вы ведь королева, и вам подобает оказывать почтение. – Говорил он устало, чуточку нетерпеливо, а в последних словах промелькнула плохо скрываемая насмешка. – Хорошо, – сказала Моргейз. – Должен ли я сопровождать мою королеву? – с церемонным поклоном спросил Талланвор. Хоть в присутствии посторонних он выказывал надлежащее уважение. – Нет. – Поначалу Моргейз хотела взять вместо него Ламгвина, но потом передумала – взять сопровождающего означало показать этому допроснику, что она боится оставаться с ним наедине. Сарин внушал ей почти такой же страх, как и Асунава, но она не желала, чтобы он об этом догадался, поэтому растянула губы в небрежной улыбке. – В этих стенах я не нуждаюсь в телохранителях. Сарин тоже улыбнулся, точнее, скривил губы. Похоже, он просто смеялся над ней. Когда Моргейз вышла за дверь и поймала растерянные взгляды Базела и Ламгвина, ей пришло в голову все-таки взять сопровождающего, но внутренний голос подсказал, что этого делать не следует. Если инквизитор приготовил ловушку, два человека все равно ничем не помогут, но всякое ее колебание, безусловно, будет истолковано как слабость. Правда, шагая рядом с Сарином по выложенным каменными плитами коридорам, она действительно чувствовала себя слабой. Слабой женщиной, а вовсе не королевой. Но нет. Может быть, если Вопрошающие займутся ею вплотную в своих застенках, она и завопит, как простая смертная; впрочем, какое там «может быть», она не настолько глупа, чтобы считать, будто королевская плоть отличается от какой-либо другой, но до той поры она останется королевой. Усилием воли Моргейз подавила в себе леденящий страх. Сарин повел ее через небольшой мощеный двор, где полуобнаженные мужчины упражнялись на мечах – сражались друг с другом или рубили деревянные столбы. – Я бывала в кабинете лорда капитан-командора, но никогда не проходила через этот двор, – заметила Моргейз. – Разве сейчас лорд капитан-командор где-нибудь в другом месте? – Я выбрал кратчайший путь, – уклончиво ответил инквизитор. – Мне дорого время, ибо важных дел у меня больше, чем… – Он не закончил и не замедлил шага. Моргейз не оставалось ничего другого, как следовать за ним по анфиладе комнат, уставленных узкими койками и заполненных мужчинами – иные были полуголыми или в одном белье. Не отрывая глаз от спины Сарина, она сочиняла гневную речь, с которой намеревалась обратиться к Найолу. Затащить ее в казарму! Они прошли мимо конюшен – в воздухе висел запах навоза и конского пота, снова через казарму, миновали кухонный коридор, где густо пахло каким-то варевом, вышли на очередной двор, и… Она замерла на месте. Посреди двора стоял длинный дощатый помост, на котором высилась виселица. Под виселицей стояли люди – около дюжины мужчин и три женщины. Все связаны по рукам и ногам, у всех на шеи накинуты петли. Некоторые рыдали, другие просто выглядели испуганными. Самыми крайними в ряду приговоренных были Торвин Баршо и Пайтр. Красно-белый кафтан, подарок Моргейз, с парнишки содрали, оставив его в одной рубахе. Дядюшка всхлипывал; что же до Пайтра, то ужас не оставил ему сил даже для слез. – Во имя Света! – воскликнул облаченный в белый плащ офицер, и другой белоплащник, стоявший рядом с эшафотом, дернул рычаг. С треском отворились люки, и несчастные жертвы скрылись из виду, провалившись под помост. Некоторые веревки дрожали – видать, у этих бедолаг шейные позвонки не сломались, и теперь они мучительно умирали от удушья. Одним из них был Пайтр. Он умер, а вместе с ним погибла и надежда на избавление. Наверное, следовало бы проявить больше сострадания, но сейчас Моргейз могла думать лишь о том, в какой западне оказалась она сама. А вместе с ней и Андор. Сарин косился на Моргейз, ожидая, что она лишится чувств или, на худой конец, ее стошнит. – Так много за один раз? – небрежно заметила она, удивляясь, как спокойно прозвучал ее голос. Веревка Пайтра перестала дрожать и теперь лишь слегка раскачивалась из стороны в сторону. Выхода не было. – Мы вешаем приспешников Темного каждый день, – сухо отозвался Сарин. – Может, у вас в Андоре и принято, пожурив, отпускать их на все четыре стороны, а у нас порядки другие. Моргейз твердо встретила его взгляд. Так вот почему ее повели «кратчайшим путем». Найол решил сменить тактику. Ее ничуть не удивило то, что инквизитор даже не заикнулся о замышлявшемся ею побеге. Найол не был настолько груб и прямолинеен. Она по-прежнему считалась почетной гостьей Цитадели; что же до Пайтра и его дядюшки, то они угодили на виселицу за какие-то собственные прегрешения, без всякой связи с ней. Хотелось бы знать, кто поднимется на эшафот следующим? Ламгвин или Базел? Лини или Талланвор? Странное дело, кажется, за Талланвора она боялась даже больше, чем за Лини. Неожиданно поверх плеча Сарина, в одном из выходивших на двор окон, она приметила явно смотревшего на нее Асунаву. Может, Найол здесь и вовсе ни при чем, а все подстроено верховным инквизитором? Впрочем, какая разница? Она не может допустить, чтобы ее люди умирали ни за что ни про что. Чтобы умер Талланвор. Несмотря на всю его дерзость. – Вам, кажется, не по себе? – обратилась она к Сарину, насмешливо выгнув бровь. Голос королевы не дрогнул, хотя она молила Свет, чтобы ее не вырвало. – Если так, мы можем подождать, пока вы оправитесь. Сарин помрачнел. Резко повернувшись на каблуках, он зашагал прочь со двора. Моргейз величественно поплыла следом, стараясь не смотреть ни на окно Асунавы, ни на виселицу. Возможно, это и впрямь был кратчайший путь, ибо уже из соседнего коридора Сарин вывел ее к боковой лестнице, поднявшись по которой они оказались в зале, отведенном Найолом для аудиенций, – прежде ей приходилось добираться дольше. Как всегда, Найол не соблаговолил встать, а поскольку второго стула в палате не было, Моргейз приходилось стоять перед ним, словно просительнице. Найол казался рассеянным. Он молча смотрел на нее и, кажется, даже не замечал. Это бесило еще больше – он победил и теперь даже не замечал ее. Наверное, ей стоило бы вернуться к себе и приказать Талланвору, Ламгвину и Базелу прорубить путь на волю мечами. Пусть они погибнут, и их королева вместе с ними. Моргейз отроду не держала в руках меча, но умереть с мечом в руке она бы сумела. А умри она, на престол взойдет Илэйн. Если, конечно, удастся спихнуть оттуда ал’Тора. Белая Башня должна проследить за тем, чтобы Илэйн получила причитающееся ей по праву, но… Но Белой Башне – хотя это и казалось безумием – Моргейз доверяла еще меньше, чем Найолу. Нет, спасать Андор придется ей самой. И уплатить за это немалую цену. Пересилив себя, Моргейз заговорила первой: – Я готова подписать договор.