– Я не о Гвиле, Фэйли. О Ранде. Я нужен ему. Внутри у Фэйли все сжалось. Она убедила себя, старалась убедить, что с отъездом Айз Седай эта опасность миновала. Но ее муж – та’верен, тот, вокруг кого нити человеческих судеб сплетаются, повинуясь его тяготению. Мало того, он вырос в одной деревне с двумя другими та’веренами, один из которых был вдобавок еще и Возрожденным Драконом. Ей приходилось жить с этим, мириться как с неизбежностью, ибо изменить что-либо она не могла. – Что ты собираешься делать? – Поеду к нему. – Перрин на мгновение отвел глаза в сторону. Фэйли проследила за его взглядом и приметила прислоненные к стене тяжелый кузнечный молот и боевой топор с выгнутым полумесяцем лезвием и рукоятью в три фута длиной. – Я никак не мог… – голос его упал почти до шепота, – никак не мог решиться сказать тебе. Я уеду сегодня ночью, когда все улягутся. Сдается мне, времени осталось в обрез, а путь предстоит неблизкий. Мастер ал’Тор и мастер Коутон помогут тебе с выбором мэра, если потребуется. Я с ними это обсудил. – Он старался говорить весело и беззаботно, но это были жалкие и тщетные попытки. – И с Мудрыми у тебя не будет особых хлопот. Забавно, раньше я их побаивался. Они казались мне грозными и суровыми, а оказалось, что иметь с ними дело очень просто, надо только быть потверже. Фэйли поджала губы. Выходит, он уже и с Тэмом поговорил, и с Абеллом – только ей ни слова. И надо же сказать такое о Мудрых! Заставить бы его побыть денек в ее шкуре, чтобы понял, каково иметь дело с этими женщинами. – Мы не сможем собраться так быстро, – возразила она. – Потребуется время, чтобы все подготовить и собрать подобающую свиту. У Перрина сузились глаза. – «Мы»? Но ты не можешь ехать! Это будет… – Он закашлялся и попытался смягчить тон. – Лучше, ежели один из нас останется здесь. Раз уезжает лорд, понятно, что леди следует остаться. Забот у тебя хватит. Каждый день прибывают новые беженцы. Нужно всех обустраивать, улаживать споры. Если ты тоже уедешь, здесь станет хуже, чем при троллоках. Неужто он решил, будто она не заметила его обмолвку? Ведь он хотел сказать «будет опасно». И почему, когда Перрин пытается оградить ее от опасностей, у нее на сердце теплеет, хоть она и злится? – Мы поступим так, как ты сочтешь нужным, – миролюбиво произнесла Фэйли. Перрин подозрительно взглянул на нее и почесал бородку. Потом кивнул. Теперь перед Фэйли стояла задача заставить его счесть правильным то, что находит таковым она. Заяви Перрин сразу, что она никуда не поедет, ей пришлось бы труднее. Уж ежели он закусит удила, его с пути не свернешь. Легче амбар руками с места сдвинуть. Но если подойти к нему осторожненько да с умом, обычно можно рассчитывать на успех. Неожиданно Фэйли обхватила мужа за шею и уткнулась лицом в его широкую грудь. Крепкой ладонью Перрин нежно погладил ее волосы – наверное, решил, что она тревожится из-за его отъезда. Отчасти так оно и было, но только отчасти. Он просто еще не успел понять, что такое жена из Салдэйи. Жаль, конечно, что все так оборачивается. Ведь им было так хорошо вдвоем, вдалеке от Ранда ал’Тора. Зачем Дракону Возрожденному потребовался Перрин? Потребовался именно сейчас, да так, что Перрин ощутил его зов через сотни лиг. И что означает «времени в обрез»? Почему? К потной груди Перрина прилипла рубаха. Пот струился и по лицу Фэйли, но она поежилась. Гавин Траканд держал одну руку на рукояти меча, а другой подбрасывал на ладони камушек. Он в очередной раз обходил своих воинов, расставленных у подножия холма с небольшой купой деревьев на вершине. Жаркий суховей, поднимающий пыль над поросшей бурой, пожухлой травой равниной, трепал за спиной юноши простой зеленый плащ. Вокруг не было ничего, кроме увядшей травы да засохших кустов. Передовое охранение было слишком растянуто, и людей на случай внезапного нападения явно недоставало. Гавин расставил пеших мечников группами по пять человек. В пятидесяти шагах выше по склону расположились лучники, а на вершине холма, неподалеку от лагеря, укрывалось полсотни конных копейщиков. В случае нужды они должны прийти на подмогу товарищам – но Гавину хотелось верить, что надобности в этом не возникнет. Вначале Отроков насчитывалось гораздо меньше, но слава о них шла такая, что от желающих вступить в отряд не было отбоя. Но ни одному новобранцу не разрешалось выходить за стены Тар Валона до тех пор, пока он не достигнет требуемого уровня мастерства во владении оружием. Не то чтобы у Гавина были основания ожидать нападения именно сегодня, но он уже усвоил, что схватки завязываются, как правило, когда их совсем не ждешь. А Айз Седай никогда не предупредят заранее о том, что должно случиться. – Все спокойно? – спросил Гавин, остановившись рядом с группой вооруженных мечами воинов. Несмотря на жару, многие были в форменных зеленых плащах, а на груди у каждого был вышит герб Гавина – атакующий белый вепрь. Джисао Гамора был совсем зеленым юнцом с мальчишеской ухмылкой, но из этих пятерых только он носил на вороте маленькую серебряную башенку – знак, что он является ветераном битвы за Белую Башню. Он и ответил Гавину: – Все спокойно, милорд. Отроки вполне оправдывали свое прозвание. Сам Гавин, двадцати с небольшим лет от роду, был едва ли не старше всех. В отряд не принимали юношей, ранее служивших в войске, побывавших оруженосцами у лордов и леди или даже купеческими охранниками. Первые Отроки были учениками – мальчиками и юношами, посланными в Башню учиться воинскому мастерству у Стражей, лучших бойцов в мире. Они продолжали беспрерывно совершенствовать свои умения и сейчас, хотя Стражи их больше не обучали. Юность они вовсе не считали помехой. На прошлой неделе Отроки торжественно поздравили Бенджи Далфора с первыми бакенбардами. По окончании церемонии Бенджи бакенбарды сбрил, а вот шрам через всю щеку, полученный в сражении за Башню, остался. В те дни, когда Суан Санчей лишили сана Амерлин, Айз Седай были слишком заняты, чтобы Исцелять. Но возможно, Суан восседала бы на Престоле Амерлин и сейчас, когда бы Отроки не скрестили мечи со своими наставниками в залах и коридорах Башни и не одолели их. Отроки оказались достойными учениками. – Милорд, какой в этом смысл? – спросил Хэл Мэйр. Будучи на два года старше Джисао, он, как и все не имевшие серебряной башенки, жалел, что не принял участия в той достопамятной битве. Ему следовало еще многому научиться. – Ведь айильцев поблизости нет – о них ни слуху ни духу. – Ты так думаешь? Не прицеливаясь, чтобы никого не встревожить, Гавин с силой запустил камушком в единственный находящийся в пределах досягаемости броска куст. В ответ донесся лишь шорох сухих листьев, но куст заколыхался чуть сильнее, чем следовало, будто камушек чувствительно задел прятавшегося там человека. Новички заохали, Джисао лишь попробовал, легко ли вынимается меч. – Вот так, Хэл. Айилец может спрятаться в любой складке почвы, в такой, какую ты и без него-то нипочем не углядишь. – Правда, и сам Гавин знал об айильцах больше по рассказам и книгам, но он прочел о них все книги, какие смог отыскать в библиотеке Белой Башни. Авторы их были по большей части воинами, которым довелось сражаться с айильцами, и они знали, о чем пишут. Мужчине надлежит готовить себя к будущему, а в будущем, пожалуй, всех ожидает лишь одно – война. – Но сегодня, если то будет угодно Свету, возможно, удастся обойтись без кровопролития. – Милорд! – раздался с холма крик дозорного, но Гавин уже и сам заметил, как из-за маленького перелеска в нескольких сотнях шагах к западу появились три женщины и зашагали к холму. Никто не ожидал, что они появятся с западной стороны, но айильцы всегда любили неожиданности. Гавин читал, будто айильские женщины сражаются наравне с мужчинами, но эти, в длинных тяжелых юбках и белых блузах, воевать явно не могли. Несмотря на жару, на их плечи были накинуты шали. Воительницами они не были, но как им удалось незамеченными добраться до того перелеска по голой равнине? – Следите внимательно, но не за ними, – приказал Гавин и, сам себе противореча, принялся с интересом рассматривать трех Хранительниц Мудрости, представлявших Шайдо Айил. Других здесь быть не могло. Хранительницы Мудрости вышагивали величаво и гордо, словно не замечая вооруженных людей. У всех трех из-под головных платков ниспадали длинные волосы – а Гавин читал, будто айильские женщины коротко стригутся. На каждой висело столько золотых, серебряных и костяных браслетов и ожерелий, что звяканье должно было выдать их за милю. Они горделиво прошествовали мимо Отроков, не удостоив их даже взглядом, и начали подниматься на холм. Впереди шла красивая золотоволосая женщина. Завязки ворота ее свободной блузы были распущены так, что в его вырезе виднелась соблазнительная загорелая ложбинка. Две ее спутницы, седовласые и морщинистые, выглядели по крайней мере вдвое старше. – Я бы не прочь пригласить эту красотку потанцевать, – восхищенно пробормотал один из Отроков, глядя на проходящую мимо женщину. Он был моложе ее на добрый десяток лет. – На твоем месте, Арвин, я бы не стал этого делать, – сухо заметил Гавин. – Боюсь, она тебя неправильно поймет. – Он читал, что «танцем» айильцы называют битву. – И, чего доброго, съест на обед твою печень. Гавин уловил блеск светло-зеленых глаз золотоволосой женщины. Он в жизни не встречал более сурового взгляда. Юноша следил за Хранительницами, пока они не поднялись на вершину холма, туда, где их поджидали шесть Айз Седай со своими Стражами. Впрочем, Стражи были не у всех – две сестры принадлежали к Красной Айя, а у них Стражей не бывает. Когда женщины скрылись в одном из высоких белых шатров и возле него встали караулом пятеро Стражей, Гавин продолжил обход постов. Отроки были приведены в боевую готовность, когда стало известно о появлении айильцев. Гавину это было не по вкусу. Бдительность следовало проявить раньше. Даже те, кто не носил серебряной башенки, повидали немало стычек вокруг Тар Валона. Эамон Валда, лорд-капитан белоплащников, еще месяц назад отослал большую часть своих воинов на запад. Оставшиеся с трудом удерживали в повиновении разбойников и громил, набранных Валдой. Но тщетно. Отроки рассеяли весь этот сброд. Гавин был бы не прочь прогнать подальше и самого Валду, но сил у него было маловато, а своих солдат Башня удерживала от стычек с белоплащниками под предлогом, что реальной угрозы они не представляют и единственная причина пребывания Чад Света под Тар Валоном заключается в желании разведать слабые места Башни. Гавин, однако, считал, что причины всех действий Валды таятся глубоко. Вероятно, он следует приказам Пейдрона Найола. Гавин дорого бы дал за возможность узнать, что это за приказы. Он не любил блуждать в потемках. По правде сказать, Гавин был раздражен. И не только из-за айильцев, хотя об этой встрече он впервые узнал лишь сегодня утром. Ему даже не сочли нужным сказать, куда направляется отряд, пока Койрен Седай, Серая сестра, возглавлявшая Айз Седай на этих переговорах, не отвела его в сторону. Элайда некогда была советницей его матери в Кэймлине и еще тогда отличалась скрытностью и высокомерием, ну а уж когда она воссела на Престол Амерлин, все эти качества усугубились. Теперь прежняя Элайда казалась воплощением общительности и добродушия. Гавин не сомневался, что именно Элайда спровадила его командовать эскортом и под этим предлогом удалила из Тар Валона. Отроки встали на ее сторону, когда Совет Башни лишил прежнюю Амерлин жезла и палантина. Гавин и сейчас считал низложение Суан Санчей законным и оправданным, а попытку освободить ее силой – бунтом, но с некоторых пор – задолго до оглашения обвинений против Суан Санчей – у него зародились сильные сомнения в мудрости и справедливости всех Айз Седай. О том, что они держат на привязи и заставляют плясать под свою дудку монархов, говорили так часто, что Гавин поначалу не придавал этому значения, но вскоре увидел, к чему приводят такие пляски. Его сестра танцевала под эту музыку и дотанцевалась до того, что бесследно пропала. Она и еще одна девушка. Он, Гавин, помог свергнуть и заточить Суан, а потом сам же способствовал ее побегу. Узнай об этом Элайда, Гавина не спасла бы и корона его матери. Но при этом он оставался в Тар Валоне. Оставался, потому что его мать всегда поддерживала Башню, а сестра сама хотела стать Айз Седай. И потому, что этого хотела еще одна женщина – Эгвейн ал’Вир. Он не имел права даже думать о ней, но покинуть Башню означало бы отказаться от этой женщины. Вот сколь неосновательные причины определяют порой судьбу мужчины. И хотя он сам сознает их неосновательность, это ничего не меняет. Обходя позиции, Гавин присматривался к покрытой увядшей, примятой суховеем травой равнине. Он надеялся, что айильцы – вопреки или благодаря тому, о чем Хранительницы Мудрости из Шайдо толкуют с Койрен и другими сестрами, – не станут нападать, ибо подозревал, что их тут слишком много и в случае атаки ему не отбиться даже с помощью Айз Седай. Между тем на этой равнине Гавин и Айз Седай оказались вовсе не из-за айильцев. Отроки сопровождали сестер в Кайриэн, и Гавин даже не знал, как к этому отнестись. Койрен заставила его поклясться строжайше хранить тайну, причем даже сама страшилась того, что говорила. Что ж, возможно, на то были основания. К любым словам Айз Седай следовало относиться очень внимательно. Лгать они не могут, но умеют так выворачивать правду наизнанку, что любого заморочат. Но как Гавин ни ломал голову, скрытого смысла в словах Серой сестры обнаружить не смог. Эти шесть Айз Седай собирались предложить Дракону Возрожденному пожаловать в Башню. Отроки под командованием сына королевы Андора должны послужить почетным эскортом. Тому могло быть лишь одно объяснение, хотя верилось в такое с трудом. И со всей очевидностью такое объяснение настолько шокировало Койрен, что она позволила себе намек на испытываемое ею потрясение. Гавин был поражен всем этим. По-видимому, Элайда вознамерилась возвестить миру о том, что Белая Башня поддерживает Дракона Возрожденного. А ведь прежде, чем стать Амерлин, Элайда принадлежала к Красной Айя. У всех Красных сестер одна мысль о мужчине, способном направлять Силу, вызывала отвращение. Они вообще были невысокого мнения о мужчинах. Но считавшаяся неприступной Тирская Твердыня пала, и, в соответствии с пророчеством, это могло означать лишь одно: Ранд ал’Тор действительно Дракон Возрожденный. Сама Элайда вынуждена была признать, что близится Последняя битва. Гавин с трудом мог представить себе, что тот насмерть перепуганный деревенский парень, которого он видел во дворце матери в Кэймлине, и есть грозный Возрожденный Дракон. Слухи о деяниях Ранда поднимались по реке Эринин и достигали Тар Валона. Рассказывали, что в Тире он приказал повесить благородных лордов и позволил айильцам разграбить Твердыню. Так или иначе, он действительно привел айильцев из-за Хребта Мира – такое случилось лишь второй раз со времен Разлома – и вторгся в Кайриэн. Скорее всего, он уже впал в безумие. Гавину этот малый был симпатичен, жаль, что он стал тем, кем стал. Когда, обойдя все посты, Гавин вернулся к группе Джисао, с запада появился еще один человек, на сей раз вовсе не айилец. Бродячий торговец в широкополой шляпе, ведя под уздцы тощего вьючного мула, направлялся к холму, прямо к стоящим у его подножия Отрокам. Джисао подался было вперед, но замер, когда Гавин коснулся его руки. Гавин догадался, о чем подумал юноша, но понимал: вздумай айильцы прикончить купчину, тут уж ничего не поделаешь. Да и Койрен вряд ли понравится, если Отроки затеют схватку с теми, с кем она ведет переговоры. С трудом волоча ноги, торговец благополучно миновал тот самый куст, в который Гавин запустил камушком. Подойдя к молодым воинам, он отпустил узду, и мул тут же принялся щипать сухую траву. Торговец снял шляпу, отвесил сразу всем низкий поклон и утер перепачканным платком потное, запыленное лицо. – Свет да осияет вас, достойные лорды. Я вижу, вы снарядились в дорогу как должно, и это разумно в наше беспокойное время. Но ежели вам, случаем, потребуется какая-нибудь мелочь, можете не сомневаться – в тюках у старого Мила Тизена все найдется. А уж дешевле вы и в десяти милях окрест товару не сыщете, достойные лорды. Гавин сильно сомневался в том, что на десять миль вокруг найдется хотя бы захудалая ферма, не говоря уже о лавке. – Времена и впрямь беспокойные, мастер Тизен. Неужто вы не боитесь айильцев? – Айильцев, достойный лорд? Но ведь они же все в Кайриэне. У старого Мила нюх, он айильцев издалека учует. Да он и не прочь поторговать с айильцами. По правде говоря, торговать с ними – дело выгодное. У них уйма золота, захваченного в Кайриэне. А торговцев они не трогают, это всякий знает. Гавин не стал спрашивать, почему же этот человек не едет на юг, коли в Кайриэне можно разжиться айильским золотишком. – Что творится в мире, мастер Тизен? Мы с севера, а ты наверняка знаешь новости с юга, которые до нас еще не дошли. – О, на юге происходят великие события. Вы, поди, уже слышали о случившемся в Кайриэне? О том, кого прозывают Драконом? – Гавин кивнул, и торговец продолжил: – Так вот, он еще и Андор захватил. Не весь, правда, но, во всяком случае, немалую часть. Тамошняя королева погибла. Поговаривают, что он завоюет весь мир, прежде чем… Торговец сдавленно застонал, и лишь тогда Гавин сообразил, что изо всех сил схватил его за ворот. – Королева Моргейз мертва? Мертва? Отвечай! Быстро! Тизен, выкатив глаза и задыхаясь, затараторил: – Так говорят, достойный лорд. Старый Мил ничего не знает, но так говорят повсюду. Будто бы это сделал Дракон. Так все говорят. Отпустите, достойный лорд. Вы мне шею свернете! Гавин отдернул руки, словно обжегся. Внутри у него все горело. Если он и хотел свернуть шею, то вовсе не эту. – Дочь-наследница? – Голос его звучал глухо. – Что слышно об Илэйн, дочери-наследнице? Как только Гавин выпустил его ворот, торговец благоразумно отступил подальше: – Старый Мил ничего не знает, достойный лорд. Некоторые говорят, что она тоже умерла. Будто бы и ее убил этот Дракон. Но старый Мил ни за что поручиться не может. Гавин медленно кивнул. Воспоминания словно поднимались вверх из глубины колодца. «Кровь моя прольется прежде ее крови. Жизнь моя будет отдана за ее жизнь». – Спасибо, мастер Тизен. Я… – «Кровь моя прольется прежде ее крови…» Эту клятву он принес, когда подрос достаточно для того, чтобы заглянуть в колыбель Илэйн. – Ты можешь торговать с… Возможно, кому-нибудь из моих людей потребуется… В то время Гавин был еще слишком молод, и Гарету Брину пришлось растолковать ему, что означает эта клятва, но даже тогда он понял, что должен сдержать ее, пусть все остальное в его жизни пойдет прахом. Джисао и другие Отроки посматривали на Гавина с беспокойством. – Позаботьтесь об этом торговце, – резко бросил он и зашагал прочь. Итак, его мать мертва. И Илэйн тоже. Пока это только слухи, но дурные слухи часто оборачиваются правдой. Гавин непроизвольно приблизился на полдюжины шагов к палаткам Айз Седай, прежде чем осознал это. Он почувствовал боль в руках и, лишь взглянув на них, понял, что судорожно вцепился в рукоять меча. Разжать хватку ему удалось с трудом. Койрен и прочие желают доставить Ранда ал’Тора в Тар Валон. Но если его мать погибла… и Илэйн. Если они погибли… «Увидим, что поможет этому хваленому Дракону, когда меч пронзит его сердце!» Поправив шаль с красной бахромой, Кэтрин Алруддин поднялась с подушек одновременно с другими находившимися в шатре женщинами. Она чуть не фыркнула, когда пухленькая Койрен с важным видом заключила: – Как мы условились, так тому и быть. Можно подумать, это не встреча с дикарями, а переговоры между Башней и государями. Впрочем, следовало признать, что айильские женщины выказали удивительное самообладание и держались с тем же спокойствием, что и тогда, когда переступили порог шатра. А ведь даже короли и королевы выдавали свои самые сокровенные помыслы, оказавшись лицом к лицу с двумя-тремя Айз Седай, не говоря уже о полудюжине. Невежественные дикарки должны были дрожать от страха. Впрочем, чего ожидать от грубых жительниц Пустыни – они вряд ли способны осознать, с кем имеют дело. Их предводительница, сообщившая, что ее зовут Севанна, присовокупив к этому какую-то чушь насчет «мудрости» – это у них-то! – «септа» и «Шайдо Айил», сразу заявила: – Соглашение вступит в силу, когда я увижу его лицо. – Одно то, что айильцев представляет особа с надутыми губками и в кокетливо расшнурованной блузе, свидетельствует об отсталости и грубости нравов этого народа. – Я хочу увидеть его, когда он будет повержен. И хочу, чтобы он увидел меня. Только на этом условии Шайдо вступят в союз с вашей Башней. Нотка нетерпения в ее голосе заставила Кэтрин подавить улыбку. Что там насчет мудрости? Надо же! Кто-кто, а эта Севанна мудростью явно обделена. Белая Башня не заключает союзов. Ей служат – одни добровольно и сознательно, другие нет. Иного не дано.