– Можно ли их разорвать? – Разорвать? Не думаю. То есть, конечно, можно – если умрет Страж или Айз Седай, но ты ведь не это имел в виду. А со смертью одного из них узы разрываются; во всяком случае, мне так кажется. Слышал я что-то на сей счет, но, хоть убей, не могу припомнить… Приметив на столе связку исписанных бумаг, Герид подгреб их к себе и погрузился в чтение, хмурясь и покачивая головой. Судя по почерку, заметки были написаны его собственной рукой, но их содержание уже перестало устраивать ученого. Ранд вздохнул, – казалось, стоит обернуться достаточно быстро, и он увидит протянутую руку Аланны. – Герид, а Герид? Как насчет вопроса, который я задал в прошлый раз? Эй, ты меня слышишь? – Что? – Фил вскинул голову. – А, тот вопрос! Про Тармон Гай’дон. Ну, я, конечно, не знаю, как это будет выглядеть. Троллоки, наверное, нагрянут, Повелители ужаса и прочие страхолюдины. Да, так оно, скорее всего, и случится. Но я вот о чем размышляю: не может быть, чтобы эта битва действительно стала последней. Такое, по моему разумению, маловероятно. Возможно, у каждой эпохи есть своя Последняя битва. Во всяком случае, у большинства эпох. – Прищурясь, Герид вдруг уставился на свою трубку и начал шарить по столу. – Где-то здесь у меня трутница завалялась… – Что ты имеешь в виду, говоря, будто эта битва не будет последней? – спросил Ранд, стараясь не повышать голоса. Он знал: если повести дело с умом, Герид, при всей его рассеянности, непременно доберется до самой сути. – Что? Да именно это. Никакая битва не может стать последней. Даже если на сей раз Дракон Возрожденный запечатает узилище Темного так же, как это сделал Создатель, а сие, на мой взгляд, весьма сомнительно. – Герид подался вперед и заговорщически понизил голос: – Знаешь, ведь, что бы там ни болтали на улицах, он не Творец. И все же узилище должно быть кем-то запечатано снова. Сам понимаешь. Колесо. – Ничего я не понимаю, – пробурчал Ранд. – Прекрасно понимаешь, ты малый смышленый. Из тебя мог бы выйти ученый. – Вытащив трубку изо рта, Герид чубуком описал в воздухе круг. – Вот Колесо Времени. Эпохи приходят, уходят и возвращаются снова по мере вращения Колеса. Вот в чем суть. Смотри, – он ткнул трубкой в воображаемую точку на окружности, – здесь узилище Темного невредимо. А вот здесь в нем просверлено отверстие. И запечатано снова. Идем дальше. – Герид описал трубкой дугу. – Здесь печати слабеют. Но это, разумеется, в масштабах вечности не имеет значения. – Трубка завершила круг. – Потому что, когда Колесо совершит полный оборот – видишь, мы снова находимся на том месте, – узилище Темного вновь станет неповрежденным. – Почему неповрежденным? Может быть, на дыру просто будет наложена заплата, а отверстие просверлят уже сквозь нее? А вдруг в прошлый раз все и произошло именно так – они просверлили наложенную кем-то заплату? Сами о том не подозревая? Просто мы ничего об этом не знаем? Герид покачал головой и в очередной раз уставился на свою трубку, разжечь которую так и не удосужился. Ранд уже было решил, что ему опять придется возвращать философа к действительности, но тот заморгал и продолжил: – Кому-то все равно пришлось делать это впервые. Если только Творец с самого начала не создал узилище Темного с отверстием и заплатой на нем. – Герид приподнял брови, – похоже, он сам удивился собственному предположению. – Нет, наверное, сначала оно все-таки было целым. И будет целым снова, когда опять наступит Третья эпоха. Гм, любопытно. Они ли назвали ту эпоху Третьей? – Он торопливо окунул перо в чернильницу и нацарапал что-то на полях открытой книги. – Уф. Впрочем, не важно. Я вовсе не утверждаю, будто именно Дракон Возрожденный сделает узилище целым, безо всякого отверстия. Во всяком случае, в нынешнюю эпоху. Но прежде чем наступит Третья эпоха, это должно случиться. А после того должно пройти очень много времени – чтобы люди позабыли и об узилище, и о самом Темном. Позабыли… Хм. Любопытно… – Герид всмотрелся в свои записи, поскреб в затылке и, кажется, несколько удивился тому, что у него в руке перо. На макушке ученого осталось чернильное пятно. – В ту эпоху, когда печати слабеют, люди должны помнить о существовании Темного. Ведь им придется столкнуться с ним и снова запереть в узилище. – Сунув трубку в зубы, он попытался сделать очередную запись, позабыв обмакнуть перо в чернила. – Если только Темному не удастся вырваться на волю, – тихим голосом возразил Ранд. – Вырваться на волю, сломать Колесо и переделать время и мир по своему усмотрению. – То-то и оно. – Герид пожал плечами, хмуро уставился на перо и лишь через некоторое время вспомнил о чернильнице. – Но мне сдается, ни ты, ни я ничего существенного в этом отношении предпринять все равно не сможем. Почему бы тебе не задержаться здесь да не поработать со мной над книгами? Вряд ли Тармон Гай’дон начнется завтра, так почему бы не использовать оставшееся время на учение… – Как ты думаешь, существует какая-нибудь причина, чтобы сломать печати? Брови Герида взметнулись вверх. – Сломать печати? Сломать печати?! Кому, кроме сумасшедшего, такое в голову придет? Да и можно ли их вообще сломать? Я вроде бы где-то читал, будто это невозможно, хотя почему невозможно – там, насколько я помню, не объяснялось. Что навело тебя на эту мысль? – Не знаю, – вздохнул Ранд. «Сломай печати, – монотонно звучал в его голове голос Льюса Тэрина. – Сломай их и покончи со всем. Дай мне умереть навсегда». Рассеянно обмахиваясь уголком шали, Эгвейн посмотрела сначала в один, а потом в другой конец коридора. Хотелось надеяться, что она не заблудилась снова. Коридоры в Солнечном дворце тянулись на целые мили, а девушка пробыла здесь недостаточно долго, чтобы научиться ориентироваться в их гигантском лабиринте. К тому же внутри стояла такая же жара, как и на солнцепеке. Повсюду – то по две, то по три – встречались Девы. Казалось, их здесь больше, чем обычно приводил с собой Ранд, и уж всяко больше, чем бывало, когда он отсутствовал во дворце. Девы, похоже, просто прогуливались, но в их поведении чувствовалась какая-то… скрытность. Будучи настороже, они старались не выдавать этого. Некоторых из них Эгвейн знала и могла рассчитывать на дружеское приветствие. С тех пор как она сделалась ученицей Хранительниц Мудрости, многие Девы стали относиться к ней чуть ли не как к своей, почти позабыв, что она Айз Седай, каковой, впрочем, Эгвейн на самом деле и не являлась. Но сейчас они косились на нее с несколько удивленным, если такое вообще можно сказать об айильцах, видом, приветствовали несколько запоздалыми кивками и, ничего не сказав, спешили дальше. Подобное поведение не располагало к расспросам. Решив не цепляться к Девам, Эгвейн хмуро взглянула на встречного слугу, потного малого в ливрее с тонкими синими и золотыми полосками на манжетах. Может, он знает, как попасть туда, куда ей нужно? Сложность заключалась в том, что она сама плохо представляла себе, куда именно ей нужно. К сожалению, слуга, по всей видимости, наслушавшийся всяких россказней о Девах, пуще смерти боялся айильцев и, когда на него уставилась айилка – похоже, никто в Кайриэне не замечал темных, вовсе не айильских глаз Эгвейн, – повернулся и со всех ног припустил по коридору. Эгвейн раздраженно фыркнула. Не больно-то она и нуждалась в указаниях – рано или поздно и сама доберется куда надо. Ясное дело, нет смысла возвращаться тем же путем, каким она пришла сюда, а стало быть, нужно лишь выбрать одно направление из трех. Сделав выбор наугад, она зашагала по коридору так решительно, что даже некоторые Девы уступали ей дорогу. По правде говоря, девушка пребывала не в лучшем настроении. Вроде бы встреча с Авиендой – после такой долгой разлуки – должна была его поднять, но вышло по-иному. Прохладно кивнув Эгвейн, Авиенда нырнула в палатку Эмис, явно спеша на какую-то секретную беседу. Действительно секретную, в чем Эгвейн убедилась, попытавшись последовать за ней. – Тебя не звали, – резко бросила Эмис. Авиенда сидела, скрестив ноги, на подушке, с подавленным видом опустив взор на толстые ковры. – Иди погуляй да поешь чего-нибудь. Женщина не должна выглядеть как тростинка. Бэйр и Мелэйн тоже поспешили явиться – за ними посылали гай’шайн, а вот Эгвейн просто-напросто выставили. Одно утешало – некоторым Хранительницам Мудрости тоже дали от ворот поворот. Но ведь она, Эгвейн, как-никак подруга Авиенды, а Авиенда сейчас в нелегком положении, и хотелось бы ей помочь. – А ты что здесь делаешь? – послышался строгий голос Сорилеи. Эгвейн с полным правом могла гордиться собой. Она спокойно повернулась и оказалась лицом к лицу с Хранительницей Мудрости из холда Шенде, из Джарра Чарин. Волосы Сорилеи были белы как снег, а выдубленная солнцем кожа туго обтягивала череп. Кожа да кости, и ничего больше. Хоть Сорилея и могла направлять Силу, но в этом отношении уступала большинству известных Эгвейн послушниц. По правде сказать, в Башне она нипочем не продвинулась бы дальше послушницы, – пожалуй, ее бы вскоре отослали оттуда. Но способность направлять Силу ценилась Хранительницами Мудрости не слишком высоко, – во всяком случае, не ею определялись вес и влияние. Чем они вообще определялись, сказать было трудно, но на любой встрече Хранительниц, где присутствовала Сорилея, первенство неизменно принадлежало ей. Как полагала Эгвейн, благодаря силе воли. Сорилея, как и большинство айильских женщин, ростом была на целую голову выше Эгвейн, а взгляд на девушку устремила такой, что он свалил бы с ног и быка. Эгвейн это ничуть не смутило – таким манером Сорилея смотрела на всех, а вот случись кому-нибудь вызвать ее неудовольствие, от ее взгляда крошились бы стены и воспламенялись шпалеры. Во всяком случае, такое создавалось впечатление. – Я хотела повидать Ранда, – отвечала Эгвейн. – А заодно и прогуляться. Мне кажется, это упражнение не хуже всякого другого. Уж во всяком случае, полагала она, получше, чем пять-шесть раз обежать вокруг городских стен, а айильцы представляли себе легкую разминку именно так. Эгвейн надеялась, что Сорилея не спросит почему. Ей не хотелось лгать кому-либо из Хранительниц Мудрости. Сорилея взглянула на нее с подозрением, словно учуяла недомолвку, поправила шаль на костлявых плечах и лишь после того сказала: – Его здесь нет, ушел в свою школу. Берелейн Пейерон сочла возможным отпустить его без эскорта. Это разумно, и я с ней согласна. Эгвейн с трудом удалось не выдать своих чувств. Отношение Хранительниц Мудрости к Берелейн удивляло ее до крайности – такого она никак не ожидала. Они почитали эту майенскую вертихвостку женщиной рассудительной и заслуживающей уважения. Почему – Эгвейн решительно не понимала. Уж всяко не из-за того, что Ранд вручил ей бразды правления, – власть и титулы мокроземцев все айильцы, а Хранительницы Мудрости в особенности, ни во что не ставили. Берелейн носила вызывающие наряды и флиртовала напропалую – это когда не занималась чем-нибудь почище простого флирта. В склонности Первенствующей к подобным утехам Эгвейн не сомневалась. Вроде бы такой женщине Эмис не должна улыбаться, словно родной дочери. А тем более Сорилея. В голове девушки замелькали непрошеные мысли о Гавине. Но ведь то был всего лишь сон, и уж коли на то пошло, его сон. Да и там она не вытворяла ничего подобного тому, что Берелейн наверняка проделывала наяву. – Ежели молодая женщина краснеет безо всякой причины, – заметила Сорилея, – тут наверняка замешан мужчина. Интересно, кто же привлек твое внимание? Можно ли ждать, что скоро ты положишь к его ногам свадебный венок? – Айз Седай редко выходят замуж, – холодно ответила Эгвейн. Сорилея фыркнула – звук был такой, словно вспороли одеяло. И Девы, и Хранительницы Мудрости, похоже, думали, будто, начав учиться у Эмис, Эгвейн перестала быть Айз Седай, но Сорилея, по всей видимости, пошла дальше прочих. По ее мнению, Эгвейн превратилась в айилку, а стало быть, Сорилея считала себя вправе совать нос во все ее дела. – Ты, девочка, выйдешь замуж обязательно. Ты не из тех, кто становится Фар Дарайз Май и считает, будто мужчины – забава вроде охоты. Твои бедра созданы для родов, и у тебя будут дети. – Не скажешь ли, где мне лучше подождать Ранда? – спросила Эгвейн. Голос прозвучал слабо и неуверенно, что отнюдь ей не понравилось. Сорилея не была ходящей по снам, истолковывать сны не умела и, безусловно, не обладала даром Предсказания, но высказывалась с непоколебимой уверенностью в том, что все будет так, и никак иначе. Дети Гавина. О Свет, но как она может иметь детей от Гавина? Айз Седай почти никогда не выходили замуж – какой мужчина захочет иметь жену, способную с помощью Силы спеленать его, словно младенца? – Пойдем, покажу, – сказала Сорилея. – Небось это Сандуин из Истинной Крови, тот здоровенный малый, что вчера отирался возле палатки Эмис? Шрам на физиономии ничуть его не портит, даже наоборот… Шагая рядом с Эгвейн по коридорам дворца, Сорилея называла имена мужчин и краешком глаза поглядывала на девушку, стараясь приметить ее реакцию. Все бы ничего, но Хранительница расписывала достоинства каждого из названных ею молодых людей со всеми подробностями, включая и то, как они выглядят обнаженными. Айильские мужчины и женщины вместе потели в своих палатках-парильнях, и нагота никого из них не смущала, а вот у Эгвейн живописания Сорилеи заставляли пылать щеки. Когда они добрались наконец до отведенных Ранду покоев, девушка с облегчением поблагодарила Хранительницу и поспешно закрыла за собой дверь гостиной. К счастью, у Сорилеи, видимо, были и другие дела, в противном случае Эгвейн вряд ли удалось бы так быстро от нее отделаться. Глубоко вздохнув, девушка принялась разглаживать юбку и поправлять шаль. В этом не было ни малейшей нужды, но Эгвейн чувствовала себя так, будто ее спустили с горы. Сорилея очень любила устраивать свадьбы. Ей ничего не стоило изготовить для женщины брачный венок, подтолкнуть ту, чтобы она положила его к ногам мужчины, которого Сорилея же для нее присмотрела, и, ухватив этого мужчину за руку, заставить его принять подношение. Ну, конечно, не в буквальном смысле – рук она никому не выкручивала, волоком не тащила, но, по сути, делала все именно так. Однако с ней, Эгвейн, Сорилея, конечно же, не зайдет так далеко. Эта мысль едва не заставила Эгвейн рассмеяться. Ну что за глупости, ведь не может же Сорилея и в самом деле считать ее айилкой. Старая Хранительница прекрасно знает, что Эгвейн – Айз Седай, точнее, думает, будто она – Айз Седай. И вообще, нечего так волноваться. Для этого нет никаких причин. В спальне послышались шаги, и девушка застыла, вцепившись руками в повязанный на голову серый шарф. Если Ранд и вправду умел мгновенно переноситься из Кэймлина в Кайриэн, то, надо полагать, переносился прямо в свою спальню. А там его, вероятно, кто-то дожидается. Или что-то. Эгвейн обняла саидар, торопливо свила несколько готовых к использованию потоков, и… Из спальни вышла державшая в руках стопку постельного белья женщина в белом наряде гай’шайн. При виде Эгвейн она вздрогнула от неожиданности. Эгвейн торопливо отпустила саидар, надеясь, что хоть на сей раз ей удалось не покраснеть. На первый взгляд Ниеллу запросто можно было принять за Авиенду, обрядившуюся в белый балахон с капюшоном. Стоило, однако, приглядеться повнимательнее, как становилось ясно – женщина в белом лет на шесть-семь постарше Авиенды, да и лицо у нее чуть покруглее и не такое загорелое. Сестра Авиенды никогда не была Девой Копья. Она занималась ткачеством и уже наполовину отбыла свой годичный срок. Приветствовать гай’шайн Эгвейн не стала – это только смутило бы Ниеллу. – Скоро ли ты ожидаешь Ранда? – спросила она. – Кар’а’карн явится тогда, когда сочтет нужным, – ответила Ниелла, смиренно потупив очи. Странно было видеть смиренное выражение на лице Авиенды, пусть даже более округлом. – Нам же надлежит всегда быть готовыми к его приходу. – Ниелла, ты имеешь хоть какое-то представление о том, что у Авиенды за совещание с Эмис, Бэйр и Мелэйн? Во всяком случае, оно не могло иметь отношения к хождению по снам – по этой части у Авиенды было не больше способностей, чем у Сорилеи. – А она здесь? Нет, я ничего не знаю про совещание. – Говорила Ниелла вроде бы искренне, однако ее голубовато-зеленые глаза слегка сузились. – И все-таки ты кое-что знаешь, – настаивала Эгвейн. В конце концов, раз Ниелла гай’шайн, то должна во всем выказывать покорность. – Ну-ка выкладывай, в чем дело. – Я знаю одно: если Кар’а’карн застанет меня здесь с грязным бельем, мне так достанется от Авиенды, что я сесть не смогу, – хмуро ответила Ниелла. Эгвейн не знала, замешан ли здесь джи’и’тох, но Авиенда действительно обходилась с сестрой вдвое строже, чем с другими гай’шайн. Ниелла торопливо скользнула по узорчатым коврам к двери, но Эгвейн удержала ее за белый рукав: – Ты снимешь свой балахон, когда закончится срок? Неуместный вопрос напрочь согнал с лица Ниеллы смиренное выражение. Теперь она выглядела горделиво, под стать любой Деве. – Поступить иначе было бы осмеянием джи’и’тох, – промолвила она и неожиданно улыбнулась. – И, кроме того, за мной придет мой муж. Он наверняка не обрадуется, если застанет меня в белом. – На лицо ее вернулась маска покорности. – Могу ли я идти? – спросила Ниелла, опустив глаза. – Мне бы не хотелось столкнуться с Авиендой. А если она и вправду здесь, то непременно придет в эти покои. Эгвейн отпустила ее без дальнейших вопросов – расспрашивать гай’шайн об их жизни до и после облачения в белое считалось постыдным. Эгвейн и сама чувствовала некоторую неловкость, хотя ей не приходилось следовать джи’и’тох. Ну разве самую малость, ради вежливости. Оставшись одна, Эгвейн уселась в резное кресло, показавшееся ей на удивление неудобным, – давала о себе знать привычка сидеть, скрестив ноги, на подушках, а то и просто на полу. В конце концов она и здесь подобрала под себя ноги, устроилась поуютней и задумалась о том, что же все-таки обсуждают с Авиендой Эмис, Бэйр и Мелэйн. Впрочем, тут и гадать нечего – наверняка толкуют о Ранде. Хранительниц Мудрости интересовал каждый его шаг. Пророчества мокрых земель о Возрожденном Драконе для них не значили ничего, но они помнили каждое слово пророчества Руидина. Там говорилось, что, хотя Кар’а’карн и уничтожит Айил, «немногие оставшиеся» спасутся, и Хранительницы твердо намеревались позаботиться о том, чтобы спасшихся оказалось как можно больше. Потому-то они и заставляли Авиенду постоянно находиться рядом с Рандом. До неприличия близко. Вздумай Эгвейн заглянуть в спальню, она наверняка увидела бы на полу соломенный тюфяк для Авиенды. Впрочем, айильцы на многое смотрели иначе. Хранительницы поручили Авиенде знакомить Ранда с айильскими обычаями и порядками и напоминать о его айильском – пусть он и возрос в мокрых землях – происхождении. Очевидно, они считали необходимым посвящать этому все свободное ото сна время, и, если учесть, с чем приходилось Хранительницам сталкиваться, их можно понять. До известной степени – заставлять женщину спать в одной комнате с мужчиной все равно неприлично. Так или иначе, с проблемой Авиенды Эгвейн ничего поделать не могла, тем более что сама Авиенда, похоже, никакой проблемы в этом не видела. Опершись на локоть, девушка стала думать о том, как лучше подступиться к Ранду. Мысли в голове роились разные, но она так ни на чем и не остановилась до того времени, когда Ранд появился на пороге, буркнул что-то оставшимся в коридоре айильцам и закрыл за собой дверь. Эгвейн вскочила с места. – Ранд, ты должен помочь мне с Хранительницами Мудрости, – вырвалось у нее. – Тебя они послушают. Ничего подобного она говорить не собиралась. – Я тоже рад тебя видеть, – с улыбкой произнес Ранд. В руках он держал шончанское копье с вырезанными на древке драконами – прежде их не было. Хотелось бы знать, откуда взялась эта штуковина; от всего шончанского у Эгвейн мурашки пробегали по коже. – Спасибо, Эгвейн, у меня все в порядке. А как твои дела? Надеюсь, неплохо; во всяком случае, ты снова похожа на себя.