Глава 4 Чувство юмора В полутемной палатке было так жарко, что Кэймлин, лежащий в восьмистах милях к северу, мог показаться прохладным местом, а уж когда Ранд откинул полог, то поневоле зажмурился – солнце ударило в глаза, словно молотом по наковальне. Стоило порадоваться тому, что по подсказке Дев он надел шуфу. Над расцвеченным зелеными полосами шатром реял Драконов стяг, а рядом развевалось темно-красное знамя с древним символом Айз Седай. Несчетные ряды палаток покрывали выжженную, вытоптанную сапогами и конскими копытами равнину. Высокие и низкие, конические и приземистые, они были, вернее, когда-то были по большей части белыми, но ныне белоснежная парусина выгорела, запылилась и изрядно запачкалась. Немало попадалось и цветных, и полосатых шатров, над которыми реяли ярко расцвеченные знамена лордов. Здесь, на рубежах Тира, на краю равнины Маредо, собралось огромное войско – тысячи и тысячи тайренских и кайриэнских солдат. Айильцы разбили свои лагеря в стороне, подальше от мокроземцев; айильских палаток уже сейчас было раз в пять больше, чем всех прочих, и с каждым днем прибывали все новые воины. Одного вида такой армии было достаточно, чтобы иллианцев проняла дрожь, – трудно представить себе нечто, способное противостоять подобной силе. Энайла и другие Девы с опущенными вуалями уже находились снаружи и смешались с айильцами, охранявшими шатер. Одеты и вооружены те были так же, как Девы, но ростом и статью превосходили их, как львы – леопардов. Сегодня стражу здесь несли Ша’мад Конд – Громоходцы, а командовал ими сам Ройдан, возглавлявший это сообщество по эту сторону Драконовой Стены. Честь составить личную охрану Кар’а’карна принадлежала Девам Копья, но и другие воинские сообщества претендовали на право оберегать вождя вождей. Одна деталь в наряде некоторых воинов отличала их от Дев. Примерно половина из них носила присобранную у висков темно-красную головную повязку с черно-белым диском над бровями – древним символом Айз Седай. Впервые подобные повязки появились совсем недавно – всего несколько месяцев назад. Носившие их называли себя сисвай’аман, что на древнем наречии означало «Копья Дракона» или, точнее, «Копья, кои принадлежат Дракону». Ранду становилось не по себе от одного вида подобных повязок и от того, что они означают, но поделать он ничего не мог: когда он пытался заговорить на эту тему с айильцами, те делали вид, будто не понимают, о чем идет речь. Девы таких повязок не носили, во всяком случае, при нем, но почему – ему так и не удалось узнать. Рассказывать об этом они не желали, точно так же как и мужчины. – Я вижу тебя, Ранд ал’Тор, – сказал Ройдан. В некогда золотистой шевелюре айильца было куда больше серебра, чем золота, а лицо воина выглядело так, будто его можно было, а коли судить по рубцам да шрамам, и случалось использовать вместо наковальни. В сравнении с такой физиономией даже его льдисто-голубые глаза казались мягкими и добрыми. Он, как и все айильцы, предпочитал не смотреть на меч Ранда. – Да обретешь ты прохладу. Это принятое у айильцев приветствие было всего лишь данью обычаю. Сам Ройдан почти не потел, но жители Пустыни, где вечно печет солнце, а тенистое дерево – диковина, почитали прохладу за наивысшее благо. – Я вижу тебя, Ройдан, – вежливо отозвался Ранд в соответствии с обычаем. – Да обретешь ты прохладу. Скажи, есть здесь поблизости благородный лорд Вейрамон? Ройдан кивком указал на расцвеченный красными полосами павильон под темно-алой крышей. Вокруг него выстроилась вышколенная стража – тайренские воины в полированных нагрудниках, надетых поверх черных с золотом одеяний Защитников Твердыни. Все они держали копья под одним строго выверенным углом. Над головами караульных на горячем, словно исходящем из печи, ветру реяли знамена: три полумесяца Тира, белые на ало-золотом фоне; восходящее солнце Кайриэна, разбрасывающее золотистые лучи по небесно-голубому полю, и между ними – алый Драконов стяг. – Все вожди из мокрых земель собрались там, – заметил Ройдан и, взглянув Ранду прямо в глаза, добавил: – Бруана уже три дня не приглашали в этот шатер, Ранд ал’Тор. – (Бруан являлся вождем Накай Айил, того самого клана, к которому принадлежал и Ройдан. Вдобавок они оба происходили из септа Соляная Залежь.) – И не его одного. Ни Гана из Томанелле, ни Деарика из Рийн – ни одного из клановых вождей. – Я поговорю с ними об этом, – заверил его Ранд. – Передай Бруану и другим вождям, что я здесь. Ройдан с весьма серьезным видом кивнул. Искоса поглядывая на мужчин, Энайла склонилась к Джалани и заговорила шепотом, который, впрочем, легко было расслышать шагов с десяти: – Знаешь, почему их прозвали Громоходцами? Да потому, что, даже когда они стоят на месте, ты то и дело смотришь на небо, ожидая молнии. Девы зашлись от хохота. Молодой айильский воин подпрыгнул выше головы Ранда, выбросив в воздух обутую в мягкий сапог ногу. Красивый юноша, если не считать пересекающего лицо бледного шрама и черной повязки, прикрывающей выбитый глаз. У него на голове тоже красовалась повязка Копья Дракона. – А вы знаете, почему Девы часто используют язык жестов? – выкрикнул он в полете, а приземлившись, скорчил рожу. Но не Девам – он обращался к своим товарищам, делая вид, будто женщин поблизости вовсе нет. – Да все потому, что, даже когда у них во рту языки от трескотни отсохнут, прекратить болтать им все едино невмоготу. Ша’мад Конд расхохотались, так же как и Девы. – Одни только Громоходцы и находят честь в том, чтобы охранять пустой шатер, – произнесла Энайла, с нарочито печальным видом покачивая головой. – Небось, когда они просят вина, гай’шайн приносят им пустые чаши, а они знай себе пьют да пьянеют почище, чем мы – от оосквай. Громоходцы, по всей видимости, сочли шутку Энайлы весьма удачной. Во всяком случае, одноглазый воин не стал продолжать обмен остротами, он, как и некоторые другие, обернулся к Девам, поднял круглый, обтянутый бычьей кожей щит и несколько раз постучал по нему копьем. Энайла удовлетворенно кивнула и последовала за Рандом вместе с другими Девами. Ранд окинул взглядом раскинувшийся вокруг военный лагерь, размышляя о странном айильском остроумии. В воздухе стоял запах пекшегося на угольях хлеба, жарившегося на вертелах мяса и булькавшей в подвешенных на треногах котлах похлебки. Солдаты всегда стремились набить животы впрок, ибо в походах наесться досыта удается нечасто. К ароматам готовящейся снеди примешивался сладковатый запах сушеного бычьего навоза – здесь, на равнине Маредо, это топливо было доступнее, чем дерево. То тут, то там сновали лучники, арбалетчики и копейщики в подбитых войлоком кафтанах или в кожаных безрукавках с нашитыми на них стальными дисками, но знать – и кайриэнская, и тайренская – презирала пехоту, а потому на виду чаще красовались всадники. Дворяне из Тира носили ребристые, с ободками и гребнями шлемы, сверкающие кирасы, кафтаны с пышными рукавами и плащи цветов начальствовавших над отрядами лордов. Кайриэнцев отличали темные кафтаны, нагрудники со следами прежних стычек и шлемы, напоминавшие колокола с вырезом для лица. У некоторых за спиной красовались флажки на коротких древках, именовавшиеся кон и служившие знаком, отличающим мелкого дворянина или младшего отпрыска знатного семейства, а порой и просто офицера. Впрочем, в большинстве случаев это было одно и то же – в Кайриэне, точно так же как и в Тире, простолюдинам редко удавалось выбиться в командиры. Тайренские и кайриэнские воины держались порознь. Сутулившиеся в седлах всадники-тайренцы насмешливо кривились при виде низкорослых кайриэнцев, которые, в свою очередь, старались держаться как можно прямее и совершенно не замечать тех. Оба государства враждовали с незапамятных времен, пока Ранд не объединил бывших противников под своей властью. Старики и подростки в груботканой одежде и с крепкими дубинками в руках расхаживали по лагерю, выискивая крыс. То один, то другой оглушал крысу палкой и подвешивал к поясу. Возле одной из палаток большеносый малый, в заляпанной кожаной безрукавке на голое тело, с луком за спиной и колчаном у пояса, выложил на стол перед сидевшим за ним со скучающим видом тайренцем большую связку нанизанных на шнурок воронов и ворон, а взамен получил туго набитый кошель. Здесь, на юге, мало кто верил, что мурддраалы используют воронов и крыс в качестве соглядатаев. Да что там, многие тут сомневались и в существовании самих мурддраалов и троллоков, но это не мешало им ревностно истреблять крыс да ворон. Ежели лорду Дракону угодно очистить лагерь от этих тварей, почему бы и не услужить ему, тем паче что за каждую тушку лорд Дракон платит полновесным серебром. Разумеется, послышались приветственные возгласы. Далеко не все знали его в лицо, но кто еще мог разгуливать по лагерю в сопровождении Дев и с Драконовым скипетром в руке? – Да осияет Свет лорда Дракона! Да сопутствует удача лорду Дракону! – доносилось со всех сторон. Возможно, многие кричали это от чистого сердца, хотя трудно понять, что у людей на душе, когда они орут во всю глотку. Впрочем, другие лишь ошарашенно таращились на Ранда, а то и поворачивали коней да отъезжали в сторонку. В конце концов, кто знает, что взбредет в голову лорду Дракону, – вдруг он начнет метать молнии или заставит землю разверзнуться под ногами? Всем ведь известно, что мужчины, направляющие Силу, рано или поздно сходят с ума, а от сумасшедшего можно ожидать чего угодно. Что же касается Дев, то на них настороженно поглядывали все. Вид вооруженных женщин сам по себе был зрелищем непривычным, к тому же айильцев считали столь же опасными и непредсказуемыми, как и безумцев. Несмотря на шум, Ранд слышал, как переговаривались у него за спиной Девы. – У него отменное чувство юмора, – сказала Энайла. – Кто-нибудь знает, как его зовут? – Его зовут Лейран, – ответила Сомара. – Он из Косайда Чарин. Небось ты оценила его чувство юмора потому, что он предпочел твою шутку своей. Но руки у него, похоже, крепкие. Некоторые Девы захихикали. – Разве Энайла не рассмешила тебя, Ранд ал’Тор? – спросила шагавшая рядом с ним Сулин. – Ты не смеялся. Ты вообще никогда не смеешься. Порой мне кажется, что у тебя нет чувства юмора. Ранд остановился как вкопанный и обернулся к ней, да так резко, что Девы потянулись к вуалям и принялись озираться по сторонам в поисках того, что могло встревожить Кар’а’карна. Ранд прочистил горло: – Как-то раз поутру лучший петух вспыльчивого, сварливого старого фермера по имени Хью взлетел на росшее рядом с прудом дерево и ни в какую не хотел спускаться. Видя, что самому ему петуха не снять, Хью зашел к соседу Уилу и попросил того помочь. Эти двое между собой не ладили, но Уил все же согласился. Они направились к пруду и стали взбираться на дерево, причем Хью полез первым. Они надеялись спугнуть петуха, но птица только перелетала с ветки на ветку, все выше и выше. Хью карабкался следом за петухом, а Уил следом за Хью. Возле самой макушки ветка обломилась, и Хью шлепнулся прямо в пруд, разбрызгав воду и тину. Уил поспешно спустился вниз и с берега протянул Хью руку, но тот даже не шевельнулся, хотя его затягивало в ил, да так, что скоро из воды только нос торчал. Хорошо, что один соседский фермер случайно увидел, что там творится, прибежал и вытащил Хью из пруда. «Почему ты не ухватился за руку Уила? – спросил он Хью. – Так ведь недолго было и утонуть!» – «Вот еще! – буркнул в ответ Хью. – С какой стати мне подавать ему руку? Я ведь только что среди бела дня пролетел мимо него, а он и слова мне не сказал». – Ранд замолк и выжидающе посмотрел на Дев. Те обменялись недоуменными взглядами. Первой неуверенно заговорила Сомара: – А что стало с прудом? Ясно ведь, что главное в этой истории – пруд. Ранд махнул рукой и зашагал к полосатому павильону. За спиной у него Лиа неуверенно пробормотала: – Кажется, он хотел нас рассмешить. – Но что же тут смешного? Как можно смеяться, если не знаешь, что случилось с водой? – спросила Майра. – Тут вся суть в петухе, – вставила Энайла. – Сразу-то я не сообразила, такие уж у них в мокрых землях шутки чудные. Но я вам точно говорю, это была шутка, и соль ее в петухе. Ранд едва не расхохотался. Заметив его приближение, Защитники Твердыни замерли, словно превратились в статуи. Двое, стоявшие у входа, плавно подались в стороны, откинув расшитый золотом полог. На Дев солдаты старались не смотреть. Ранду уже случалось вести Защитников Твердыни в бой. Тогда яростная схватка с троллоками и мурддраалами разразилась в стенах самой Твердыни, и той ночью воины готовы были последовать за всяким, кто решился бы взять на себя командование. Вышло так, что возглавить их пришлось ему. – Твердыня нерушима, – тихо сказал Ранд, обращаясь к солдатам. То был боевой клич Защитников, и на их лицах появились улыбки. Появились лишь на мгновение – в Тире простолюдины улыбались словам лорда только в том случае, если не сомневались, что вельможа именно этого от них и ждет. Большая часть Дев осталась у входа. Воительницы непринужденно присели на корточки, положив копья поперек колен; в таком положении они могли оставаться часами. Однако Сулин, Лиа, Энайла и Джалани последовали за Рандом в шатер. Они оберегали бы его даже при встрече со старыми добрыми друзьями, а люди, дожидавшиеся внутри, таковыми вовсе не являлись. Пол павильона устилали тайренские ковры с бахромой по краям и причудливыми узорами в виде спиралей и лабиринтов. В центре стоял массивный резной стол, украшенный позолотой и инкрустацией из бирюзы и поделочной кости, – чтобы доставить сюда этакую махину, наверняка потребовалась здоровенная подвода. По обеим сторонам стола с разложенной на нем картой стояли напротив друг друга облаченные в шелка лорды – дюжина тайренских и около полудюжины кайриэнских. Все они обливались потом, и перед каждым стоял высокий золоченый кубок – державшиеся в тени слуги в черных с золотом ливреях то и дело подливали охлажденный пунш. Гладко выбритые, казавшиеся щуплыми и бледными кайриэнцы носили темные кафтаны, неброские, если не считать ярких горизонтальных прорезей на груди. Цвета прорезей соответствовали цветам Домов, а количество цветных полос говорило о ранге. Тайренские лорды с остроконечными напомаженными бородками, напротив, рядились в красные, желтые, зеленые и голубые кафтаны из парчи и атласа, с золотым и серебряным шитьем. Кайриэнцы держались замкнуто и сурово. Лица у большинства из них были худые, щеки впалые, а головы спереди выбриты и припудрены по моде, прежде бытовавшей только среди солдат, а отнюдь не лордов. Вельможи из Тира насмешливо кривили губы и нюхали надушенные носовые платки или ароматические шарики, запахи которых заполняли шатер. Помимо пунша, лордов с обеих сторон сближало лишь то, что и те и другие, коротко взглянув на вошедших в шатер айилок, теперь пытались делать вид, будто не замечают Дев. Благородный лорд Вейрамон, важного вида господин с напомаженной бородкой и тронутыми сединой волосами, отвесил церемонный поклон. Помимо него, в шатре находились еще трое благородных лордов, елейно улыбающихся Ранду: не в меру грузный Сунамон, тощий Толмеран с жесткой, смахивающей на наконечник копья седой бородкой и простоватый с виду Ториан, больше похожий на фермера, чем на лорда, – но верховное командование над собравшимися здесь силами Тира Ранд поручил Вейрамону. Остальные восемь тайренских командиров происходили из менее знатных семей, некоторые из них были связаны клятвой верности с тем или иным благородным лордом, но боевой опыт имелся у каждого. Для уроженца Тира Вейрамон был довольно высок, хотя Ранд и превосходил его ростом на целую голову. Ранду этот напыщенный вельможа напоминал выпятившего грудь задиристого петуха. – Все мы приветствуем лорда Дракона, который скоро станет покорителем Иллиана, – нараспев произнес Вейрамон. – Честь и хвала Повелителю утра! Собравшиеся вокруг стола поклонились Ранду: тайренцы – разведя руки в стороны, кайриэнцы – приложив ладонь к сердцу. Ранд поморщился. Повелитель утра… Если верить обрывкам древних преданий, таков был один из титулов Льюса Тэрина. Большая часть знаний о том времени была утрачена с Разлома Мира, многое погибло в ходе Троллоковых войн и Столетней войны, но кое-что чудом уцелело. Ранда удивило то, что употребление Вейрамоном древнего титула не заставило Льюса Тэрина снова подать голос. Кажется, Теламон вообще не напоминал о себе с того момента, как Ранд велел ему замолчать. Насколько он помнил, это был первый случай, когда его угораздило напрямую обратиться к обитавшему в его голове голосу давно умершего человека. От мысли о том, что может за этим крыться, по спине у него пробежали мурашки. – Милорд Дракон… – заговорил Сунамон, потирая вспотевшие ладони. Он старался не смотреть на обернутую вокруг головы Ранда шуфу. – Вы?.. – Он, явно успев прикусить язык, поспешил заискивающе улыбнуться; вряд ли стоит спрашивать вероятного сумасшедшего – вероятного, это самое меньшее, – хорошо ли тот себя чувствует. – Не желает ли лорд Дракон пуншу? Прекрасное вино из сбора Лоданайль, смешанное с соком медовой дыни. Истеван – долговязый, с крепкой челюстью и твердым взглядом лорд страны, служивший под началом Сунамона, – резко поднял руку, и слуга метнулся к стоящему у парусиновой стены столику за золоченым кубком. Другой прислужник поспешил наполнить сосуд. – Нет. – Ранд поспешил отмахнуться, даже не взглянув на слугу. Он думал о том, мог ли Льюс Тэрин слышать? Если так, все усложнялось еще больше, но ломать над этим голову не хотелось. Ни сейчас, ни когда бы то ни было. – Как только прибудут Геарн с Симааном, почти все будут в сборе. – Обоих благородных лордов, которые вели два последних крупных отряда тайренских солдат, следовало ждать со дня на день. Они выступили из Кайриэна с месяц назад. Потом, правда, будут еще подтягиваться мелкие группы с юга, немало кайриэнцев и еще больше айильцев. Те прибывали потоком. – Я хочу посмотреть… Неожиданно Ранд понял, что в павильоне повисла гнетущая тишина. Все замерли, один лишь Ториан, запрокинув голову, допил пунш, вытер губы ладонью и вновь протянул кубок, чтобы его наполнили, не замечая, что слуги вжались в полосатую стену. Девы напряглись и привстали на цыпочки, готовые в любой миг поднять вуали. – В чем дело? – спокойно спросил Ранд. Вейрамон замялся. – Симаан и Геарн… ушли в Хаддонское Сумрачье. Они не придут. Ториан выхватил у слуги оправленный в золото кувшин и, расплескивая пунш по ковру, наполнил свой кубок. – А почему они отправились туда, а не к нам? – не повышая голоса, спросил Ранд, хотя был уверен, что знает ответ. Этих двоих, так же как и еще пятерых благородных лордов, он и в Кайриэн-то отправил потому, что в Тире они стали бы беспрерывно интриговать против него. Кайриэнцы дружно приподняли кубки, пытаясь скрыть ехидные усмешки. Семарадрид, высший из них по рангу, на что указывали многочисленные цветные прорези на кафтане, усмехнулся открыто. Этот узколицый, седовласый мужчина с тяжелым, впору камни колоть, взглядом темных глаз двигался скованно, припадая на одну ногу. Участвуя в терзавших Кайриэн усобицах, он получил немало ран, но хромота напоминала о схватке за Тир. Основная причина, побуждавшая его к сотрудничеству с бывшими противниками, заключалась в том, что они не айильцы. Впрочем, и лорды из Тира соглашались иметь дело с кайриэнцами прежде всего по той же причине. Ответил Ранду один из соотечественников Семарадрида, молодой лорд Менерил. Прорезей на его кафтане было в два раза меньше, чем у Семарадрида, а левый уголок рта кривился, словно в сардонической усмешке, из-за полученного во время гражданской войны шрама. – Измена, милорд Дракон. Измена и мятеж. Возможно, Вейрамон еще долго не решался бы сказать это Ранду в лицо, но не мог и допустить, чтобы вместо него говорил чужеземец. Бросив на Менерила свирепый взгляд, благородный лорд тут же вновь напустил на себя напыщенный вид и неохотно подтвердил: – Именно так, бунт. И, милорд Дракон, не они одни приняли в нем участие. Благородные лорды Дарлин, Тедозиан и благородная леди Истанда тоже примкнули к мятежникам. Сгори моя душа, милорд Дракон, они послали вам формальный вызов и все его подписали. Да еще втянули в это безумие два или три десятка мелких дворянчиков, по большей части вчерашних фермеров. Свет лишил их рассудка! Дарлином Ранд почти восхищался. Этот человек с самого начала открыто выступил против него. Когда Ранд овладел Твердыней, Дарлин бежал из города и попытался подбить на сопротивление окрестных дворян. Тедозиан и Истанда, так же как и Геарн с Симааном, вели себя совсем по-другому. Они кланялись Ранду, заискивающе улыбались, именовали его лордом Драконом, а за спиной строили козни. Ранд ничего не предпринимал, терпеливо дожидаясь, когда их коварство выйдет наружу, что и случилось. А Ториан не случайно чуть не поперхнулся своим пуншем – его многое связывало с Тедозианом, да и с Геарном и Симааном тоже.