* * * А пока двухфюзеляжный гигант проходил положенный и небыстрый путь воплощения – от чертежей на бумаге к уменьшенной макетно-испытательной версии, и уж потом к закладке полноценного изделия в сборочном ангаре… В Министерстве общего машиностроения (именно оно курировало работу всех предприятий и научных организаций, занятых созданием ракетно-космической техники) не вдруг вспомнили о проекте лёгкого космического самолёта Челомея В.Н., запускаемого ракетой «Протон». Как следствие, волевым и коллегиальным решением «вышестоящих», «подросшие» до двадцати двух тонн орбитеры Лозино-Лозинского (здесь в том числе нашли реализацию челомеевские наработки) «пересели» с Ан-124 на «Протоны»! И эта версия оказалась настолько оптимальной, что опасные полёты «со спины» самолёта-носителя стали единичными, как правило, для отработки будущих, уже перспективных концепций. Наряду с этим сама УР-500[91] «Протон» претерпевала модернизационные изменения, расширяя номенклатурную линейку по тоннажу выводимой полезной нагрузки… разумеется, в сторону увеличения. И здесь немаловажную роль играла другая ракета-носитель, точнее все наработки, которые были в ней применены и сопутствовали её созданию – РН сверхтяжёлого класса «Энергия». По поводу этого сверхтяга было сломано немало копий в кабинетах Кремля и не только. После отказа от проекта «Буран» прямого и быстро-актуального применения «стотоннику» не находили, едва не начав резать бюджет, притормаживая всякие работы… Но нашлись разумные головы, нашлись нужные доводы, заступились. И если элементы «Бурана» успешно использовались в совершенствовании мини-шаттлов – «Спирали» и ЛКС, то «Энергия» стала концептуальным донором для практических всех перспективных ракетных систем страны[92]. Был ещё один немаловажный аргумент в доведении «Энергии» до рабочего состояния. Когда Вашингтон в официальном коммюнике, по сути, выпустил «некролог» программе «Space Shuttle», вместе с концом карьеры «челноков» были свёрнуты многие орбитальные программы. В том числе касающиеся непосредственно милитаристских амбиций Пентагона. Однако, по мнению специалистов ГРУ, именно ракета-носитель «Энергия», только фактом своего появления выведя на орбиту семидесятитонный прототип лазерной боевой платформы, окончательно похоронила всякие надежды американцев на преимущество США в «лазерной гонке», как и вообще в пресловутой СОИ. На то время в НАСА уже начинали переживать не лучшие времена. Ещё с катастрофы «Челленджера», когда по выяснению причин аварии пришлось усилить конструкцию разгонных ускорителей (что привело к их утяжелению), шаттлы снизили свои показатели, уже не выводя на орбиту свои паспортные тридцать тонн. Это сразу сказалось на осуществлении американских планов постройки орбитальной станции «Фридом». Невзирая на то, что в деле участвовали европейцы (ЕКА[93]), Канада и Япония, разработка была признана дорогостоящей. В Вашингтоне решили впрячь ещё одну лошадку – СССР, у которого был и опыт, и ресурс, попутно преследуя и другие цели: втянуть русских в дополнительные расходы, привязав к обслуживанию МКС (…а чтобы «иваны» меньше отвлекались на собственный «пилотируемый военный космос»). Не тут-то было! В Кремле, если и рассматривали вариант принять участие в МКС, то скорей из политических соображений. Впрочем, находя вполне трезвую оценку, что особых политических дивидендов от такого сотрудничества не очень чтоб много, а вот подвохов со стороны «любезных партнёров» можно ожидать вдосталь (тут к правильным выводам снова подвели знания «чужого будущего»)[94]. Собственно, развивая новые способы выведения грузов на орбиту, Советский Союз теперь мог не только поддерживать рабочее состояние «постаревшей» станции «Мир»[95], но и поэтапно расширил свою линейку ракетоносителей, существенно снизив их функциональную себестоимость, тем самым получив неоспоримые преимущества на рынке коммерческих запусков, даже не особо демпингуя. Деньги в «кассу» пошли настолько хорошие, что в СССР замахнулись на ещё один грандиозный проект. Да и страна к тому времени уже оправилась от деструктивных явлений, начиная снова набирать «жирок». Постановление правительства о начале работ по «Мир-2» (параллельно с модернизацией «Мир-1») дополнилось заявлением, что «строительство новой орбитальной станции будет проходить в рамках принципиально передового проекта – создания ТЭМ, транспортно-энергетического модуля на ядерно-электрической тяге, который позволит СССР выйти на новый уровень в освоении дальнего космоса». Нашлось применение «Энергии», поднявшей первый базовый сегмент… А вот тут начались секреты – сегмент будущей станции или уже часть ядерно-электрического модуля? Американцы пытались отследить, болезненно неуверенные, и поспешили объявить о своих похожих прожектах, даже что-то выведя на стартовый стол, но… Моменты подоспели и сошлись – те самые, когда «Индевор» прожигал плотные слои атмосферы, рисуя в небе дымные полосы катастрофы, а спустя месяц небезупречно приземлилась «Колумбия», раскатав себя по посадочной полосе, и… И на этой красивой картине, замкнув круг, можно и самим пока спуститься с небес, вернувшись к земным делам, к делам морским, к войне «холодной» и к её горячим фазам. Возможно, снова отмотав счётчик времени немного вспять – к середине «восьмидесятых». Год 1985, развёртывание… Фаза нарастания Черноморцы «…У Сокотры, где соль Красного моря[96] окончательно смешивается с глубинным дыханием Индийского океана…» Звучит, наверное, красиво, и может быть, когда-нибудь «остров Счастья»[97] станет вполне курортным (если его окончательно не приберёт к рукам под базу флота Советский Союз). Но в 1985 году место было так себе. Особенно когда ты в военной форме (пусть и в «тропичке»), в некондиционируемой рубке у разогретой рабочей аппаратуры, или внизу под палубами у котлотурбинных установок… (дневная температура воздуха здесь, на Сокотре, в апреле поднимается до плюс тридцати пяти). Стоя на якоре, у бочки, вдыхая горячее присутствие африканского континента (казалось, что буйные самумы[98] даже сюда доносили пыль Великих пустынь), на кораблях «черноморского отряда» привычно фиксировали в журналах дежурные часы, проставляли педантичные минуты, и его – времени – было вполне достаточно для планомерной подготовки к следующей исполнительной фазе, ожидая отмашки-распоряжения «сверху». Связь с ГШ ВМФ (Главным штабом военно-морского флота) поддерживалась через узел дальней связи, расположенный вблизи йеменского Адена. * * * На Сокотре нет ни одной глубоководной гавани, нет закрытых бухт. Рейд, выбранный под стоянку советского флота, в бухте Хаулаф… – здесь происходило с виду заурядное, но постоянное движение: прибывали и отбывали патрульные катера, сновали сторожевики, пыхтели гружёные и разгружающиеся суда снабжения. За всем за этим издалека, за двенадцатимильной границей тервод к северу, терпеливо наблюдали с борта фрегата США «Downes», всякий раз и по каждому поводу отправляя шифрованные отчёты. Впрочем, им скорее следовало удивляться отсутствию в окрестностях архипелага морской активности Советов… Западные агентства уже вовсю раздували недовольную шумиху о создании здесь военной базы СССР. Что на самом деле если и зрело, то пока лишь в не-утверждённых планах и предварительных переговорах. Между тем, дождавшись трёх транзитных танкеров (два уж с полусуток стояли на бочках по соседству, с третьим, связавшись по радио, следовало встретиться, перехватив в море по пути), ПКР «Москва» и БПК «Твёрдый», подняв якоря, потянулись на выход, приняв в кильватер увальни-«нефтевозы», уже на «большой воде» задавая движение в сомкнутом строю классического конвоя, что должно было послужить хорошей и очевидной версией для сторонних наблюдателей: «Следуем в Персидский залив, выполняя функцию сопровождения и охраны своих гражданских судов». Штурманский расчёт, с учётом скорости самого тихоходного наливного транспорта, составлен был так, чтобы в «месте поворота» – на траверзе самой восточной точки Аравийского полуострова (мыс Эль-Хадд) – оказаться аккурат с наступлением ночи. Там танкеры повернут в Оманский залив, побредя уже без прикрытия. А военные корабли «в кромешной темноте», отвернув резко вправо, должны были шмыгнуть в восточном направлении, где в итоге (пройдя примерно 350 миль) соединиться с группой «Минск». Конечно, «в кромешной темноте» это не значит, что невидимые для радаров фрегата США, который повиснет на хвосте при любом раскладе. И в штабе флота предусматривались даже некие варианты «по необходимости» – разделить отряд. Тогда бы, спровоцировав бросок, например, в сторону Сейшел, быстроходный БПК отвлёк внимание американского соглядатая (затем, разумеется, вернувшись на генеральный курс, будучи в состоянии наверстать упущенное и вовремя поспеть в точку сбора). Но в конечном счёте к тому, что кто-то увяжется вслед и проследит за отрядом вплоть до выхода на место, в целом относились снисходительно. В существующих условиях считалось, что вполне достаточно создать наглядность обоснованной мотивации и рутинных действий. В конце концов, чем плох сценарий доставки «контрактного эсминца» индийской стороне, вдобавок к тому факту, что Дели уже объявило о проведении флотских манёвров, указав намеченный под это дело сектор (в координатах) и время. В чём они там, аналитики Главного штаба, не ошиблись (и можно только представить, какая работа этому сопутствовала), так это в том, что наблюдатель от «западного альянса» будет один. * * * А и на самом деле, ведь было бы наивно полагать, что все выходы, заходы, вылазки кораблей флота СССР не будут отслеживаться всеми доступными средствами НАТО, подтверждая нахождение «красных» там-то и там-то, даже получая обрывочные и порой недостоверные данные, вплоть до нетрадиционных источников, таких, как уже помянутые случайные свидетели-нейтралы. Вообще в век РЛС и космической разведывательной компоненты, включая насыщенности морских путей гражданскими судами и кораблями потенциальных недругов, а воздушного пространства самолётами, скрыть подобное развёртывание являлось делом маловероятным. Невозможным. Равно как невозможно, активизировав свою разведывательную и тем более подготовительную деятельность, не вызвать у противника эквивалентных контрмер. Речь могла идти лишь о том, чтобы оппоненты получали по возможности неочевидную информацию… и желательно с некоторым, хоть каким-то запозданием. Ещё перед выходом из главных мест базирования ЧФ и ТОФ[99] советские корабли сменили тактические номера. Удалось ли кого-то ввести этими нехитрыми уловками в заблуждение, осталось за кадром, если только все эти меры не предусматривались планом как фоновые – американцам показывали то, к чему они привыкли: русские предсказуемы. Лишь в этом случае в подобных представлениях как будто усматривался какой-то смысл. О предназначении эсминца «Твёрдый», как и всей серии проекта 61МЭ (код НАТО – «Kashin-II»-class), военно-морскому флоту Индии агентуре ЦРУ и соответственно Пентагону наверняка было известно. «Кондоры», те так вообще обладали настолько характерным профилем, общей компоновкой и архитектурой надстройки, что не спутаешь ни с кем. И их всего-то два – велика ли разница, вышел в море «Ленинград» (ныне проходящий модернизацию и доковый ремонт), или это всё-таки «Москва». Так что слово «секретность» (а любая военная операция, или на худой конец акция, всегда содержит в своих едва ли не первых пунктах этот императив) сейчас, конечно, являлось ключевым, но понятие «имитация» всё же было бы применить уместней. * * * А на деле всё вышло даже лучше, чем в самых неоптимистичных прогнозах. Курсовая линия конвойного отряда проходила по наиболее неприхотливой прямой и «резала угол», постепенно приближаясь к терводам Омана. На вторые сутки пути, когда по левому борту в жаркой дымке стали проглядываться берега Аравийского полуострова, а до «точки поворота» оставалось 170 миль… В общем, протащившись за конвоем бо́льшую часть маршрута, видимо, удостоверившись в отчётливых намерениях русских, после серии сеансов связи фрегат «Downes» получил приказ возвращаться в Красное море в свою зону патрулирования. Вскоре он растворился за кормой, исчезнув и с радаров. В оперативном отделе Главного штаба ВМФ это обстоятельство спокойно приняли к сведению, не питая особых иллюзий… Вряд ли противник оставит отряд без внимания. В зале командного центра висел список – чем там, серьёзным, в зоне Персидского залива на данный момент располагали американцы: Эсминец «Robison», вступивший в строй в 1961 году и уже весьма устаревший; фрегат, чуть поновее, типа «Knox»; плюс атомная субмарина типа «Sturgeon». Флагманское управление осуществлялось с десантного транспорта-дока «Shreveport».