Глава 12 Пугачев Закончив, к середине октября, основные работы по подготовке линии «Викинга», и оставив парней заниматься своими направлениями деятельности, я решил съездить в Бахмут. Во-первых, хотел познакомиться с командиром Бахмутского казачьего полка полковником Кутейниковым, который одновременно был комендантом Бахмутской крепости, организовать с ним взаимодействие и, если получиться, договориться с ним насчет пушки. От полковника Депрерадовича вестей нет, а «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». В Бахмутской крепости было больше пятидесяти орудий различных типов, так что перспектив у штурма крепости кочевниками никаких, но округу они разграбят, а жителей угонят в полон, но если у нас будет пушка, шансы отбить нападение малой кровью будут велики. На это и буду давить в разговоре с комендантом крепости. Конечно, в крепости, наверняка, большие орудия — «крепостные», и нам они не подойдут. Мне нужна полевая пушка, легкая и мобильная, авось одна найдется. Ну а во-вторых, я хотел лично переговорить с людьми на базаре о грядущем набеге, может уже начала появляться конкретика, в виде каких-нибудь значимых дат, ну например, мусульманского праздника, после которого следует ждать нападения. Слабым местом моего плана обороны, была необходимость неопределенное время находиться на позициях. В отсутствие средств связи, конные разъезды, патрулирующие километрах в двадцати от линии «Викинга», могут не успеть предупредить нас, и, если большинство людей будет в Луганском, мы просто не успеем на позиции. Думали мы про организацию оповещения с помощью сигнальных дымов, но в итоге отказались — в плохую погоду, при сильном ветре, часто здесь бывающем, дымы будет не видно, да к тому же, не будем считать степняков совсем дураками, увидев дымы, они могу повернуть и ударить в другом месте и тогда вся работа насмарку. Бой с превосходящими силами противника имеет шансы на успех только при его ведении на своих условиях и при наличии фактора внезапности. С такими мыслями, я с Архипом и двумя гусарами сопровождения прибыл в Бахмут. Штаб коменданта крепости оказался в центре города, как раз на базарной площади напротив Троицкого собора, в двухэтажном доме. Отправив гусар на базар, собирать слухи, и оставив Архипа с лошадьми, я прошел внутрь штаба. Дежурный казак проводил меня в приемную коменданта, где за столом сидел молодой офицер в казачьей форме. Увидев меня, он встал, а я сразу представился, — Командир 15-ой роты Бахмутского гусарского полка поручик фон Штоффельн, к господину полковнику по делам службы! Прошу доложить! — Прошу подождать, господин поручик, присаживайтесь, сей момент господин полковник немного занят, — ответил, улыбнувшись, корнет и показал на стулья в приемной. Я присел и прислушался к разговору в кабинете, полковник явно кого-то распекал, периодически кулак бухал по столу, в приемной аж стекла тряслись — суров полковник. Минут через десять разговор в кабинете закончился и из него вышел, кажется, хорунжий[1], в казачьих званиях я еще не до конца разобрался, не было времени, с красным лицом и прошел мимо нас на выход. После того, как казак вышел из приемной, я спросил у адьютанта, — За что его так? — Да это хорунжий из первой сотни Емельян Пугачев, в бане сказал кому-то из казаков, что его сам государь император Петр Великий крестил, а до полковника слух дошел, ну Ефим Дмитриевич и осерчал — ох, заговорился я, пойду доложу господину полковнику, — встрепенулся адъютант и вошел в кабинет. Через полминуты дверь открылась и я прошел в кабинет коменданта крепости. — Здравия желаю, господин полковник, командир 15-ой роты Бахмутского гусарского полка поручик фон Штоффельн! — представился я. — И вам здравствовать, господин поручик, премного о вас наслышан — и о банде ногайцев, и о новой форме для гусар, и о строительстве укреплений, все не было оказии познакомиться, — ответил полковник и предложил присесть. — Слушаю вас, господин поручик, — продолжил полковник. — Господин полковник, просил бы вас поделиться информацией, если таковая имеется, о грядущем набеге кочевников, для меня, как командира самой южной роты полка, эта информация на вес золота? — спросил я. — Слухи на базаре ходят уже второй месяц (это я их пустил), но никаких достоверных данных нет, однако из Елисаветграда вчера прибыл в Бахмут отставной гусар поселенного Чёрного гусарского полка Иваница Форнакиев, так он сказывает, что ездил недавно к родственникам в польское местечко Саврань и узнал от них, что в Подолии бродят слухи будто турецкий султан объявил войну России, и в Каушанах[2] начинает собираться орда Крым-Гирея, понимаете, что это значит господин поручик? — посерьезнев, сказал полковник. — Понимаю, господин полковник, от нас до турецкого султана, конечно, далеко, но небольшой отряд вполне может добраться, поэтому у меня к вам просьба, господин полковник, — мне нужна пушка! — озадачил я полковника, и показав на карту, спросил, — Позвольте поясню! Рассказав полковнику план обороны, конечно, без информации про пулеметы, мины и т. д, обрисовал ему плюсы того, что орда не зайдет в Славяносербию, и перспективы — в случае успеха, я доложу, что сей план разработан совместно с ним — полковником Кутейниковым, а в случае моей неудачи Бахмут ничем не рискует, отобьются все равно без проблем. Подумав полминуты, полковник сказал, — Сами понимаете, просто так пушку я вам отдать не могу, казенное имущество, но направить вам в подмогу десяток казачков с пушкой, коль мы действуем по совместному плану, вполне уместно. После полковник кликнул адъютанта и приказал ему вызвать хорунжего Пугачева. Пока ждали Пугачева, я спросил полковника, — Господин полковник, позвольте один вопрос про Пугачева? Полковник нахмурился, — Спрашивайте, господин поручик. — Правда, что Пугачев говорит, якобы его сам государь император Петр Великий крестил? — спросил я. — Денисов наболтал уже, не язык — а помело, Пугачев казак справный, в бою лихой, в последней кампании с пруссаками не раз отличился, но дури в башке, как семечек в огурце, то с медведем борется на базаре, то в бане всякую околесицу несет, сам 1742 году рождения, а великий государь наш, почивший в 1725 году, его крестил видите ли. Это хорошо, что вы господин поручик приехали сегодня, думал я, что с ним делать, а теперь пусть на шанец к вам едет, Отчизне послужит, глядишь дурь из башки и выветрится. На этой позитивной ноте и закончили. Денисов подготовил приказ по полку, об откомандировании хорунжего Емельяна Пугачева с десятком казаков и 3-х фунтовой[3] полевой пушкой с двадцатью зарядами картечи, на реку Лугань, для совместных действий с Бахмутскими гусарами по отражению набегов кочевников. Через час выехали обратно в Луганское. По пути домой обстоятельно побеседовали с Пугачевым. Мне он показался человеком свободолюбивым, независимым, имеющим свое мнение и готовым его отстаивать, харизматичным и уверенным в себе, наверное, другой человек и не смог бы выдавать себя за царя и поднять на крестьянскую войну огромные массы народа, и, при этом, легким в общении и умеющим пошутить. Хоть я и был выше по званию, но учитывая формальное отсутствие между нами отношений подчиненности, я сразу предложил общаться по имени-отчеству, что сильно удивило Пугачева, но отказываться он, естественно, не стал. Так за неспешным разговором и прибыли в Луганское. Результаты поездки в Бахмут превзошли все наши, самые оптимистичные ожидания. Деньги сэкономлены, пушка есть, да еще и десяток казаков, бывалых бойцов в придачу, превосходно. Итак, что имеем на сегодняшний день: в казне, с учетом последних закупок свинца и расходных материалов для пороха, осталось 182 рубля, еще 100 рублей отдаст староста по окончании продажи урожая, прекрасный результат, с учетом того, что мы организовали производство бездымного пороха, пуль и ракет, а также набрали рекрутов и построили укрепления. Осталась только одна неотложная задача — закупка нормальной зимней одежды для всех: полушубков, папах, рукавиц, и, хотя бы, десяток белых маскхалатов. Теперь боевой состав 15-ой роты, с приданными подразделениями: старослужащие — 19 человек, два пистолета и сабля на человека; молодое пополнение — 20 человек, ружье со штыком, пистолет у каждого, сабли и чеканы, не у всех; казаки — 10 человек, у Пугачева — пика, сабля и пара пистолетов, у рядовых казаков — пика, сабля и ружье; пушка полевая 3-х фунтовая; ракетная установка «Гном-1» с тридцатью ракетами; два 12,7 мм «Браунинга М2», один 7,62 мм «Печенег» и одна снайперская винтовка L96; ну и напоследок, я, Добрый и Гном с «Калашами», «Мосинками» и прочими нужными штуками. С такой огневой мощью и учитывая нестойкость кочевников под сильным огнем, отряд нуреддин-паши был нам на один зуб. Жизнь-то налаживается. [1] Воинское звание в казачьих войсках аналогичное корнету в кавалерии. [2] Столица Буджакской ногайской орды, на территории современной Молдавии, бывшая, при Крым-Гирее, фактически второй столицей Крымского ханства. [3] Калибр орудий измерялся в массе ядра, что соответствует примерно 60 мм. Глава 13 Орда По приезду в Луганское пушка сразу попала в цепкие руки Гнома. В качестве боекомплекта к пушке нам выдали двадцать картечных снарядов, так называемой, «вязаной» картечи. Это когда к деревянному поддону с воткнутой по центру палочкой, сделанному по калибру пушки, бечевкой привязываются картечины, что позволяет загрузить всю картечь в ствол, как один снаряд. При выстреле бечевка сгорает и картечь начинает разлетаться в стороны сразу при вылете из канала ствола. Стрельба такой картечью эффективна на дистанции не более трехсот метров, далее, слишком сильный разлет картечин не позволяет вести прицельный огонь. Оценив боеприпасы Добрый сразу предложил сделать, так называемые, «контейнеры», применяемые при снаряжении охотничьих патронов, когда дробь закладывается в патрон в пластиковом стаканчике, при выстреле дробь, вначале, вылетает из ствола в стаканчике, он постепенно разрушается, и на определенном расстоянии начинается разлет дроби. Практически, прообраз шрапнельного снаряда, только без дистанционной трубки и возможности изменить схему подрыва. Гном сразу предложил сделать стаканы из своей стеклоткани, по аналогии с корпусами ракет, только без кожаных стяжек, и одновременно, с задней стороны поддона зафиксировать картуз с порохом — и получился прообраз унитарного[1] выстрела. Оставив Гнома колдовать над снарядами, мы с Добрым и Пугачевым поехали на линию «Викинга», для окончательной организации оборонительного боя. С учетом всех корректировок, план обороны выглядел следующим образом — воронка, образованная инженерными заграждениями, длиной метров пятьсот, шириной в горловине метров четыреста и сужающаяся метров до двухсот в конце, вдоль стенок воронки поставили небольшое количество противопехотных мин, отпугнуть, если кто полезет вправо или влево, по обеим сторонам горловины установили по пятерке «Клейморов», подрываемых по плану поочередно, для управления ими выкопали неподалеку перекрытые окопчики и небольшие траншеи, перекрытые обрезками досок, чтобы шнур свободно мог двигаться в них. Самая сложная задача, успеть посадить туда человека. В торце воронки поставили три ДОТа, один сделали дополнительно. Пушечный, почти по центру, слева около дороги, пулеметный, чуть правее и подальше от дороги, и резервный, со вторым «Браунингом», левее, метрах в ста за пушечным, из него можно прикрыть первую линию от атаки с тыла, либо отход из первой линии, а также предотвратить возможное проникновение с левого фланга, где овраги недостаточно глубокие. Гном с ракетной установкой и возничим расположится за резервным ДОТОом, дальности стрельбы хватит, запас ракет будет на санях, прикрытый от осадков, ракеты не тяжелые, килограмм по двадцать, справится один. Восемь казаков (два при пушке) и дюжина сербов будут, в роли «засадного полка», стоять в балке за резервным ДОТом. Добрый на первом пулемете, я на крыше пушечного дота для общего руководства боем, там сделали небольшой «скворечник». Управление подрывом управляемого минного поля, стрельбой Гнома и засадным подразделением Пугачева, предусматривалось флагами разных цветов. Для «Калашей» нам пошили чехлы, как для охотничьих ружей, и без магазина было вполне похоже, а в горячке боя никто внимания не обратит. Остальной план, без изменений, только телеги, при необходимости заменить на сани.