– Ну да, – еще одна натянутая улыбка, более принужденная, чем предыдущая. – Вот тут-то дело начало принимать политический оборот. Вычинский официально заявил, что, в каком бы месте ни зародилась марсианская раса, нет никакой причины полагать, что значение ее изначального мира в общем порядке вещей превосходило – я цитирую – «необходимый фактический общеобразовательный минимум» – конец цитаты. – «Мама, а откуда мы взялись?» Что-то вроде этого? – Именно. Можно указать это место на карте со словами «вот откуда мы когда-то вышли», но, поскольку «где мы находимся сейчас» намного важнее, дань уважения родине этим и исчерпывается. – Вычинский навряд ли думал о том, чтобы отказаться от своих взглядов как категорически противных человеческой природе? Вардани пристально посмотрела на меня: – Сколько тебе на самом деле известно о Гильдии, Ковач? Я отмерил большим и указательным пальцем скромный отрезок: – Извини, просто люблю повыделываться. Я с планеты Харлан. Процесс Минору и Гретцки пришелся на мои подростковые годы. Я в то время состоял в банде. Тогда, чтобы показать, какой ты антисоциальный, проще всего было нарезать воздушные граффити на тему суда там, где народу побольше. Мы все знали тексты протоколов наизусть. «Категорически противны человеческой природе» часто повторялось в отречении Гретцки. Похоже, это была шаблонная формула Гильдии, чтобы обеспечить сохранность исследовательских грантов. Вардани опустила взгляд: – Какое-то время так и было. И нет, Вычинский не стал плясать под эту дудку. Он любил марсиан, восхищался ими и говорил об этом публично. Поэтому его имя тебе известно лишь в связи с говнотеорией центров. Его лишили финансирования, изъяли из печати бо́льшую часть его работ и передали эстафету Картеру и Богдановичу. И эти две шлюхи с удовольствием отсосали в ответ. В тот же год комиссия ООН одобрила семипроцентное увеличение стратегического бюджета Протектората исключительно из-за параноидальной предпосылки, что где-то там за углом нас поджидает Марсианская Сверхкультура и готовится напасть. – Мило. – Ага, и опровергнуть невозможно. Все астронавигационные карты, обнаруженные на других планетах, подтверждают изыскания Вычинского: каждая планета помещает себя в центр, так же как это сделал Марс, и этим единственным фактом запугивают ООН, которая поддерживает большой стратегический бюджет и усиленное военное присутствие на всех территориях Протектората. Никто не желает знать о том, в чем истинный смысл теории Вычинского, а те, кто говорит об этом слишком громко или пытается применить его результаты в собственных исследованиях, либо немедленно лишаются финансирования, либо подвергаются осмеянию, что в итоге означает одно и то же. Она швырнула сигарету в огонь, наблюдая, как ее пожирает пламя. – Это и с тобой произошло? – спросил я. – Не совсем. С последним слогом она плотно сомкнула губы, словно навешивая на тему замок. За спиной я услышал шаги Шнайдера, у которого исчерпался список ремонтных работ или терпение. Я пожал плечами: – Договорим позже, если будет желание. – Может быть. Ну а теперь выкладывайте, два мачо, что это за фигню с гравитационными маневрами вы сегодня устроили? Я взглянул на Шнайдера, присаживающегося к костру: – Слышал? Поступила жалоба на развлекательную программу рейса. – Суки всё-таки эти пассажиры, – хмыкнул Шнайдер, опускаясь на песок и на лету подхватывая шутку. – Ничего не меняется. – Ты будешь рассказывать или я? – Твоя же была идея. «Севен» еще остались? Вардани подняла пачку и бросила Шнайдеру. Повернулась ко мне: – Итак? – Какими бы там археологическими достоинствами ни обладало побережье Дангрека, – начал я медленно, – оно все-таки находится на территории Северного предела, а Северный предел для «Клина Карреры» – это одна из девяти ключевых целей, необходимых для победы в войне. И, судя по количеству органических повреждений, нанесенных в этом регионе к настоящему моменту, кемписты пришли к такому же заключению. – И? – И организация археологической экспедиции на территорию, за которую сражаются Кемп с «Клином», не вписывается в мое представление о мудрых поступках. Нам нужно, чтобы боевые действия перенесли. – Перенесли? Я с большим удовольствием услышал недоверие в ее голосе. Желая усилить эффект, я продолжил, снова пожав плечами: – Перенесли или отложили. Как получится. Так или иначе, нам нужна помощь. И единственное место, где мы можем получить помощь такого рода, – это корпорации. Мы направляемся в Лэндфолл, а раз я в настоящий момент, предположительно, должен находиться на фронте, Шнайдер – кемпистский дезертир, ты – военнопленная, а наш шаттл – чужая собственность, нам не помешает оставить кое-какой ложный след. Спутниковое наблюдение покажет, что встреча с «умными» минами закончилась для нас печально. Обломки, найденные при осмотре морского дна, подтвердят эту версию. Если никто не вознамерится копать слишком уж глубоко, нас посчитают пропавшими без вести или погибшими, что меня устраивает как нельзя лучше. – Ты рассчитываешь, что они на этом остановятся? – Ну, война есть война. Смерть тут дело обычное, – я вытянул из костра ветку и принялся набрасывать на песке карту континента. – Может, конечно, вызвать вопросы, что это я вообще здесь делал, вместо того чтобы принимать командование на Пределе, но такого рода детали обычно начинают анализировать только после боевых действий. Сейчас у «Клина Карреры» мало сил на севере, а кемписты продолжают теснить их к горам. С фланга наступает Президентская гвардия, – я ткнул в песок своей импровизированной указкой, – а отсюда наносит ракетные удары флот ледоколов Кемпа. У Карреры есть занятия поважнее, чем разбираться в обстоятельствах моей кончины. – И ты правда полагаешь, что Картель все это поставит на паузу исключительно ради тебя? – горящий взгляд Тани Вардани переместился с моего лица на Шнайдера. – Ты же на это не купился, правда, Ян? Тот неопределенно махнул рукой: – Просто выслушай его, Таня. Он в системе, так что он знает, о чем говорит. – Ага, как же, – беспокойный, обжигающий взгляд снова вернулся ко мне. – Не думай, будто я не признательна за то, что ты вытащил меня из лагеря, – я признательна. Думаю, ты даже не представляешь насколько. Но теперь, когда я оттуда выбралась, я бы очень хотела остаться в живых. Это вот все, весь этот план – полная лажа. Ты просто нас всех угрохаешь – нас либо прихлопнет корпоративный самурай в Лэндфолле, либо мы поляжем под перекрестным огнём у Дангрека. Не станут они… – Ты права, – сказал я терпеливо, и она удивленно смолкла. – В какой-то степени ты права. Крупные корпорации из Картеля даже слушать нас не будут. Им проще убить нас, устроить тебе виртуальный допрос, как следует надавить, пока ты не выложишь все, что им нужно, а потом придержать информацию до конца войны, который будет для них победным. – Если будет. – Будет, – уверил я. – Они всегда побеждают, так или иначе. Но мы не станем обращаться к крупным корпорациям. Мы поступим умнее. Я сделал паузу и принялся ворошить костер, выжидая. Углом глаза я видел, как напряженно склонился вперед Шнайдер. Без Тани Вардани план ничего не стоил, и мы все это понимали. Раздавался шепот прибоя. Что-то хрустело и потрескивало в пламени костра. – Ладно, – она слегка шевельнулась, словно прикованный к постели больной, который пытается устроиться поудобнее. – Продолжай. Я слушаю. У Шнайдера вырвался вздох облегчения. Я кивнул: – Мы сделаем вот что. Мы возьмем в оборот одну конкретную корпорацию – из тех, что помельче и поголоднее. Прощупывание ситуации может занять какое-то время, но сложностей, думаю, не будет. А после того как определим цель, мы сделаем им предложение, от которого они не смогут отказаться. Уникальную сделку с ограниченным сроком действия, завлекательной скидкой и гарантированным удовольствием от покупки. Я заметил, как Вардани переглянулась со Шнайдером. Возможно, она вспомнила о нем из-за всех этих товарно-денежных метафор. – Какой бы маленькой и голодной ни была эта корпорация, Ковач, она все равно остается корпорацией, – ее глаза смотрели прямо в мои. – Финансовые возможности планетарного масштаба. А убийство и виртуальный допрос вряд ли обходятся дорого. Как ты намереваешься исключить этот вариант? – Просто. Напугать их. – Напугать их, – она на мгновение замолчала, а затем издала короткий непроизвольный смешок. – Ковач, тебя надо записывать и продавать. Ты идеальное средство для выхода из посттравматического синдрома. Ну поведай же. Как ты собираешься напугать корпоративный блок? Покажешь им кукольный спектакль в жанре слэшера? Мои губы тронула неподдельная улыбка: – Что-то вроде того. Глава шестая Половину утра следующего дня Шнайдер провозился, зачищая базу данных шаттла, пока Таня Вардани бесцельно нарезала круги по песку или присаживалась у открытого люка, чтобы поговорить с пилотом. Я предоставил их самим себе и ушел на дальний конец берега, к мысу, оканчивающемуся черной скалой. Взобраться на нее не составило труда, и вид, открывшийся оттуда, искупал те несколько царапин, которых стоило восхождение. Я прислонился к скале и взглянул на горизонт, вспоминая обрывки сна, который привиделся мне предыдущей ночью. Харлан по стандартам пригодной для обитания планеты невелик, и его моря безостановочно ходят ходуном под влиянием трех его лун. Санкция IV намного больше, даже больше, чем Латимер или Земля, и не имеет естественных спутников, из-за чего океаны на ней огромны, а воды в них спокойны. На фоне воспоминаний о годах моей юности на Харлане эта тишь и гладь всегда казалась мне слегка подозрительной, как будто море затаило свое соленое дыхание в ожидании какого-то катаклизма. Чувство нельзя было назвать приятным, и подготовка его, как правило, блокировала, попросту не давая подобным сравнениям всплывать в мозгу. Во время сновидений подготовка работает не так эффективно, и, очевидно, в эти моменты что-то в моей голове и начинало проверять ее защитный барьер на прочность. Во сне я стоял на покрытом галькой берегу где-то на Санкции IV, глядя на безмятежную морскую гладь, когда ее поверхность вдруг начала набухать и вздыматься. Мои ноги словно приросли к месту, а перед глазами росли, двигались, перекатывались огромные горы воды, словно зловещие черные мускулы. Гулявшие по поверхности волны исчезли, поглощенные этим странным брожением. А во мне назревало понимание, в равных долях окрашенное в тона ледяного ужаса и щемящей печали. Безоговорочное знание. Из пучины восставало что-то чудовищное. Но я проснулся прежде, чем оно успело подняться на поверхность. Свело ногу, и я раздраженно сел. Сон плескался в глубине разума жидким осадком, и сознание пыталось найти ему рациональное обоснование. Может быть, это было следствие поединка с «умными» минами. Я видел, как вздымалось море, когда под водой детонировали наши ракеты. «Ага, как же. Невообразимо травматичный эпизод». Мозг принялся быстро перебирать другие сцены, отложившиеся в памяти после недавних боев, пытаясь подыскать соответствие. Я немедленно заставил себя прекратить это бессмысленное занятие. Полтора года грязной работы на «Клин Карреры» подарили мне столько травмирующих переживаний, что их не разгрести и целому взводу психохирургов. Без пары ночных кошмаров не обойтись. Если бы не подготовка посланника, я бы, наверное, еще несколько месяцев назад сошел с ума. И предаваться боевым воспоминаниям сейчас не намеревался. Я заставил себя снова откинуться назад и расслабиться. Утреннее солнце уже начинало потихоньку разогреваться, готовясь к полуденной субтропической жаре, и каменная поверхность была теплой на ощупь. Блики света пробивались сквозь полусомкнутые веки, словно я опять оказался на берегу озера в виртуальном формате для выздоравливающих. Я позволил себе забыться. Потекли минуты. Телефон тихонько загудел. Не открывая глаз, я сжал его, принял вызов… Отметил усилившуюся жару, тонкую пленку пота на ногах. – Все готово, – сообщил голос Шнайдера. – Ты все еще торчишь на скале? Я автоматически принял сидячее положение: – Угу. Ты уже позвонил? – Все чисто. Тот передатчик со скремблированным сигналом из военного резерва, что ты стащил? Отлично сработал. Все чисто как стеклышко. Нас ждут.