Торговец находился на том самом месте, где и две недели назад, когда я случайно шагнул в зону действия его передатчика. На этот раз я увидел старого знакомого заранее, метрах в двадцати, затаившегося в простенке с лупоглазым передающим устройством на плече. Улица была малолюдна в обоих направлениях. Я кивнул Ортеге, стоящей напротив, и пошёл вперёд. Формат рекламного обращения не изменился: вереница до смешного свирепых женщин и внезапный холод бетатанатина. На этот раз я оказался к нему готов, и в любом случае нейрохимия «Хумало» успешно подавила голос зазывалы. Жадно улыбнувшись, я шагнул к торговцу. – Дружище, есть «труп». – Отлично, то что нужно. Сколько у тебя? Он удивлённо уставился на меня, раздираемый алчностью и подозрением. Его рука на всякий случай потянулась к отпугивающей коробке на поясе. – А сколько надо, дружище? – Всё, – весело сказал я. – Всё, что у тебя есть. Наконец торговец раскусил меня, но было слишком поздно. Я перехватил его пальцы, не успевшие добраться до кнопок управления отпугивающей коробки. – А-а-а! Он замахнулся другой рукой. Я заломил его пальцы. Взвыв от боли, торговец повалился на мостовую. Пнув ногой в живот, я отобрал у него отпугивающую коробку. Появившаяся за спиной Ортега ткнула торговцу в мокрое от пота лицо полицейский значок. – Полиция Бей-Сити, – лаконично произнесла она. – Попался, голубчик! Давай-ка посмотрим, что у тебя. Бетатанатин у него был на лейкопластыре, расфасован по крошечным стеклянным флакончикам, обёрнутым ватой. Подняв один флакончик к свету, я встряхнул его. Жидкость внутри была бледно-розовой. – Как на твой взгляд? – спросил я Ортегу. – Где-то процентов восемьдесят, да? – Похоже на то. А может быть, ещё меньше. – Поставив колено наркоторговцу на шею, она вдавила его лицо в мостовую. – Когда ты успел его разбавить, приятель? – Товар первосортный, – взвыл торговец. – Я покупаю напрямую. Товар… Ортега с силой ударила его по голове костяшками пальцев, и он умолк. – Это моча, – терпеливо произнесла она. – Разбавленная настолько, что от неё не будет даже простуды. Нам такая дрянь не нужна. Можешь забирать её себе и проваливать. Нам только нужно знать, где ты её достаешь. Адрес. – Ничего я не… – Хочешь получить пулю в спину при попытке к бегству? – милым тоном спросила Ортега, и торговец внезапно затих. – Есть одно место в Окленде, – угрюмо буркнул он. Ортега протянула карандаш и бумагу. – Пиши. Никаких имен, только адрес. И да поможет тебе Бог, если ты вздумаешь нас обмануть. Я вернусь сюда с пятьюдесятью кубиками настоящего «трупа» и скормлю его тебе весь – до последней капли, неразбавленный. Взглянув на листок с каракулями, Ортега кивнула и убрала колено с шеи торговца, даже потрепала его по плечу. – Вот и отлично. А теперь поднимайся и убирайся отсюда ко всем чертям. Если ты нас не обманул, можешь завтра возвращаться на работу. Если же обманул, знай, я хорошо запомнила твою рожу. Мы проводили взглядом торговца, поспешно захромавшего прочь. Ортега постучала пальцем по листку бумаги. – Мне знакомо это место. В прошлом году его пару раз накрывали ребята из отдела наркотиков, но какому-то ушлому адвокату удалось вытащить крупных шишек. Сейчас мы заявимся к ним, поднимем большой шум, а потом притворимся, что купились на партию неразбавленного бетатанатина. – Разумно. – Я бросил взгляд вслед удаляющемуся торговцу. – А ты действительно пристрелила бы его? – Нет. – Ортега ухмыльнулась. – Но он этого не знает. Ребята из отдела наркотиков время от времени проделывают подобные штучки. Просто чтобы убрать с улиц крупных торговцев, когда происходит что-то серьёзное. Виновный сотрудник получает нагоняй, пострадавшему выплачивается компенсация за новую оболочку, но процесс это долгий, и тем временем торговец мёрзнет в холодильнике. К тому же получить пулю в спину – очень болезненно. Я была весьма убедительной, правда? – Меня ты убедила, твою мать. – Быть может, мне стоит податься в чрезвычайные посланники. Я покачал головой. – Быть может, тебе стоит поменьше общаться со мной. Я уставился в потолок, дожидаясь, когда сонокоды гипнофона, убаюкав, заставят меня покинуть реальность. В соседних стойках разместились Дэвидсон, компьютерщик отдела органических повреждений, и Ортега. Даже через наушники гипнофона я слышал, напрягая до предела нейрохимию, их дыхание, размеренное и замедленное. Я попытался расслабиться ещё больше и облегчить гипносистеме проход через плавно сменяющиеся уровни отключения сознания. Но вместо этого мой мозг лихорадочно носился по деталям предстоящей операции, словно программа-отладчик, выискивающая неисправности в сложном оборудовании. Моё состояние напоминало бессонницу, которой я страдал после Инненина. Выводящий из себя зуд нервных окончаний, никак не проходивший. Когда цифровой дисплей часов на периферии поля зрения сообщил, что прошла целая минута, я приподнялся на локте и взглянул на Ортегу и остальных, мирно дремавших в стойках. – Возникли какие-то проблемы? – спросил я вслух. – Определение местонахождения Шерил Босток завершено, – ответил отель. – Я предположил, что вы предпочтёте выслушать это без посторонних. Выпрямившись, я начал отрывать от тела электроды. – Вы предположили правильно. Остальные точно отключились? – Лейтенант Ортега и её подчиненные переключились в виртуальность приблизительно две минуты назад. Ирена Элиотт находится там с полудня. Она попросила, чтобы её не беспокоили. – С каким коэффициентом вы работаете в настоящий момент? – Одиннадцать целых и пятнадцать сотых, как и указала Элиотт. Кивнув, я выбрался из стойки. Одиннадцать целых и пятнадцать сотых – стандартный коэффициент компьютерщиков. Именно так называется очень кровавый, но в остальном ничем не запоминающийся боевик с участием Мики Нозавы. Единственное, что я запомнил, была неожиданная гибель героя Нозавы в самом конце фильма. Я надеялся, это не станет дурным предзнаменованием. – Ну хорошо, – сказал я. – Посмотрим, что там у вас. Между смутно виднеющимся неспокойным морем и огнями охотничьего домика раскинулась лимонная роща. Я пошёл по пыльной тропинке между деревьями, наслаждаясь ароматом цитрусовых. В высокой траве, растущей вдоль дороги, громко трещали цикады. В бархатном небе над головой звёзды сверкали, как закреплённые бриллианты, а за домиком земля начинала плавно уходить вверх, превращаясь в пологие холмы, позади которых темнела неровная полоса гор. На склонах неясно белели силуэты овец, и до того места, где я находился, доносился лай. Вдалеке мерцали огоньки рыбацкой деревни, менее яркие, чем звёзды. Под верхней балкой крыльца охотничьего домика качались фонари, но за деревянными столиками никого не было. Стену украшала буйная абстрактная картина, посреди которой красовалась выведенная люминесцентной краской надпись «Пансион цветов 68-го года». Вдоль перил были развешаны колокольчики, покачивающиеся и подмигивающие в порывах легкого бриза, долетавшего с моря. Они издавали самые разнообразные звуки, от хрустального звона до гулкого деревянного стука. На неухоженной пологой лужайке перед крыльцом кто-то расставил в круг диваны и кресла, так что со стороны казалось, будто стены домика подняли и перенесли на новое место, позабыв интерьер на улице. От пёстрого собрания мягкой мебели, озаряемого огоньками сигарет, доносились приглушённые обрывки разговора. Я стал рыться в карманах в поисках курева, но обнаружил, что, во-первых, его у меня нет, а во-вторых, курить больше не хочется. Я криво усмехнулся. Над ровным гомоном беседы возвысился голос Баутисты. – Ковач, это ты? – А кто ещё это может быть? – послышалось нетерпеливое восклицание Ортеги. – Это же виртуальность, чёрт бы её побрал. – Да, но… – Пожав плечами, Баутиста указал на свободное место. – Присоединяйся. На расставленной кругом мягкой мебели сидели пятеро. Ирена Элиотт и Дэвидсон устроились в противоположных концах дивана рядом с креслом, занятым Баутистой. С другой стороны от Баутисты на втором диване вытянулась во весь рост Ортега. Пятая фигура глубоко утонула в другом кресле, вытянув длинные ноги. Лицо оставалось в тени, жёсткие чёрные волосы торчали над пёстрой банданой. На коленях у незнакомца лежала белая гитара. Я остановился перед ним. – «Хендрикс», насколько я понимаю? – Совершенно верно. – В голосе прозвучали глубина и тембр, отсутствовавшие прежде. Смуглые руки с тонкими, длинными пальцами прошлись по ладам, огласив теряющуюся в темноте лужайку нестройными аккордами. – Проекция базового образа, заложенная на аппаратном уровне создателями. Вот что остается, если снять слои изображений, создаваемых системой подстройки под клиентов. – Хорошо. – Я сел в кресло напротив Ирены Элиотт. – Вы удовлетворены условиями работы? Она кивнула. – Да, всё замечательно. – Давно вы здесь? – Я? – Элиотт пожала плечами. – Где-то сутки. А ваши друзья прибыли пару часов назад. – Два с половиной часа назад, – угрюмо поправила её Ортега. – А ты где задержался? – Сбой, вызванный нейрохимией. – Я кивнул на фигуру «Хендрикса». – Разве он вам не говорил? – Именно это он нам и сказал. – Её взгляд стал цепким и придирчивым, как и полагается настоящему полицейскому. – Просто мне бы хотелось уточнить, что это значит. Я беспомощно развёл руками. – И мне тоже. Нейрохимия «Хумало» постоянно выпихивала меня из канала, и нам потребовалось какое-то время на то, чтобы добиться совместимости. Возможно, надо будет связаться с производителями. – Я снова повернулся к Ирене Элиотт. – Насколько я понимаю, для погружения вы хотите запустить форматирование на максимальной скорости. – Вы правильно понимаете. – Элиотт ткнула пальцем в сторону «Хендрикса». – Он говорит, что может работать с коэффициентом триста двадцать четыре, но даже с такой скоростью придётся изрядно попотеть. – Вы уже начали внедрение? Элиотт мрачно кивнула. – Проникнуть туда оказалось сложнее, чем в орбитальный банк. Но я уже сделала пару любопытных открытий. Во-первых, ваша подруга Сара Сахиловская была переправлена с борта «Головы в облаках» два дня назад, а затем через шлюзовую коммуникационную систему переслана на Харлан. Так что теперь она в относительной безопасности. – Очень рад. Полагаю, вам пришлось изрядно потрудиться, чтобы раскопать это. – В общем, задача оказалась не из лёгких. – Элиотт кивнула на «Хендрикс». – К счастью, мне помогли.