Двух гейш непревзойденных в питомицы взяла. С тех пор известность дома умножилась весьма, И ныне повсеместно «Янаги» знаменит. Из Сацуми далекой сегодня важный гость Почтит своим вниманьем изящества приют. По случаю такому парадные врата Открыты нараспашку, чтоб каждый видеть мог, Как высоко отмечен сегодня чайный дом. С утра уж перед сценой собрался стар и млад. Когда еще увидишь танцовщиц и певиц, Что тешат слух и зренье лишь знати да купцов? Перед тем как произнести последнюю строфу, Сказитель бьет в барабан – и на ханамити устремляется публика. Норовя занять место поближе к сцене, зрители рассаживаются спиной к залу. Впереди гейши-ученицы: девушка Юба и девочка-подросток Сэн-тян, за ними купец Футоя и Первый Убийца (он одет монахом, на голове большая соломенная шляпа), потом вор Киндзо и ронин Сога (в залатанном кимоно, но с двумя мечами за поясом). Сказитель (бьет в барабан). А вот сама хозяйка – Окáсан имя ей, Что значит просто «мама» – здесь всем она, как мать. И гостя дорогого, от радости дрожа, Ведет она с почетом на лучшее из мест. Ведь господин Кубота по должности своей У Сацумского князя советник и министр. Окасан с поклонами усаживает на почетном месте самурая, сама скромно садится рядом. При появлении гостя все зрители на ханамити склоняются. Пока между Куботой и хозяйкой идет беседа, все сохраняют почтительную неподвижность, только Сэн-тян непоседливо вертится на месте. Окасан. О, как же мне приятно, что вы, Кубота-сан, меня не позабыли и через столько лет! Ах я, конечно, стала уродлива, стара, но вижу вас – и снова от счастья трепещу. Изящно закрывает лицо рукавом – делает жест «Приятное смущение». Кубота. Уж как тебя забудешь? Эх, золотые дни! Но глупо в день осенний лить слезы по весне. Да, мы не те, что прежде. Что было, то прошло, однако быть нам странно в обиде на судьбу. Я сделался Вельможей, высоко вознесен, а ты владеешь лучшим из чайных всех домов. К тебе я прибыл нынче не в память о былом. Я прислан с порученьем от князя моего. Их светлости угодно в столице среди гейш избрать себе в усладу наложницу одну. Окасан изящно взмахивает рукавами – делает жест «Большое радостное изумление». Князь моему суждение привычен доверять. Поручено мне было в столицу поспешить. Я к князеву приезду, все обойдя дома, десяток гейш первейших обязан отобрать. Во время представленья одну он изберет. Воистину для гейши завидная судьба! Подумай, сколько денег досталось бы тебе. А как у заведенья поднялся бы престиж! Окасан. О чести несравненной не смею и мечтать. Мне лучшая награда – что лицезрею вас. Делает жест «Самая глубокая признательность». Я покажу вам тотчас, чем славится мой дом. Открою без утайки сокровища свои. Недаром я ворота велела распахнуть. Мой дом и мое сердце открыты так же вам. Делает жест «Беспредельная искренность». Сначала перед вами О-Бара, дочь моя, свое искусство явит. Не будьте к ней строги. Хлопает в ладоши. Появляется приемная дочь хозяйки О-Бара и поднимается на сцену. Она в великолепном парчовом кимоно с алой подкладкой. Высокая прическа украшена заколками в виде бабочек. Лицо, как и положено гейше, густо набелено. Движения точные, смелые, в каждом жесте сквозит чувственность. Поднимается Юба, семенит к сцене, с поклоном подает госпоже маленький барабан и возвращается обратно. Начинается выступление. О-Бара сначала танцует под быструю музыку, отбивая такт ударами по барабану. Все время гейша не сводит глаз с гостя, всячески показывая, что выступает только для него. Сказитель (во время танца). «О-Бара», то есть «роза», не зря ее зовут. Мужское сердце мигом пронзят ее шипы. Нет у О-Бары равных, когда огонь страстей Разжечь она захочет и щедрость пробудить. Не тайна для О-Бары, зачем приехал гость (Об этом в чайном доме давно уж слух прошел). Очаровать Куботу задумала она, Чтоб тот помог ей князя наложницею стать. Танец окончен. Ученица забирает барабан, гейша садится к сямисену и поет красивым, низким, чуть хрипловатым голосом, глядя на самурая. О-Бара (поет). Как оплетается вьюнок Вкруг криптомерии могучей, Хотела б я, мой господин, Вкруг тела вашего обвиться. Свои листочки-лепестки, Свой аромат, свои цветочки Я посвятила б только вам, Мой повелитель драгоценный! Кубота слушает, покачивая головой в такт. Окасан искоса поглядывает на него: доволен ли. Во время выступления О-Бары на ханамити происходит следующее. Киндзо, пользуясь тем, что зрители поглощены представлением, приступает к своему воровскому делу. Сначала он ловко обшаривает соседа-ронина: ищет за поясом, в широком рукаве, приподнимает сзади полу кимоно. Но ничего ценного не находит и брезгливо качает головой. Двигаясь на корточках, переползает немного вперед. Начинает обрабатывать купца. Тут ему везет гораздо больше. Он вынимает из рукава кошель, из-за пояса шелковый кисет и позолоченную трубку, в подкладке кимоно находит потайной карман, откуда выуживает несколько золотых монет. Выступление гейши заканчивается. Она низко кланяется одному Куботе и с глубоким вздохом, который сопровождается жестом «Чувственное волнение», удаляется на противоположную сторону сцены, где садится. Кубота (хозяйке). Прелестница какая! Глядел бы и глядел. На что уж я немолод, и то вскипела кровь. А князю и подавно понравится она. С княгиней, право слово, неловко и сравнить. Жену ведь господину родитель подбирал. Не о красе он думал – о пользе для казны… Окасан. Позволите ль теперь мне Идзуми пригласить? Она иного стиля, но тоже хороша. Кубота кивает, хозяйка хлопает в ладоши. Появляется Идзуми. Она в неброском, но элегантном кимоно бело-голубого цвета с серебряным шитьем. Двигается плавно, почти невесомо. Взгляд опущен. Кланяется сначала гостю, потом хозяйке, потом публике. Ее ученица Сэн-тян порывисто поднимается, бежит к сцене и подает веер, после чего не торопится вернуться на место. Идзуми начинает медленный, изысканный танец. Кубота (взволнованно). О, сколько благородства! Рисунок танца чист! Она точь-в-точь, как ива над тихою рекой! Сэн-тян (звонко). Вы слышали, сестрица? Он танец оценил! Он ивою назвал вас над тихою рекой! Окасан. Негодница какая! Несносное дитя! Она у нас недавно. Простите, господни! Кубота так увлечен гейшей, что не слышал ни крика, ни извинений. Сэн-тян бегом возвращается назад, взяв у Идзуми веер. Та садится к сямисену, играет и поет. Идзуми.