– Глупые люди едят невесть что! Вот, читай, прекрасные блюда! Продолжая нахваливать ассортимент, она схватила поднос, поставила его на железные полозья и сказала тетке, горой возвышавшейся над здоровенными кастрюлями с противоположной стороны стойки: – Куриный бульон с фрикадельками, шницель, на гарнир лапшу, ватрушку и кофе с молоком. – А вам чего? – прогудела раздатчица, сердито глядя на меня. Я подвинула липкий поднос из пластика и сделала заказ. – Бефстроганов с пюре плюс компот. Столовые приборы в заведении оказались из мягкого алюминия, за хлеб потребовали отдельную плату, в роли салфеток выступали крохотные прозрачные треугольники, засунутые в ребристую, жестяную вазочку. Компот подавали в граненых стаканах. В светло-желтой жидкости плавали тонюсенький ломтик яблока, две изюминки и ошметки переваренного чернослива. А когда я увидела местную уборщицу, бабу неопределенных лет с опухшим лицом и отросшей «химией», то чуть не зарыдала от умиления. Ну просто дыра во времени! Провалившись в нее, я очутилась в столовке своего вуза. Там были точь-в-точь такие гнутые вилки-ложки, несъедобный бефстроганов в подозрительной на вид подливке и компот, более смахивающий на воду, в которой повариха перед тем, как унести их к себе домой, помыла сухофрукты. Но, главное, техничка! Грузная, с похмелья, вместо передника у нее кусок оторванной занавески, в качестве тряпки, которой красавица нехотя трет голубой пластик колченогих столиков, обрывок посеревшего от грязи вафельного полотенца. А чайник, из которого Катерине Андреевне наплескали в чашку светло-бежевый напиток, гордо названный «кофе по-венски»? Его хочется обнять, как родного! Эмалированный, местами оббитый, с черной ручкой и длинным, изогнутым на манер лебединой шеи носиком, он явился словно из моего детства. – Очень вкусно, – одобрила Катерина Андреевна суп. Я попыталась разжевать кусочек мяса, поняла, что он отрезан от зверя под названием «резиновый коврик», отхлебнула из стакана желтоватой водички и спросила: – Почему вы считаете Джулию троллем? Старушка схватила вазочку. – Это что? – Салфетки, – ответила я. – И с чего ты так решила? – хмыкнула она. – Ну, это салфетки, – протянула я, – бумажные. Видно же. – А Джулия натуральный тролль, – отрезала Катерина Андреевна. – Тоже сразу видно. Я собралась задать следующий вопрос, но подруга Крыловой заговорила сама. Мне оставалось лишь слушать ее. ...Николай и Юля мечтали иметь детей – девочку, похожую на папу, и мальчика, копию мамы. Еще не рожденным малышам были выбраны имена – Джулия и Роберт. Раисе Демьяновне и Катерине Андреевне, которая не имела собственной семьи и считалась в доме подруги кем-то вроде родной тети, эти имена категорически не нравились. – Вот выдумали! – кипела Золотарева. – Собачьи клички! У моей соседки есть пуделек Джулька. – Юлия по-английски Джулия, – терпеливо объяснял Коля, – девочку мы решили назвать в честь мамы, а сынка в честь нашего любимого поэта Роберта Рождественского. Надеюсь, мальчик вырастет таким же талантливым и порядочным человеком. – И у Шекспира есть Джульетта, – напомнила Юлия. – Она плохо закончила! – испугалась Раиса. – Нехорошо девочку именовать как самоубийцу! – Ваня и Маша, – настаивала Катерина Андреевна, – лучше всего. Бабушки спорили, а дети у супругов все не получались. В конце концов они отправились к врачам, прошли обследование и узнали, что бесплоден Николай. Пережив шок, муж с женой приняли решение взять ребенка из приюта, и спустя полгода в доме появилась новорожденная Джулия. И Крыловы, и названная тетя Катерина полюбили малышку всей душой. Милый, веселый, здоровый, шаловливый, умный ребенок. В четыре года Джулия научилась читать, она хорошо рисовала, обладала музыкальным слухом. Золотарева звала девочку «Колокольчик» – голосок Жуленьки разлетался по всей квартире и действительно был похож на звон серебряного колокольчика. Конечно, воспитывать ребенка нелегко, но Жуленька доставляла родным только радость. Катерина Андреевна иногда думала: ну что за женщина бросила малышку в роддоме? Вспоминает ли она дочь, которая оказалась прекрасным, талантливым созданием? Счастье закончилось внезапно. Погожим майским днем Раиса Демьяновна повела Жуленьку в парк. Правда, в то утро у старшей Крыловой неожиданно заболело колено, да так сильно, что она уже собралась отменить прогулку с внучкой, но в полдень малышка влетела к ней в комнату и весело прочирикала: – Бабуленька, мы с Розой готовы. Она очень хочет в парк! Ты купишь нам мороженое? Розой девочка звала свою любимую куклу. Раиса Демьяновна решила перетерпеть боль, ей не хотелось расстраивать девочку. Бабушка взяла Жуленьку за руку, и они медленно двинулись по улице. Минут через пять нога заныла нестерпимо, и Раиса сказала девочке: – Постой спокойно возле аптеки, я куплю анальгин и вернусь. – Ба, я с тобой! – запрыгала Жуленька. – Розе нужен бинт! – Нет, – ответила бабушка, – в аптеку заходят больные, они кашляют, чихают, еще заразишься. Не отходи от крыльца, ни с кем не разговаривай. Жуленька кивнула, она была послушной девочкой. Раиса думала, что малышка никуда не денется, да и отсутствовала она от силы пять-семь минут. Но когда Крылова вышла, перед входом в аптеку уже собралась толпа – пока она приобретала лекарство, на тротуар выехал пьяный шофер и задавил ребенка насмерть. С тех пор не прошло дня, чтобы Раиса Демьяновна не сказала себе: «Одна я виновата. Мне следовало в тот день остаться дома или взять девочку в аптеку. Смерть малышки на моей совести». И Юлия, и Николай тяжело переживали кончину дочери, но безустанно повторяли Раисе: – Ты ни при чем. Это судьба. Значит, Жуленьке на роду было написано умереть в детстве. Примерно те же слова произнес и батюшка после отпевания в церкви: – На все божья воля, нельзя с ней спорить. Надо не горевать, а радоваться, Джулия стала ангелом у престола господнего, ей дарована счастливая вечная жизнь в раю. Но у Раисы Демьяновны не хватало веры, чтобы воспринять речи священника. Она безостановочно плакала, ругала себя, разговаривала с фотографиями внучки, просила у нее прощения и в конце концов угодила в больницу. Пару лет Крыловы пытались жить без ребенка. А потом привели в дом другую девочку. Золотарева отлично помнила день, когда впервые увидела нового приемыша. – Тетя Катя, смотрите, кто теперь у нас живет! – слишком радостным голосом сообщил Николай, когда она пришла к Крыловым. – Это Джуленька. Катерина Андреевна шагнула к девочке – и чуть не заорала. И ЭТО они называют Джуленькой? Нижнюю часть лица ребенка бороздили уродливые шрамы, одна щека казалась толще другой, верхняя губа напоминала ткань, стянутую неловким портным в узел. Раиса Демьяновна не издала ни звука. – Джуленька пока плохо говорит, – пояснил Коля, – но мы научимся. Да, мое солнышко? Он нежно погладил малышку по волосам, а та резко дернула головой и издала странный нечленораздельный звук. Золотаревой стало страшно, ей хотелось сказать Юлии и Николаю: «Вы с ума сошли! Кого в дом привели? Как посмели дать уродине имя Жуленьки?» Но она сделала над собой усилие и проглотила злые слова. Несколько дней она не заглядывала к подруге, но потом, с трудом пересилив себя, пришла и застала Раису в момент, когда та пыталась накормить Джулию обедом. – Ложечкой ешь, – нежно говорила старшая Крылова, – не пальчиками! Девочка зарычала, рукой схватила с тарелки котлету и целиком запихнула ее в рот. – Маугли! – не выдержала Катерина. Раиса печально посмотрела на подругу. – Джулию очень обижали, нам придется многое наверстывать. Мой долг помочь девочке преодолеть все трудности роста. Приемыш вскочила, с силой пнула гостью по ноге и убежала. Золотарева вскрикнула от боли. – С ума сойти! Она еще и агрессивная! – Пять лет мучений озлобят даже святого, – оправдала малышку Раиса Демьяновна. – Зачем они взяли такую? – ляпнула Катерина Андреевна. – Можно было найти нормального младенца. Легче воспитывать, чем корректировать педагогические упущения. – В память о Жуленьке, – тихо произнесла подруга. – Юля и Коля специально отобрали самую несчастную, никому не нужную малышку, которую точно никто не удочерит. Ради Жуленьки мы хотим ей помочь, дать нормальную жизнь, образование. – А лицо? – Сделаем операцию, – откликнулась Крылова, – исправим внешность. – В память о Жуленьке... – протянула Золотарева. И услышала признание Раисы: – Я обязана искупить вину. Катерина Андреевна возмутилась. – Получается, новая Джулия твое наказание? – Нет, нет! – яростно возразила Раиса Демьяновна. – Я хочу сделать бедного ребенка счастливым! Шли годы, приемная девочка взрослела, и Катерина видела: нет в ней ни таланта, ни ласковости, ни обаяния безвременно ушедшего «Колокольчика». Родители тратили большие деньги на репетиторов, но ума у Джулии не прибавлялось. Читать девочка не любила, рисованием не увлекалась, к музыке была равнодушна. Чего только не придумывала Раиса Демьяновна, чтобы найти у внучки проблеск какого-нибудь таланта! Она записывала Джулию в спортивные секции, разные студии, водила в театр, консерваторию. Но все было зря – на уродливом лице Джулии отражалась лишь скука. Другие дети радовались, смеялись, хлопали в ладоши, а девочка говорила бабушке: