Барт опустил взгляд. Он не мог сейчас ей соврать. Отношения нельзя строить на лжи. Только не с ней. — Все было не так… — Значит, было, — еще раз повторила Дейзи, как будто ждала от него подтверждения или отрицания. Но Барт молчал. — Ясно… — она посмотрела на него увлажнившимися глазами, — я зря пришла. — Дейзи… — умоляюще позвал Барт. Но она отвернулась и, даже не пытаясь дождаться лифта, быстрым шагом пошла к лестнице. Бартоломью отрешенно смотрел ей вслед, пока она совсем не скрылась из виду. А потом стоял на площадке еще какое-то время, пока были слышны ее шаги внизу. Открыв дверь своей квартиры, он шагнул внутрь. — ЧЕ-Е-ЕРТ! — закричал он, хлопнув дверью с силой, заставившей задрожать стекла в оконных рамах. __ 1) Английская сказка «The enormous turnip» — аналог «Репки» Глава 24 Настоящее время (16 сентября) Бартоломью поднялся на крыльцо небольшого кирпичного дома с черепичной крышей и остановился у двери, не решаясь постучать. Он никогда не был в гостях у Дейзи. Заезжая за ней, он обычно останавливался у обочины дороги не больше, чем на пару минут. В Форест-Хилс, тихом зеленом районе в Куинсе, действовали строгие правила, запрещающие парковку посторонних автомобилей. Разрешен был только въезд и выезд. Поэтому сегодня Барт припарковался за границами района и прогулялся пешком. Дейзи жила со старшей сестрой и племянником в доме, в котором выросла. Она рассказывала, что их с Айрис родители несколько лет назад развелись и разъехались, каждый стремясь устроить свою новую жизнь, а дом оставили взрослым дочерям. Немного потоптавшись у порога, Барт несколько раз постучал по входной двери костяшками пальцев. Через маленькие окошки по бокам от входа, сделанные из мутного стекла, можно было разглядеть светлую гостиную с желтыми подушками на диване. Но дома, кажется, никого не было — ответом была тишина. Так часто бывает, когда ты приходишь без предупреждения, когда тебя не ждут и не хотят видеть. Но Барт не мог просто так сдаться, не поговорив с Дейзи. Она умело избегала его на работе, но рабочий день окончен, и дома она появится в любом случае, тогда у него будет шанс с ней поговорить. Бартоломью сел на ступени и, опустив голову, сцепил руки в замок на затылке. Уже где-то через пять минут он услышал шаги. Кто-то вышел к нему со стороны сада. Подняв взгляд, Барт увидел сестру Дейзи. — Ты должен уйти, — решительным тоном сказала Айрис, указывая маленькими железными грабельками в сторону калитки. Суровый взгляд из-под насупленных бровей сканировал незваного гостя. Бартоломью поднялся со ступеней и покосился на садовый инструмент в руках у Айрис, прикидывая возможный ущерб от удара им по лбу. — Мне нужно поговорить с Дейзи. — Да неужели? — Айрис умудрялась выглядеть угрожающе даже несмотря на розовые резиновые полусапожки и косынку с утенком. — А ты не думал, нужно ли это ей? И что ты вообще можешь ей сказать после всего, что ты сделал? Барт вздохнул, опустив плечи. Айрис была права, ему не было оправданий. Дейзи многим рисковала, чтобы быть с ним. А все, чем он ответил, это — подрался с тем, кто угрожал раскрыть их связь, переступив через ее просьбу, а потом переспал с другой. Боже, он и правда не умеет держать себя в руках. Барт покачал головой. — Я знаю, я идиот… — Ты идиот! — повторила Айрис, не дав Барту закончить фразу. — Ты обманул ее доверие. Почему ты решил, что она должна простить тебя? — Потому что я… — Барт осекся, так и не закончив фразу. Он что, действительно сейчас хотел сказать, что любит Дейзи? Но ведь тот, кто любит, не должен портить любимому человеку жизнь. Так разве это любовь? Но если нет, то почему при одной мысли о Дейзи все его существо затапливает эта тягучая смесь тоски и нежности? А от страха, что она никогда не простит его, грудь сжимает, так что невозможно вдохнуть. — Я совершил ошибку. Брови Айрис сошлись у переносицы, и Барт сразу же поправил себя: — Череду нелепых ошибок. Я очень сожалею… — искренне произнес он. — Пожалуйста, позови Дейзи. Мне очень нужно ее увидеть, чтобы сказать ей это. Если бы Айрис только знала, насколько он сожалеет… Если бы Дейзи выслушала его, он бы смог все ей объяснить. Люди причиняют боль другим, потому что сами ее испытывают — это замкнутый круг. Но если бы у него был еще один шанс, он сделал бы все, чтобы его разорвать. — Ее здесь нет. Она уехала, — сказала Айрис, пресекая все дальнейшие попытки Барта что-либо возразить. — Я понял, — ответил Бартоломью. Сладковато-приторный аромат нежно-фиолетовых цветов, обвивших навес над крыльцом, проник в нос, вызывая тошноту. Развернувшись, Барт молча поплелся к калитке по выложенной гладкими булыжниками дорожке. Дойдя до своего пикапа, Бартоломью сел внутрь, но понял, что не представляет, куда ехать и что делать дальше. Он собирался во что бы то ни стало поговорить с Дейзи, и у него не было плана на случай, если задуманное не удастся. Дейзи была для Барта островком спокойствия среди бушующего океана несправедливости и злости, единственным якорем, удерживающим его разум от сумасшествия. Она была так нужна ему. Но он не был нужен ей. Откинувшись на спинку сиденья, Барт завел «Додж-Рам» и выехал на дорогу. Но не успел проехать и четверти мили, как под колеса ему прикатился футбольный мяч, вылетевший со спортплощадки. — Простите! — крикнул ему светловолосый парнишка, выбежавший за мячом. Нажав на кнопку стеклоподъемника, Барт опустил стекло. — Ничего страшного. — Ой… Ты Барт Дикинсон? — неожиданно спросил подросток, остановившись возле окна пикапа. Его щеки были покрыты россыпью веснушек, голубые глаза смотрели с интересом. — Да. — Я Скотти Картер, — мальчик улыбнулся и протянул руку прямо через окно автомобиля. — Видел, как ты подъезжал пару раз к нашему дому. — Очень приятно, — ответил Барт, пожав руку парню. Он никогда бы не подумал, что племянник Дейзи был таким взрослым. На вид уже лет пятнадцать. Во сколько же Айрис родила его? В семнадцать? Да и странно, что Скотт знал о нем. Неужели Дейзи дома о нем рассказывала? — Любишь футбол? — спросил Барт. — Еще бы. Играю в школьной команде, — с гордостью ответил Скотти. — Ну удачи тебе, — пожелал Дикинсон с улыбкой. — И кстати… — Барт понимал, что не имел права спрашивать. И вообще, это было низко — выуживать из ребенка информацию. Но он не смог удержаться. — Ты не знаешь, где Дейзи? — Знаю, конечно. Она дома, я десять минут назад ее видел. Странно, что вы разминулись. Ну, счастливо! — попрощавшись, Скотти побежал к друзьям, ждавшим его на спортивной площадке. Барт поднял стекло и завел автомобиль. Услышанное никак не укладывалось в голове. Дейзи была дома, знала, что он пришел, но не вышла к нему. И даже попросила свою сестру избавиться от него. Неужели это и в самом деле конец их отношений? *** Бартоломью выехал на шоссе без какой-либо цели. Проезжая поворот за поворотом, он колесил по городу, пока, наконец, не остановился у обочины и не обнаружил, что находится недалеко от кладбища. Ноги сами принесли его на могилу Марка. Здесь все было почти так же, как когда он приходил сюда в последний раз: ровно подстриженные газоны, свежие цветы. Кто-то постоянно приносил их сюда. — Ну, привет. Барт уселся на мягкий зеленый ковер, сам не понимая, почему говорит с тем, кого уже давно нет в живых. Все еще странно было думать, что его друг Марк лежит там внизу под слоем земли и травы. Он вспомнил слова священника о том, что тело бренно, а душа находится далеко. И ничто не пропадает бесследно, никто не исчезает, все оказываются в лучшем месте. Барт никогда в это не верил, но не удивился бы, если бы ученые доказали, что Земля — это и есть ад. — Да, я опять наломал дров… — Барт горько усмехнулся. — Знаю, что ты сказал бы. «Отбрось эмоции и старайся воспринимать ситуацию адекватно». Пфф… адекватность — источник разочарования! Бартоломью оперся спиной на ребро могильной плиты и вытянул ноги. — Иногда так хочется забыться чем-нибудь... А помнишь, как-то раз в клубе я случайно накурился марихуаны? — Барт растянул губы в улыбке. — Не стоило брать сигареты у незнакомых торчков. Мне еще повезло, что там не оказалось что покрепче. Но вот же была «вечеринка в Бартвилле»! (1) Мне потом еще долго снились эти вертолеты с фейерверками. А как хреново было потом наутро! Никогда больше не попробую эту гадость. Да нет, я не про твой странный коктейль, которым ты меня отпаивал, — Барт почувствовал резь в глазах и закрыл лицо руками. — Вот бы поменяться с тобой местами, Марк… Ты был всегда таким… Ты был лучшим! А я… Все вокруг страдают из-за меня. Я всем причиняю боль… Барт тяжело вздохнул и изо всех сил прижал пальцы к глазам. Вслух сказанное звучало даже еще хуже, чем у него в голове. Он не спас Зои. Не поддержал Марка так, как должен был. Не придавал значения чувствам Роя после гибели Марка. Вечно заставлял родителей о нем беспокоиться. Все, что он видел, это свое огромное чувство вины за произошедшую трагедию. Оно застилало ему глаза. А теперь вот и Дейзи досталось. Но ведь обидеть ее — меньшее, что он когда-либо хотел. Но почему-то делал все наоборот. Он как будто постоянно пытался починить что-то сломанное, но еще больше все разрушал. — Если честно, Марк, я не знаю, что делать… — Жить дальше. У себя за спиной Бартоломью услышал женский голос. Он обернулся и увидел мать Марка. Она стояла прямо позади него с букетом белых роз в руках. Барт не мог и представить, как давно она там стояла и много ли успела услышать. — Здравствуйте, миссис Томпсон, — сказал Барт. Поднявшись на ноги, он отряхнул джинсы от травы. — Здравствуй, Бартоломью, — мать Марка улыбнулась ему. А он уже и забыл, какой милой когда-то была ее улыбка. Женщина положила цветы у могильного камня и замерла. Барт не знал, что сказать. Теперь, когда миссис Томпсон была так близко, он смог разглядеть седые пряди в ее волосах, увидеть ее отрешенный взгляд, устремленный в одну точку. Когда-то Барт встречал женщину с похожим невидящим взглядом. Они с ребятами в то время учились в школе, а на соседней улице жила одинокая пожилая вдова. Порой она бродила мимо домов, глядя по сторонам бессмысленным взором. Школьники боялись ее и, когда никто не слышал, называли сумасшедшей старухой. Теперь-то Барт понимал, откуда берутся сумасшедшие старухи. Они теряют своих детей, теряют смысл жизни. Бартоломью хотел что-то сказать, выразить, как он сожалеет обо всем, но миссис Томпсон неожиданно заговорила сама. — Когда Марк родился, то был весь синий... Я тогда очень испугалась. Врачи сказали нам, что у него врожденный порок сердца. Он боролся с самого рождения. Ты знал, что он перенес пять операций в первый год жизни? — Нет, — Барт покачал головой. Марк не то чтобы не любил говорить о своей болезни, он не придавал ей особого значения. Или хотел, чтобы друзья так думали. Он утверждал, что это пустяки, что если он будет следить за своим здоровьем, избегать нагрузок, то все будет нормально. И они верили ему. — Однажды, когда он учился в университете, он потерял сознание прямо на кухне во время завтрака, — продолжала миссис Томпсон. — Мы ужасно перепугались и вызвали скорую. Врачи сказали нам, что ему нужна пересадка пульмонального клапана. Но это опасная операция. Могло произойти что угодно. От сердечного приступа до кровотечения в грудную полость и других серьезных осложнений. К тому же восстановление заняло бы несколько месяцев, а это был выпускной год… — мать Марка вздохнула. Барт помнил, что в тот год Марк неделю был на больничном и лежал в больнице. Они даже пару раз приходили к нему и рассказывали последние новости студгородка. — Марк не хотел пропускать свой выпускной год, — миссис Томпсон говорила очень тихо, но Барт внимал каждому слову. — Поэтому мы согласились на минимальное инвазивное стентирование. Процедура безопасная, но она была временным решением. — Но почему он не сделал пересадку после выпуска? — спросил Бартоломью. — Он говорил, что чувствует себя хорошо. Все время откладывал операцию. Экзамены, интернатура. У него всегда было много дел. Он так торопился жить, старался все успеть… Он планировал лечь на операцию по замене клапана сразу после свадьбы. Знаешь, клапаны из живой ткани служат десятилетия. Барт опустил взгляд, думая о том, как могла бы сложиться жизнь Марка, если бы он заботился о себе больше, чем о других. — Когда Зои погибла, мы волновались за его самочувствие. Но он не говорил нам, что с ним что-то не так. Мы не замечали ничего. Он жаловался, что устал, что хочет побыть один. Но это ведь нормально, когда люди скорбят…