Кэт повернулась к Сласки. – Вы сказали, что к закрытию шахты в ней насчитывалось больше двух тысяч камер. Думается мне, когда Смитсон сюда приезжал, их было ненамного меньше. Сотни на две, примерно так? – Так. Монк понял, к чему она клонит. – Кэт, ты считаешь, что Смитсон указал на надгробии номер камеры? Что-то типа адреса, по которому можно отыскать то место, где он обнаружил артефакт? – Если отнять семьдесят пять лет от года смерти, выйдет тысяча семьсот пятьдесят четвертый – как нам известно, это вовсе не год рождения Смитсона. Элена проговорила севшим от волнения голосом: – Вдруг это номер туннеля или камеры? Все они повернулись к Сласки. – Покажите нам карту. Есть там камера под номером тысяча семьсот пятьдесят четыре? – Конечно. – Профессор придвинул к себе ноутбук. – У меня вся информация по полочкам разложена. Одну минуту… Он пощелкал мышкой, затем отступил. На экране появилась знакомая карта. – Вы нам ее уже показывали, – сказала Элена. – В Гданьске. – Да-да, это карта, которую нарисовал Вильгельм Гондиус. Я лишь выделил камеру номер тысяча семьсот пятьдесят четыре. Он склонился, чтобы прочесть заметку на полях карты, сделанную от руки. – У этой камеры есть название. И неудивительно. – Какое название? – спросил Сэм. – Kaplica Muszli. По-польски это значит «Часовня-раковина». Кэт охнула. Сласки увеличил выделенную область. – Смотрите, я же говорю, вполне понятно, почему ее так назвали. Формы камеры точь-в-точь напоминали морскую ракушку. – Вот мы и нашли, – пробормотала Кэт. Сэм скептически пожал плечами. – Зачем шахтерам рыть камеру такой странной формы? Какой в этом смысл? Сласки пожал плечами в ответ. – Когда спустимся, поймете. – Тогда пойдемте, – сказала Кэт. – Уже второй час. Эта их месса, наверное, уже закончилась. Сласки всплеснул руками. – Подождите! На карте камера выглядит совсем маленькой, но на самом деле она огромная, целый квадратный километр. И бо́льшая ее часть лежит в руинах. – Почему в руинах? – поинтересовалась Брайант, думая, может ли обрушение быть связано с тем, что там выпустили на волю. Однако объяснение профессора не совпало с ее догадкой. – Часть шахты затопило. – Он приблизил картинку и показал на темный овал в близлежащих туннелях. – Здесь теперь подземное озеро. Кэт вообразила темную массу воды и ракушку на берегу, выброшенную приливом. – И все-таки нам надо идти. – Кэт оглядела остальных. Лицо Элены покраснело от волнения, тем не менее она кивнула. Через считаные минуты они уже шли через парк к обширному замковому комплексу, маячившему за деревьями. Фонари подсвечивали желтую стену длинной постройки с красной черепичной крышей и башенку, за которой торчала стальная вышка. Вышка была расположена над стволом Даниловича, по которому в свое время осуществлялась доставка рабочих и транспортировка соли на поверхность. Ночь была прохладной, пришлось плотнее запахнуть куртки. Кэт то и дело проверяла, нет ли за ними хвоста. Те, что следили за ними в Гданьске, в Кракове не появлялись. О том, что группа собирается на юг Польши, Кэт сказала только Пейнтеру и Джейсону, попросив начальника сохранить их намерения в секрете даже от разведслужбы США. Похоже, эти предосторожности помогли оторваться от слежки. Но Кэт оставалась настороже. В телефонном разговоре Пейнтер передал вкратце, что нового на Гавайях. Там по-прежнему царил хаос. План эвакуации уже утвердили, хотя и спорили над маршрутом. Население планировали вывезти как на самолетах, так и на кораблях через острова атолла Джонстон. Монк заметил, что Кэт вся на нервах. – Если там что-то есть, мы отыщем. И чем скорее, тем лучше. Глава 31 9 мая, 08 часов 10 минут по японскому времени Фудзикавагутико, Япония Кажется, я на месте. Сейхан вынырнула из тумана боли, окутавшего сознание. Она полулежала на заднем сиденье пассажирского «Фудзи-Белл» 204В – японской версии американского вертолета. Из огромной грозовой тучи выступала заснеженная вершина Фудзи, будто гора изо всех сил сдерживала бурю. Битва горы и тучи отражалась в озере Кавагути. Вертолет плавно снижался к городишку, приткнувшемуся на берегу. Сейхан пыталась вспомнить название, но рокот винта эхом отдавался в голове и не давал сосредоточиться. При маневре салон затопило ярким светом. Она прищурилась, не отводя глаз от картины внизу – в подробностях запоминала расположение. По склону горного пика, который высился за городом, ползла канатная дорога. Со смотровой площадки вид, должно быть, открывался захватывающий. Ниже над деревьями виднелись крыши буддийского храма-пагоды. Солнечные лучи отражались в стекле, и храм казался выстроенным изо льда и пламени. Вертолет развернулся так, что Сейхан поняла – туда они и направляются. Новый храм стоял посреди обнесенного забором участка площадью, наверное, в тысячу акров, с россыпью невысоких построек – не выше двух этажей. Ручьи и водопады в саду за храмом стекались к пруду, на поверхности которого плавали кувшинки. Деревянный мосток вел к острову с маленькой чайной беседкой. На ветру покачивались клены, вишни, сливы и бамбук. Сад камней в углу обрамляла полоска песка – место для медитации. Сейхан вбирала в себя красоту и безмятежность этого места, предчувствуя грядущую битву. Из разбитой ударом кулака губы еще сочилась кровь. Валя, сидевшая рядом с пилотом, за пять часов полета до Токио ни разу не обратила на Сейхан внимания, и той удалось поспать. Она была благодарна за короткую передышку. Из Токио до храма добрались за двадцать минут. Ничего, кроме боли, Сейхан не ждала. Она ощущала на себе пристальный взгляд Кена Мацуи, который сидел на соседнем сиденье. Он наблюдал за каждым ее вздохом, движением, взмахом ресниц. Тысячи личинок на второй стадии развития; через двадцать четыре часа они созреют до третьей, прогрызут кости, сожрут ее заживо, отложат в костном мозге еще тысячи копий самих себя. Двадцать четыре часа… Вертолет опустился, ударив полозьями о землю. Толчок всколыхнул орду внутри Сейхан. В животе вспыхнула боль, перекинулась на ноги. Сейхан пыталась прогнать муку, но сделалось только хуже. Боль, пробежав по ногам, вернулась в живот и снова спустилась. Уймись, пожалуйста, уймись… Не помогало.