Генри заинтересовался этим настолько, что внимательно перечитал дневники благотворителя. И в конце концов понял, что речь шла о так называемом Венце демона. В дневнике Смитсон писал, что обнаружил его в соляной шахте неподалеку от Балтийского моря. Он сожалел о своей находке и утверждал, что он может оказаться ключом к чему-то страшному. – «…впустить в мир исчадия ада», – прошептал Александр, цитируя дневник Смитсона. – Ты правда в это веришь? – спросила Мейбл. – Кто-то поверил до такой степени, что во время Гражданской войны пытался дотла сжечь музей. По крайней мере, так думал Генри. Узнав тайну Смитсона, Генри начал обсуждать ее с другими членами попечительского совета. Он даже размышлял вслух о том, что этот артефакт можно использовать в качестве оружия. А спустя три дня в замке случился пожар – похоже, хотели сжечь отдел, где хранились документы Смитсона и его коллекция минералов. Генри заподозрил, что кто-то из коллег передает информацию конфедератам. К счастью, дневник Смитсона с непосредственным упоминанием артефакта находился в кабинете Генри, поэтому записи не очень пострадали от огня – сгорела лишь обложка. О своих подозрениях и факте спасения дневника Генри сообщил лишь нескольким проверенным единомышленникам. В последующие годы им открылись самые страшные тайны музея. Часто информацию утаивали даже от президента. Взять, к примеру, загадочную татуировку на запястье мерзавца, виновного в поджоге. Допросить его не успели – он перерезал себе горло. В письме Генри сделал набросок, чтобы предостеречь будущие поколения. Символ походил на масонский – и больше ничего о нем выяснить не удалось. Спустя несколько десятилетий, когда возникла угроза для могилы Смитсона, собранные Генри люди обратились к Александру Беллу, понимая, что провернуть в Италии сомнительный план в состоянии лишь очень известный и уважаемый человек. Александр не знал, какая находка ждет его в могиле Смитсона, но согласился участвовать и даже вложил в поездку собственные деньги. Он просто не мог отказаться. Я должен сделать это ради Генри. Подпрыгнув на ухабе, экипаж повернул еще раз и выехал на вершину холма. Отсюда открывался вид на Геную и бухту, набитую груженными углем баржами; те стояли так тесно, что казалось, можно перебраться через бухту, прыгая с одной на другую. А рядом раскинулось кладбище, белые стены которого были утыканы сверху битым стеклом. – Мы опоздали? – спросила Мейбл. Белл тоже встревожился – часть кладбища уже поглотил мраморный карьер. Выйдя из экипажа на пронизывающий ветер, он заметил внизу разбросанные гробы и содрогнулся, но не от холода. – Поспешим, – сказал Белл. Кучка людей в теплых пальто, несколько мелких чиновников и трое рабочих собрались возле массивной гробницы с оградой из металлических прутьев. Александр ускорил шаг, сгибаясь от ветра и поддерживая жену. Он приветствовал кивком Вильяма Бишопа, американского консула. – Надо управиться поскорее, – сказал тот, постукивая пальцем по часам. – Я слышал, французский нотариус уже едет сюда из Парижа. – Да, чем раньше поднимем на борт «Принцессы Ирены» останки нашего уважаемого коллеги и отправимся обратно в Америку, тем лучше. Пошел снег. Лаконичная надпись на сером мраморном постаменте гласила: Бишоп перекинулся несколькими словами с одним из итальянских чиновников; двое рабочих начали ломами поднимать крышку гробницы, третий готовил цинковый гроб: кости предстояло положить туда и запечатать для плавания через Атлантический океан. Тем временем Александр снова посмотрел на постамент и нахмурился. – Странно… – Что именно? – переспросила Мейбл. – Здесь сказано, что Смитсон умер в возрасте семидесяти пяти лет. – И что? Он покачал головой. – Смитсон родился пятого июня тысяча семьсот шестьдесят пятого года. Когда он умер, ему было всего шестьдесят четыре года. Автор надписи ошибся на одиннадцать лет. – Это важно? – Не уверен, – пожал плечами Александр. – Вообще-то племянник Смитсона должен знать его настоящий возраст. Тем более если взялся устанавливать надгробие. Когда подняли крышку гробницы, Бишоп жестом подозвал Александра. – Наверное, нужно воздать почести. Сказал «а», нужно говорить и «б». Белл подошел к Бишопу, и они склонились над открытой могилой. Деревянный гроб давно истлел, и теперь скелет окутало плотным саваном пыли. Благоговейно протянув руку, Белл раздвинул щепки и вынул череп, на удивление хорошо сохранившийся. Отступив на шаг, он взглянул в пустые глазницы основателя Смитсоновского университета. Автор надписи не ошибся относительно того, что Смитсон был уважаемым членом Лондонского королевского общества – одной из самых авторитетных научных организаций. По правде говоря, Смитсона упросили туда вступить, едва он окончил университет. Талант ученого был очевиден. Затем он в качестве химика и минералога провел большую часть своей жизни в экспедициях, собирая образцы руды и минералов. И все же этого человека окружало множество тайн. Почему, к примеру, он завещал свое состояние и коллекцию Соединенным Штатам? – Мы бесконечно тебе обязаны, – пробормотал Александр, обращаясь к черепу. – Твоя душевная щедрость навсегда изменила нашу юную страну. Твое наследие показало величайшим умам Америки, что нужно отказаться от мелких устремлений и работать сообща ради всеобщего блага. – Хорошо сказано, – одобрил Бишоп. С каждой секундой мороз крепчал, и консул явно хотел как можно скорее покончить с этим делом. Александр, тоже не собиравшийся мешкать, передал череп рабочему для погрузки в цинковый гроб, а сам вернулся к могиле. Раньше он уже заметил в уголке нечто треугольное. Вновь свесившись над ямой и смахнув пыль, Белл достал маленький металлический контейнер. Неужели это и есть вместилище кошмаров? Контейнер оказался неожиданно тяжелым. Белл отнес его в сторону и поставил на ближайшее надгробие. Бишоп распорядился, чтобы рабочие вынули остальные кости, а сам вместе с Мейбл снова подошел к Беллу. – Ты нашел то, что искал? – спросила жена. – Этот предмет не должен упоминаться нигде и никак, даже неофициально, – напомнил Александр Бишопу. – Ясно? Кивнув, тот оглянулся на остальных. – Вы щедро заплатили за молчание. Удовлетворившись этим, Александр откинул крышку контейнера. Внутри на кучке песка покоилось нечто, размером и цветом напоминающее тыкву. – Что это? – спросила Мейбл. – Кажется… кусок янтаря. – Янтарь? – переспросил Бишоп, и в его голосе прозвучала нотка алчности. – Ценный? – Ничего особенного. Окаменевшая смола. – Нахмурившись, Белл склонился ниже. – Бишоп, вы не могли бы на минуту взять вон у того рабочего фонарь? – Зачем? – Просто делайте, что я говорю. Время поджимает. Бишоп кинулся исполнять поручение. – Что думаешь, Алек? – спросила Мейбл, стоявшая рядом. – Внутри что-то есть, просвечивает сквозь янтарь… Вернулся Бишоп с фонарем. Александр подкрутил пламя ярче и поднес фонарь к полупрозрачному куску янтаря. Тот вспыхнул ярким медово-желтым цветом, освещая свое содержимое. – Там кости? – ахнула Мейбл. – Судя по всему, да. Очевидно, в могиле Смитсона тлели не только его останки. – А что за кости? – спросил Бишоп. – Понятия не имею. Несомненно, очень древние.