— Зачем? Это сквозное ранение. Пуля прошла насквозь. Рану мне обработали. — Нельзя обрабатывать огнестрельное ранение кустарным способом. Запомни. — Зачем мне запоминать?! Надеюсь, каждый день в меня не будут стрелять. — Даже те, кому нельзя показываться на людях, кто в розыске, и то обращаются в больницу, получив ранение, потому что при таких делах требуется квалифицированная врачебная помощь. У тебя может начаться заражение крови. От последней фразы у меня потемнело в глазах. — А как же на войне? Санитаров на всех не хватало, а стреляли чуть ли не в каждого. Люди сами раны перевязывали и ничем не обрабатывали. — Слава богу, мы не на войне, поэтому давай ключи от машины, я отвезу тебя в больницу. — Там обязательно спросят, кто стрелял. Сообщат в милицию. Меня начнут мучить разными вопросами… — Я отвезу тебя туда, где не задают вопросов и никуда не сообщают. — У тебя есть свой врач-хирург, которому ты доверяешь? — Есть. — Я тоже знала хирурга, которому доверял один человек, только этот хирург оказался обычным дерьмом… — Хватит рассуждать. Поехали. Через полчаса мы сидели в частной клинике в кабинете у хирурга. Врач внимательно осмотрел мою руку и улыбнулся. — Надо же, пуля прошла насквозь. Вам повезло. — А что было бы, если бы она там осталась? — Если бы она там осталась, обязательно началось бы нагноение. Побледнев, я спросила: — У меня заражение? — Нет. Сейчас я обработаю рану, но вам придется потерпеть. — Вколи ей обезболивающее, чтобы девчонка не мучилась, — попросил Славка. Я с благодарностью посмотрела на брата. Когда рана была обработана, я поблагодарила врача и пошла в машину. Славка задержался. Вернувшись минут через десять, он сел рядом и серьезно спросил: — Кто в тебя стрелял? — Зачем тебе? — По-моему, это неуместный вопрос. — Что ты сделаешь с этим человеком? — Убью, конечно. — Ты это серьезно? — Скажи, это как-то связано со мной? В тебя стреляли из-за меня? — При чем тут ты? — удивилась я. — А кому ты тогда нужна? — Ты считаешь, я никому не нужна? — обиделась я. — Я не это имел в виду. Ладно, давай говори. Ты просто обязана рассказать мне все. — Ты слышал про зэка, который сбежал из тюрьмы? — Слышал, — нахмурился брат. — Он спрятался в мусорном баке, а потом перебежал в мою машину. Он прострелил мне руку, чтобы я его побыстрее везла. — Ты хочешь сказать, он ехал с тобой в машине? — Да. — Господи, какой я дурак! Надо было бы мне самому отвезти документы. — Тогда бы он сидел в твоей машине и прострелил руку тебе. — Что было дальше? — Мы доехали до дачного поселка, и он держал меня там ровно двое суток. — Ты запомнила, где находится этот дачный поселок? — Нет, — соврала я. — Как же ты не запомнила, если была за рулем? — Я потом сидела сзади, он вел. У меня же была прострелена рука. — Бедная ты моя девочка. — Славка прижал меня к себе и стал гладить по голове. Он всегда жалел меня, как маленькую. — Почему ты мне ничего не рассказала? Он тебя изнасиловал? — В первую ночь он взял меня силой, но во вторую я уже не сопротивлялась, — вздохнула я. Славка широко раскрыл глаза и перестал меня гладить. — Ты хочешь сказать, что трахалась с этим зэком по собственному желанию? — Да. — Ах ты, гадина! — Сам такой. — Теперь я понимаю, почему ты предпочла промолчать. И в кого ты такая уродилась?! — В тебя, — улыбнулась я. — Марта рассказывала, как в первый раз ты завел ее в ресторанную кухню и там изнасиловал. — Чтобы я ее насиловал?! Она, по-моему, не сопротивлялась. — Славка закурил сигарету и повез меня домой. — Как же он тебя отпустил? — Не знаю. Отпустил, и все. — А сам куда двинулся? — Не знаю. Он мне не сообщил. — Врешь! Я надеюсь, ты его дома не прячешь? — Больно надо. Ты же видел, что у меня никого нет. — Я в шкафах не проверял. — Так пойди и проверь, — засмеялась я. — И проверю. — Да мы с ним больше никогда не встретимся. — Надеюсь. Съезжу к Генке в тюрьму, узнаю, что это за козел и где он может отсиживаться. Найду, живым закопаю. Пусть других трахает, но не мою сестру! — Откуда он мог знать, что у меня есть такой замечательный брат. Кстати, нашего дядю Гену в тюрьме не любят. У него там плохая слава и неважнецкий авторитет. Дерьмо он порядочное. — Откуда ты знаешь? — Вадим сказал.