- Я только что разостлала их на солнце, и вот - оглянуться не успела, как они исчезли, - плаксиво затянула она. - Ага! - Это все вышло из-за Ди-Йа. - Ага! - Я больно прибила его за это и еще не так прибью, потому что он навлек на нас беду, а мы бедные люди. - Одеяла! - хрипло прорычал Клок-Но-Тон, угадывая ее намерение сбить цену, которую предстояло уплатить за ворожбу. - Говори про одеяла, женщина! Твое богатство известно всем. - Я только что разостлала их на солнце, - захныкала Гуния, - а мы бедные люди, у нас ничего нет. Клок-Но-Тон вдруг весь напружился, лицо его исказила чудовищная гримаса, и Гуния попятилась. Но в следующее мгновение он прыгнул вперед с такой стремительностью, что она пошатнулась и рухнула к его ногам. Глаза у него закатились, челюсть отвисла. Он размахивал руками, неистово колотя по воздуху; все его тело извивалось и корчилось, словно от боли. Это было похоже на эпилептический припадок. Белая пена показалась у него на губах, конвульсивные судороги сотрясали тело. Женщины затянули жалобный напев, в забытьи раскачиваясь взад и вперед, и мужчины тоже один за другим поддались общему исступлению. Только Симэ еще держался. Сидя верхом на опрокинутой лодке, он насмешливо глядел на то, что творилось кругом, но голос предков, чье семя он носил в себе, звучал все более властно, и он бормотал самые страшные проклятия, какие только знал, чтобы укрепить свое мужество. На Клок-Но-Тона страшно было глядеть. Он сбросил с себя одеяло, сорвал всю одежду и остался совершенно нагим, в одной только повязке из орлиных когтей на бедрах. Он скакал и бесновался в кругу, оглашая воздух дикими воплями, и его длинные черные волосы развевались, точно сгусток ночной мглы. Но неистовство Клок-Но-Тона подчинено было какому-то грубому ритму, и когда все кругом подпали под власть этого ритма, когда все тела раскачивались в такт движения шамана и все голоса вторили ему, - он вдруг остановился и сел на землю, прямой и неподвижный, вытянув вперед руку с длинным, похожим на коготь, указательным пальцем. Долгий, словно предсмертный стон пронесся в толпе, съежившись, дрожа всем телом, люди следили за грозным пальцем, медленно обводившим круг. Ибо с ним шла смерть, и те, кого он миновал, оставались жить и, переведя дух, с жадным вниманием следили, что будет дальше. Наконец с пронзительным криком шаман остановил зловещий палец на Ла-Лахе. Тот затрясся, словно осиновый лист, уже видя себя мертвым, свое имущество разделенным, свою жену замужем за своим братом. Он хотел заговорить, оправдаться, но язык у него прилип к гортани и от нестерпимой жажды пересохло во рту. Клок-Но-Тон, свершив свое дело, казалось, впал в полузабытье; однако он слушал с закрытыми глазами, ждал: вот сейчас раздастся знакомый крик - великий крик мести, слышанный им десятки и сотни раз, когда после его заклинаний люди племени, точно голодные волки, бросались на трепещущую жертву. Однако все было тихо; потом где-то хихикнули, и в другом месте подхватили - и пошло, и пошло, пока оглушительный хохот не потряс все кругом. - Что это? - крикнул шаман. - Хо! Хо! - смеялись в ответ. - Твоя ворожба не удалась, Клок-Но-Тон! - Все же знают! - запинаясь, выговорил Ла-Лах. - На восемь долгих месяцев я уходил на лов тюленей с охотниками из племени сивашей и только сегодня вернулся домой и узнал о покраже одеял. - Это правда! - дружно откликнулась толпа. - Когда одеяла Гунии пропали, его не было в поселке. - И я ничего не заплачу тебе, потому что твоя ворожба не удалась, заявила Гуния, которая уже успела подняться на ноги и чувствовала себя обиженной комическим оборотом дела. Но у Клок-Но-Тона перед глазами неотступно стояло лицо Скунду с его слабой, едва заметной усмешкой, и в ушах у него звучал тоненький голос, похожий на отдаленное верещание сверчка: "Я получил его от человека по имени Ла-Лах, и мне не раз приходила мысль... Ты умеешь круто действовать, и твое прибытие озарит нас светом." Оттолкнув Гунию, он рванулся вперед, и толпа невольно расступилась перед ним. Симэ со своей лодки выкрикнул ему в след обидную шутку, женщины хохотали ему в лицо, со всех сторон сыпались насмешки, но он, ни на что не обращая внимания, бежал со всех ног к дому Скунду. Добежав, он стал ломиться в дверь, колотил в нее кулаками, выкрикивал страшные проклятия. Но ответа не было, и только в минуты затишья из-за двери слышался голос Скунду, бормочущий заклинания. Клок-Но-Тон бесновался, точно одержимый, и, наконец, схватив огромный камень, хотел высадить дверь, но тут в толпе прошел ужасающий ропот. И Клок-Но-Тон вдруг подумал о том, что он один среди людей чужого племени, уже лишенный своего величия и силы. Он увидел, как один человек нагнулся и подобрал с земли камень, за ним и другой сделал то же, - и животный страх охватил шамана. - Не тронь Скунду, он настоящий кудесник, не то, что ты! - крикнула какая-то женщина. - Убирайся лучше отсюда домой, - с угрозой посоветовал какойто мужчина. Клок-Но-Тон повернулся и стал спускаться к берегу, изнывая в душе от бессильной ярости и с тревогой думая о своей незащищенной спине. Но ни один камень не полетел ему вслед. Дети, кривляясь, вертелись у него под ногами, хохот и насмешки неслись вдогонку - но и только. И все же, лишь когда лодка вышла в открытое море, он, наконец, вздохнул свободно и, встав во весь рост, разразился потоком бесплодных проклятий по адресу поселка и его обитателей, не забыв особо выделить Скунду - виновника его позора. А на берегу толпа ревела, требуя Скунду. Все жители поселка собрались у его дверей, настойчиво и смиренно взывая к нему, и, наконец, маленький шаман показался на пороге и поднял руку. - Вы мои дети, и потому я прощаю вам, - сказал он. - Но в последний раз. То, чего вы все хотите, будет дано вам, ибо я уже проник в тайну. Сегодня ночью, когда луна зайдет за грани мира, чтобы созерцать великих умерших, пусть все соберутся в темноте к дому Гунии. Там имя преступника откроется всем, и он понесет заслуженную кару. Я сказал. - Карой ему будет смерть, - воскликнул Боун, - потому что он навлек на нас не только горести, но и позор! - Да будет так! - отвечал Скунду и захлопнул дверь. - И теперь все разъяснится и вновь наступит у нас мир и порядок, торжественно провозгласил Ла-Лах. - И все по воле маленького человечка Скунду? - насмешливо спросил Симэ. - По воле великого кудесника Скунду, - поправил его Ла-Лах. - Племя глупцов - вот кто такие тлинкеты! - Симэ звучно шлепнул себя по ляжке. - Просто удивительно, как это взрослые женщины и сильные мужчины дают себя дурачить разными выдумками и детскими сказками. - Я человек бывалый, - возразил Ла-Лах. - Я путешествовал по морям и видел знамения и разные другие чудеса и знаю, что все это правда. Я Ла-Лах... - Обманщик... - Так зовут меня некоторые, но я справедливо прозван и Землепроходцем. - Ну, я не такой бывалый человек... - начал Симэ. - Вот и придержи язык, - обрезал его Боун, и они разошлись в разные стороны, недовольные друг другом. Когда последний серебристый луч скрылся за гранью мира, Скунду подошел к толпе, сгрудившейся у дома Гунии. Он шел быстрым, уверенным шагом, и те, кому удалось разглядеть его в слабом мерцании светильника, увидели, что он явился с пустыми руками, без масок, трещоток и прочих принадлежностей колдовства. Только под мышкой он держал большого сонного ворона. - Приготовлен ли хворост для костра, чтобы все увидели вора, когда он отыщется? - спросил Скунду. - Да, - ответил Боун, - хворосту достаточно. - Тогда слушайте все, ибо я буду краток. Я принес с собою Джелкса, ворона, которому открыты все тайны и ведомы все дела. Я посажу эту птицу в самый черный угол дома Гунии и накрою большим черным горшком. Светильник мы погасим и останемся в темноте. Все будет очень просто. Каждый из вас по очереди войдет в дом, положит руку на горшок, подержит столько времени, сколько потребуется, чтобы глубоко вздохнуть, снимет и уйдет. Когда Джелкс почувствует руку преступника так близко от себя, он, наверно, закричит. А может быть, и как-нибудь иначе явит свою мудрость. Готовы ли вы? - Мы готовы, - был многочисленный ответ. - Тогда начнем. Я буду каждого выкликать по имени, пока переберу всех, мужчин и женщин. Первым было названо имя Ла-Лаха, и он тотчас вошел в дом. Все напряженно вслушивались, и в тишине было слышно, как скрипят у него под ногами шаткие половицы. Но и только. Джелкс не крикнул, не подал знака. Потом наступила очередь Боуна, ибо ничего нет невероятного в том, что человек припрятал собственные одеяла с целью навлечь позор на соседей. За ним пошла Гуния, потом другие женщины и дети, но ворон оставался безмолвным. - Симэ! - выкрикнул Скунду. - Симэ! - повторил он. Но Симэ не двигался с места. - Что ж ты, боишься темноты? - задорно спросил Ла-Лах, гордый тем, что его невиновность уже доказана. Симэ фыркнул: - Да меня смех берет, как погляжу на все эти глупости. Но я все же пойду, не из веры в чудеса, а в знак того, что не боюсь. И он твердым шагом вошел в дом и вышел, посмеиваясь, как всегда. - Вот погоди, придет твой час, умрешь, когда и ждать не будешь, шепнул ему Ла-Лах в порыве благородного негодования. - Да уж наверно, - легкомысленно отвечал безбожник. - Немногие из нас умирают в своей постели из-за шаманов и бурного моря. Уже половина жителей поселка благополучно прошла через испытание, и в толпе нарастало беспокойство, еще усиливавшееся оттого, что приходилось его подавлять. Когда осталось совсем немного людей, одна молодая женщина, беременная первым ребенком, не выдержала и забилась в припадке. Наконец, наступила очередь последнего, а ворон все молчал. Последним был Ди-Йа. Значит, преступник - он. Гуния заголосила, воздев руки к небу, остальные попятились от злополучного мальчугана. Ди-Йа был едва жив от страха, ноги у него подкашивались, и, входя, он запнулся о порог и чуть не упал. Скунду втолкнул его и захлопнул за ним дверь. Прошло немало времени, но ничего не было слышно, кроме всхлипываний мальчика. Потом донесся скрип его удаляющихся шагов, потом наступила полная тишина, потом шаги снова стали приближаться. Дверь отворилась настежь, и он вышел. Ничего не случилось, а испытывать больше было некого. - Разожгите костер, - приказал Скунду. Яркое пламя взметнулось вверх и осветило лица, еще искаженные недавним страхом и в то же время недоуменные. - Опять ничего не вышло, - хриплым шепотом воскликнула Гуния. - Да, - подтвердил Боун. - Скунду становится стар, и нам нужен новый шаман. - Где же мудрость всеведущего Джелкса? - хихикнул Симэ на ухо Ла-Лаху. Ла-Лах растерянно потер рукой лоб и ничего не ответил. Симэ вызывающе выпятил грудь и подскочил к маленькому шаману: - Хо! Хо! Говорил я, что все это ни к чему не приведет! - Может быть, может быть, - смиренно отвечал Скунду. - Так может показаться всякому, кто несведущ в чудесах. - Тебе, например, - дерзко вставил Симэ. - Может быть, даже и мне. - Скунду говорил совсем тихо, и веки его медленно, очень медленно опускались, пока совсем не прикрыли глаза. - Но осталось еще одно испытание. Пусть все, мужчины, женщины и дети, поднимут руки над головой - быстро, разом, все! Таким неожиданным явилось это приказание, и настолько властным тоном было оно отдано, что все повиновались беспрекословно. Все руки взлетели в воздух. - Теперь пусть каждый посмотрит на руки остальных, скомандовал Скунду. - Всех остальных, так, чтобы... Но взрыв хохота, в котором прозвучала и угроза, заглушил его слова. Все глаза остановились на Симэ. У всех руки были измазаны сажей, и только у него одного ладони остались чистыми, не замаранные прикосновением к горшку Гунии. В воздухе пролетел камень и угодил ему в щеку. - Это неправда! - заревел он. - Неправда! Я не трогал одеял Гунии. Второй камень рассек ему кожу на лбу, третий просвистел над самой головой. Великий крик мести разнесся далеко кругом, люди шарили по земле, ища, чем бы кинуть в провинившегося. Симэ пошатнулся и упал на колени. - Я пошутил! Только пошутил! - закричал он. - Я взял их, только чтоб пошутить. - Куда ты девал их? - Визгливый, пронзительный голос Скунду точно ножом прорезал общий шум. - Они у меня дома, в большой связке шкур, что висит под самой крышей, - послышался ответ. - Но я только хотел пошутить, я...