В общем — я засмотрелся и действительно потерял счет времени. Вот что телевидение делает! Вправду ведь говорят — зомбоящик! — Всё! — сказал доктор Цегорахов. — Зубик я вам поправил, напыление сделал. Зажим еще постоит некоторое время, рот не закрывайте. Был рад с вами поработать, думаю, еще увидимся, вы мне понравились. И свалил нахрен, прямо в открытую форточку, нырнув туда рыбкой и сделав в воздухе восхитительное сальто! Это что вообще такое было, а? Это что за доктор-то такой? Я попытался рыпнуться, но манипуляторы во рту гневно зажужжали, и я притормозил. А ну как раздраконят мне весь рот, неловко выйдет! В этот момент дверь в кабинет открылась, и в нее вкатился толстый и традиционно бородатый кхазад в белом халате. — Где этот швайнехунд? Где этот негодяй? Я оторву ему оба яйца, Махал свидетель, оторву и выброшу! О! А пациент уже готов! Какой сознательный пациент! А где этот негодяй? А что… О-о-о-о, доннерветтер, этот подонок трогал мои инструменты! — гном метался по кабинету и рычал. — Дер-р-р мисткер-р-р-л! Он еще и программу лечения запускал! Он что — лечил моего пациента? — Ы-ы-ы-ы! — промычал я, ошарашенный происходящим. — Лежите, будем смотреть, что можно исправить… — внезапно сдулся гном и принялся свайпить настенный терминал. — Так, а я смотрю, он всё грамотно заполнил… И алгоритм верный… В каком смысле — нано-покрытие? Он что, разорить клинику собрался? О-о-о-о, арстойфель… Хм! Дайте-ка я гляну… Манипуляторы наконец убрались из моего рта, но их место занял толстый кхазад. Нет, он весь целиком в пасть ко мне не полез, он вполне традиционно посветил фонариком и потыкал каким-то металлическим инструментом. А потом сказал: — Грамотный, гад. Сделал более, чем приемлемо, — и высунул наконец свои руки. — Где этот думмкопф научился так ловко работать с медтехникой, м? — Ять! Что здесь происходит? — я сел на кушетке, машинально проведя языком по зубам: они были целые! И тот отколовшийся кусок теперь был на месте! Хоть это утешало. Техника на грани фантастики, однако! — Ну, — гном помялся. — Меня зовут Ганс Сауэрмильх, я дантист. Лучший дантист в Сан-Себастьяне, прошу заметить. — А… — я шокировано смотрел на него. — А тот парень, Денис Цегорахов… — Подонок! — решительно заявил господин Сауэрмильх. — Шельма редкостная, клейма ставить негде. Шут гороховый. Ему на каторге самое место, там не пошуткует, его мигом башкой в говно сунут! Но талантливый. И зубы вам сделал… Неплохо. Что-то в его глазах было такое, какая-то недоговоренность, некий подвох… Я это чуял! — Что у меня с зубами, доктор? — прищурился я. — Нано-покрытие. Сможете гвозди перекусывать. Жутко дорогая штука, если честно. Вы же урук, да? Ваши из корпуса любят такими вещами форсить. Можете считать, что вам даже повезло… Еще и живой остались. После встречи с этим мерзавцем обычно трупы, трупы… — вздохнул господин Сауэрмильх. — И кой черт ему тут понадобился? В этот момент дверь вылетела, кабинет заволокло едким дымом, и внутрь с грохотом, топотом и ором ворвались полицейские. Как всегда — вовремя. — Муниципальная полиция, всем лежать, морды в пол! — орали киборги, размахивая здоровенными пушками и щелкая электрическими дугами разрядников. Один из них устрашающе вращал аугментированными глазами, у второго пушка торчала прямо из запястья. Ссориться с полицией? Нет уж, увольте. Поэтому я переместился на пол и улегся поудобнее. Киборги в мундирах, сверкая хромом и матерясь, носились по всему помещению, пытаясь найти в четырех стенах что-то интересное, что могло бы их навести на след лже-доктора. — Где Цегорахов? — выкрикнул один из них, то ли самый главный, то ли самый нервный, наклонившись ко мне. — Скинулся, — невозмутимо ответил я. — В окно вышел. — Твою мать! — полицейские ринулись наружу, на улице завыли сирены, послышались беготня и визг покрышек. Никак не привыкну к тому, что моторы тут не ревут. Электрокары двигаются с едва слышным гудением, те же покрышки шкребут об асфальт гораздо громче, чем звучит мотор. Нервный полицейский снова появился в двери: — Никуда не уходите, вас опросят как свидетеля! — бросил он и убежал, топоча подошвами тяжелых ботинок. — А с пола-то вставать можно? — проорал ему в ответ я, пытаясь удавить внутри лютую злобу. Нет, определенно, этого Цегорахова нужно было настигнуть и надрать ему уши! Охренел совсем, шуточки он шутит! Да и я — пентюх-пентюхом, засмотрелся на Кристинкин бюст на ресепшене и забыл фамилию доктора спросить. И на кой мне Кристинкин бюст, спрашивается? Чисто эстетического чувства ради? Так это я лучше на море погляжу там, на горы… Тем паче — у нее колечко с камешком на пальце. Помолвлена, выходит. Но глазки строила, зараза, и пуговичку одну на халате расстегнула, как только меня в дверях увидела! В общем — сбила с толку. Мы, мужики — существа простые. Видим красивое декольте — пялимся. А мы, уруки — еще проще. Хватаем и тащим. Благо, я урук только наполовину и вообще — существо влюбленное, так что хватать и тащить Кристинку не стал, а взял — и отправился в кабинет, где меня поджидал голубоглазый маньяк с замашками циркача… Ага! А не Скоморохи ли это? Он же своим жонглированием мне чуть ли не напрямую об этом намекнул! Гребаный хохмач! Я рывком встал с пола, подхватил кард и подошел к зеркалу. Всклокоченный вид и дикая рожа меня интересовали мало. А вот улыбочка… — СУКАПАДЛА! — не выдержал я. — Какая, однако, скотина! Убью гада! Зубы у меня были разукрашены во все цвета радуги. Ну, как положено: «Каждый-охотник-желает-знать-где-сидит-фазан». — Да вы не переживайте,- подобрался ко мне поближе дантист-кхазад. — Он хорошо вам зуб залечил. И покрытие вправду сделал, очень качественное. А цвета эти — это такой наш бонус, для деток. Они зубы чистят, и цвет меняется после каждой чистки, понимаете? Ну, чтобы к стоматологу ходить не боялись. — Так… — я вздохнул. — И сколько раз почистить надо, чтобы естественный цвет вернуть? — Сорок! — развел руками Сауэрмильх. — Не меньше! — О-о-о-о, дерьмище! — я просто представил себе, как меня будут сношать в Орде за разноцветные зубы, и захотелось скинуться из окна вслед за Цегораховым. — А можете мне тут на месте отчистить? — Могу, — широко улыбнулся доктор. — Но не буду! — В смысле? — моему удивлению не было предела. — Что значит — не буду? — Ну, не буду — и всё. Когда еще я посмотрю на урука с разноцветными зубами, м? Хе-хе-хе! Да и вообще — это в страховку не входит. Это косметические процедуры, а не лечение! — Э! — рявкнул я, а потом взял себя в руки. — Так я это… Я заплачу! Только за наличкой на Проспект сгоняю… — Запишитесь на прием и приходите, — гном сложил толстые руки на пузе, и было видно, что ему доставляет большое удовольствие надо мной издеваться. — И я сделаю все необходимые процедуры. А сейчас и пальцем не пошевелю, потому что полиция будет проводить расследование, и сбивать настройки, установленные этим засранцем на моей аппаратуре, я не собираюсь. А вдруг это важная улика? Если бы я мог испепелять взглядом — я бы его точно испепелил. Дубасить гнома перед самым приходом полиции было хреновой идеей, да и вообще врачей бить — себе дороже, вдруг у них корпоративная солидарность, и потом никто лечить не возьмется? Так что я сел на кушетку и обхватил голову руками: предположим, черт с ними, с зубами, с напылением и с яркой окраской. Можно и не улыбаться, в конце концов, и зубы за день сорок раз почиситить, невелика проблема. А вот как быть с татау? Почему ни одна из них не сработала, наборчик-то у меня был весьма солидный! Я до сих пор понятия не имею, как это работает, но совершенно точно известно мне лишь одно — если бы этот тип, Денис Цегорахов, Скоморох или как его там, замыслил против меня недоброе — что-то бы случилось. Ну, там, золотое сияние и вся фигня. И, скорее всего, я бы надрал ему задницу по итогу. По крайней мере, так оно и происходило в последнее время. Конечно, в какой-то момент найдется кто-то покруче, и размажет меня точно так же, как в свое время размазала Роксана, но в рамках нашего черноморского захолустья у меня в последнее время были неплохие шансы. Так что вывод напрашивался один: Цегорахов не желал мне зла. Он просто хотел со мной познакомиться и надо мной постебаться. Скотина. Теперь еще с полицией по его милости общаться придется… Я и так едва время на поход к дантисту выкроил, а тут еще это… Словно в ответ на мои мысли, в дверь зашел тот самый нервный киборг-полицейский и с места в карьер начал: — Под протокол. Господин Сархан, господин Сауэрмильх, я — зауряд-прапорщик Бекасов, муниципальная полиция Сан-Себастьяна. Уполномочен провести опрос свидетелей… — он возмущенно глянул на меня, заметив, что я давлю смех, но попробовал сохранить серьезную мину. — Итак, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с подозреваемым, Цегораховым Денисом Денисовичем? Первым заговорил кхазад, так что у меня появилось время отдышаться. Как так-то, почему — Бекасов? Почему опять — птичья фамилия? Их специально в департамент полиции по этому признаку отбирают? Надо будет провести мини-исследование на этот счет. Полицейский заметил мое несерьезное отношение и нахмурился. Ну и пусть хмурится, тоже мне. Будет сильно хмуриться — я ему улыбнусь. Всеми цветами радуги, ять! * * * Глава 2 Клыкастые родственники В «Орду» я вернулся глубокой ночью. Этот Цегорахов чем-то сильно насолил полиции, и они мурыжили нас до последней крайности, хотя толку с этого было хрен да нихрена. Может, он и над ними постебался в своем духе? Даже интересно: все эти клубы по интересам под эгидой Скоморохов легко найти, просто вбив в поисковую строку местного браузера, а они тут одного орка и другого кхазада тиранят, вместо того, чтобы просто пройтись по адресам! И зубы мне почистить так и не дали. И транспортом до нового бетонного КПП не обеспечили. Благо — этот самый Сауэрмильх, хотя и был кхазадским дундуком и вредным сукиным сыном, подкинул меня от широты гномской души на своем внедорожнике до ограждения. Тоже — нового и тоже бетонного. Озаботились безопасностью муниципальные власти. Теперь новый периметр был обозначен не дурацкой сеткой «рабицей», а трехметровой капитальной стеной. Ну да, против того же великанского кадавра не спасет, но вот от нашествия грибов с глазами, пожалуй, уберечь может. — Что, опять ты? — знакомый молодой страж границы нахмурился и впился в меня взглядом. — Носишься туда-сюда чуть ли не каждый день… — Слушай, Алёша… — его и вправду звали Алексеем, но мы, конечно, обращались к нему по-свойски. — Ну, чего ты такой кислый? Тебе самому от этого не противно? Ворчишь, ворчишь… Как тот гном! — А что ты предлагаешь? Чему тут радоваться? С одной стороны — Хтонь, с другой — несанкционированная свалка у забора, и когда только наваливать успевают, сволочи! — служивый плюнул под ноги. — Воняет… Никакого удовольствия от работы! — А ты попробуй улыбнуться миру, и тогда мир улыбнется тебе в ответ, — посоветовал я, подсовывая морду под прицел идентификатора. — И что, помогает? — заинтересовался охранник. Идентификатор пикнул, подтверждая мою орочью личность. Я повернулся к Алёше и широко улыбнулся. Он сразу не понял, а потом как понял — так сразуо хрюкнул, покраснел и захихикал как ненормальный: — И-хи-хи-хи! Бабай, ты больной на всю голову… Хи-хи-хи! Ой, с-с-сука, пацаны-ы-ы-! Пацаны, идите чё покажу! — А вот фигушки, Алёша! — я перемахнул через турникеты и, оказавшись с той стороны, в Хтони, показал ему язык. — Ты парень неплохой, но твоим дружкам такие хохмочки противопоказаны. — Давай, давай, иди! Хе-хе! — он замахал рукой. — Нет, реально — совсем отбитый! Это ж надо! Зубы! Хи-хи! * * * Если меня спросят — что в этом мире есть такое Родина для Бабая Сархана, то ответ я назову сразу. Это — ночной Проспект, весь в неоновых огнях с пляшущими бестолковыми рекламными голограммами, уродскими граффити на обшарпанных стенах и разбегающимися из-под ног псинками, крысами и мелкими тварями. С проросшими из провалов окон деревьями и буйной южной порослью в бетонных трещинах. С песнями и матерщиной на верхних этажах уцелевших зданий, с запахом пороха, гари, крови, помойки и — с недавних пор — шаурмы и крепкого кофе. Я действительно полюбил эти места, и мне очень в кайф было наблюдать, как Проспект менялся, квартал за кварталом. Да, суровая и бесшабашная атмосфера живого волнореза в царстве Хтони никуда не пропадала, просто — становилось чище, основательней, ухоженней. Вместо развалин ближе к «Орде» все чаще попадались крепкие, отремонтированные дома, вместо куч мусора — огромные баки-контейнеры на несколько тонн, приспособленные под вывоз отходов грузовой техникой, даже — клумбочки и новые молодые деревца кое-где произрастали! Ну, и милитаризм, сплошной милитаризм: сваренные из рельс и арматуры ежи, мешки с песком на крышах и навесы из мощных стальных решеток, праздношатающийся народ с колюще-режущим, рубяще-дробящим, огнестрельным и артефактно-магическим оружием… Тоже своего рода национальный костюм! Бегущий куда-то сломя голову Бабай Сархан для этих мест — явление обыкновенное. Такое себе стихийное бедствие, привычное, нестрашное. Не орет — и ладно. В отличие от мира внешнего, тут ко мне привыкли, горшками не швыряются, дуплетом пальнуть уже не грозят. Типа — местная достопримечательность. Это был взаимный процесс: я к ним привык, они — ко мне… И именно потому все чуждые элементы, появление которых я не наблюдал собственными глазами, воспринимались так остро. Например — с десяток тяжелых байков на электрической тяге с характерными очертаниями сложенных крыльев солнечных панелей и очень специфическими украшениями в виде черепов, рогов, клыков и прочей варварской бижутерии. Они тут точно появились недавно, пока я зубки лечил! — Так, ять, — я остановился. — Какой же охренительный сегодня день!