— Все на землю, работает Сыскной приказ!!! — и я тут же выпустил старого засранца, и он заскулил, глядя на свою руку. Конечно, я улегся на асфальт! Правда — на спину, потому что и грудь, и шея, и пузо у меня представляли собой сплошной ожог. — Ваше превосходительство, это неприемлемо! — черт меня побери, если этот голос не принадлежал Ивану Ивановичу Риковичу, целовальнику, менталисту и бастарду правящей фамилии. — Кхм! Господин Жегулин, вы арестованы и подозреваетесь в нападении на подданного Государя Всероссийского и применении боевой магии на территории великого тракта! — Ы-ы-ы-ы! — выл старик. Всё-таки кости я ему сокрушил! Мне приходилось несладко, да, но ожоги за пару-тройку дней заживут, только бы до фудтрака добраться, обработать травмы и пожрать по-нормальному, даром, что ли, пятьдесят кило мяса заказывал? Да и спортпит в холодильнике имеется… — Ваши действия в рамках самообороны признаются соразмерными, господин Сархан, — церемонно заявил государев целовальник. — У Сыскного приказа к вам нет претензий. Вам нужна медицинская помощь? Вы в состоянии давать свидетельские показания? — Если есть чего напшикать на мою рожу — напшикайте, а? — просипел я. — Или в аптечке в машине возьмите, там ящик с капелькой красной, над раковиной. Говорить было больно, рожа обгорела знатно, а еще и Кузя, упырь такой, подскочил ко мне с баллончиком ультрапантенола и залил мне весь хлебальник, ноздри, рот и глаза, и зашипел: — Я заснял, заснял! — Иди кофе вари, папарацци несчастный, — рыкнул я, отплевываясь. — И протеинчику мне с БЦААшками заболтай в шейкер, слышишь? Жегулина уже паковали в самый обычный серый микроавтобус ярыжки. Или, если хотите, агенты тайной полиции, безопасники. Такие неприметные дядечки средних лет, среднего роста, средней комплекции, в самой обычной одежде и с безразличными выражениями лиц. Рикович защелкнул на руках и ногах аристократа кандалы, повесил ему на шею цепочку с небольшим золотым шариком — негатором — и, одобрительно кивнув этим самым ярыжкам, сказал: — Сразу в лазарет его, потом в каземат. Пусть его Вика подлатает, чтобы не помер. Эти Жегулины уже вот где у меня, составлю рапорт в Москву, пусть принимают меры… — Иван чиркнул пальцем по горлу, показывая, где именно у него Жегулины, а потом хлопнул по борту машины рукой. Внедорожник отчалил, толпа, оттесненная секьюрити от места происшествия, постепенно втягивалась на фестивальную площадку. Я с кряхтеньем встал и переместился на ступеньки раздвижной лесенки у задних дверей фургона. Там и сидел, прикрыв веки — глаза болели сильнее всего. Мне было очень-очень плохо — и не столько от ожогов, сколько от осознания того, что этот старик уделал бы меня, несмотря на сломанную руку. И это притом, что аристократ был далеко не из высшей лиги, а так — глава одного из мелких родов, которому денег не хватило даже на нормальную броню для дружинников! — Это что, Иван Иванович, я у тебя в долгу, получается? — спросил я у Риковича, не открывая глаз. — Э-э-э-э, а как ты… — По запаху. Одеколон у тебя один и тот же, что в Хтони, что здесь. Хороший, дорогим алкоголем пахнет. Ну, а как ты подошел — запах усилился. Тут и глядеть не надо, нос подсказал. — А, да! — судя по голосу, обрадовался целовальник. — «Дабл Виски», авалонский! Мне нравится, приятный такой. А ты вот — неприятный. Опять ты за свои песенки взялся, базар не фильтруешь. — Фильтрую, — откликнулся я. — Но ты типа вот только и ждал, когда я песенку петь начну! Никогда не поверю. Небось, твои ярыжки пасли меня от самого Сан-Себастьяна! — Конечно! Там — сервитутские ярыжки были, тут — земские. Ты — Резчик, как тебя не пасти? А ты кого имел в виду под сраными плутократами? Так-то плутократия — это… —… режим, при котором решения принимаются исходя из интересов богатых и знатных группировок. Я этого Жегулина и ему подобных в виду имел. Он ведь что? Он, получается, Государя и в грош не ставит, если на его подданных при помощи магии в земских землях и на великом тракте нападает! Плутократ и есть, раз ради своих узкоклановых интересов пытается перекрутить законы Государства Российского! — когда я трепался, то чувство собственного ничтожества слегка отступало. — Но я спел про «дегенератов», потому что он сраный дегенерат и есть, и я готов под присягой это подтвердить. — Однако, выкрутился, — удовлетворенно проговорил Рикович. — Ты вот что скажи — тебе помощь медицинская нужна, или? — Да что ты всё время спрашиваешь и ничего не делаешь, Иван Иванович? Дай мне шейкер с трубочкой и руки стерильной повязкой перебинтуй — и довольно будет, часа через три рожа в порядок придет, к утру — руки. До костей он меня не пропалил, хотя мог, мог… — я почувствовал, как в зубы мне ткнулась пластиковая трубочка, и присосался к протеиновому коктейлю. — Кузя, засранец, ну чего ты пачку с клубничным вкусом открыл? Там начатая была, со страчателлой! — Ворчи, ворчи, Бабай, а я вот щас видосик в сеть залью, и щас подрежу его так, будто ты руку ему сломал — и он сразу упал! — услышал я голос гоблина. — А этих вот вообще показывать не буду, приказных! Ваще-то ты и так бы его уделал, если б лицо ему откусил! Ты ж хотел, да? — Хотел… Глотку бы спалил себе! — А потом — вжух! И все золотенькое, и ты живой-здоровый, только тощий! Я уже видал… — гоблин явно путал берега и болтал лишнее. — Заткнись, Кузя, а? Думай что несешь! — я реально разозлился. Похоже, даже гоблин уже осознал, как работают мои татау. Возможно, если бы я ценой собственного здоровья прикончил мага — то и восстановился бы быстрее за счет пополнения запасов маны? Может, да, а может, и нет. Сначала кто-то из них перебинтовал-таки мне руки и еще раз напшикал на лицо ультрапантенолом, а потом я почувствовал, как Рикович садится рядом со мной на ступеньку, и услышал, как он сопит. — Слушай, Бабай… — его голос звучал смущенно. — Ты вот сказал, что теперь — мой должник. — Ага, — не стал отрицать я. — Возьми бесплатной шаурмы сколько хочешь. Хоть две! — Мгм! От шаурмы я, конечно, не откажусь, но просьба у меня к тебе была очень специфическая. Кроме тебя, пожалуй, никто и не поможет, — проговорил целовальник Сыскного приказа. — Значит, татау? — резюмировал я. — Татау. Ты ведь знаешь, что я пустоцвет? — Ну, такой-то и пустоцвет. Мысли-то читаешь, а? Вон, даже у меня в башке в свое время колупаться пытался! — Это не то. Образы, эмоции, четкие, ярко окрашенные посылы… Это не то же самое, что… В общем — мне нужно стать настоящим менталистом, — безапелляционно заявил Иван Иванович. — А я-то тут причем? Я бы мог позвать тебя на хтоническое сафари, но ты уже слишком старый и инициация второго порядка вряд ли случится. Тем более, я с трудом могу себе представить, как ты при помощи чтения мыслей завалишь какую-нибудь тварь… У грибов, например, или сколопендр с мыслями вообще беда, они реально тупые. С хуорнами и кадаврами та же хренотень… — Нет, погоди! — решительно возразил целовальник. — Вот ты как-то своих снага быстрее, выше, сильнее сделал? — Сделал, — не стал отпираться я. — Усилитель! — провозгласил он. — Ты сделал усилитель. И мне нужен такой! — Однако! — тут я всерьез задумался. Олимпийские колечки в случае с магией явно не подходили, и ни одна из известных мне, уже испытанных татау — тоже. Тут нужно было что-то другое, для работы с энергией… С энергией? А если взять электрическую энергию? Что у нас там с усилителями? Физик-электронщик из меня был аховый, но кое-что в башке осталось. Например — есть такая хрень, которая называется «усилитель постоянного тока». Основная его функция — генерировать выходной сигнал, который является копией входного, но с более высоким уровнем напряжения или мощности! Ну, или как-то так. И я прекрасно знал, как эта штукуёвина изображается на схеме! Такой треугольничек с плюсиком, минусиком и всякими-разными присовокупленными к нему штрипочками — как ручки-ножки у человечка. Даже если нарисую коряво — это может сработать! — Я так понимаю, судя по твоему выражению лица — решение есть? — с затаенной надеждой проговорил Рикович. — Бабай, если сделаешь — уже я буду твоим должником. Ты не представляешь, что это такое — быть изгоем, терпеть насмешки и презрение, работать в четыре-пять раз больше, и всё равно… Или представляешь? Послушай: сила — вот что решает в нашем мире! Я неплохо стреляю, фехтую, но — это пыль даже перед такими, как Жегулин. Если бы не артефакты — что бы я ему сделал со своим кастрированным магическим даром? Понял бы, что он дохрена на тебя зол и хочет убить? Бабай, я повторю — буду считать себя твоим должником, это чего-то да стоит! И если дело в деньгах, то назови сумму, я из кожи вон вылезу, веришь? Его слова очень сильно перекликались с моими рефлексиями по поводу профуканной схватки с доморощенным пиромантом. Этот молодой рыжий ублюдок с царской кровью в жилах тоже был в некотором роде молодец против овец, как и я. Я, который против престарелого и свирепого молодца оказался сам как овца. Так гласит народная мудрость? Ну да, овца или даже баран из меня — бодливый и упрямый, но это мало утешает в моей ситуации. Барану место на бойне, блеять и шею под нож подставлять. Сначала Роксана показала мне, кто в этом мире хозяин, а теперь этот сумасшедший шовинист-старик! Так дело не пойдет, нужно было что-то менять… Почему бы и не с помощью Риковича? Если усилитель сработает — это ведь отразится и на мне, верно? И в следующий раз я оторву руку такому Жегулину к чертовой матери и спляшу у него на костях! — Есть нюанс, — я высосал шейкер с протеином и аминокислотами до конца и раздался клокочущий противный звук, когда в трубочке перемешался воздух с жидкостью, и с сожалением вздохнул. — Это может сработать только один раз, если не соблюсти одно весьма щекотливое условие… — Какое щекотливое условие? — голос целовальника стал звучать настороженно. — Мы должны быть на одной стороне, — пояснил я. — Мы же и так вроде… Ну, мы русские, с нами Бог, и всё такое… Я — русский московит, ты — русский урук. На какой еще мы можем быть стороне? — он говорил не очень уверенно. И слово это — «московит» — было прямиком из шестнадцатого века! — Русские — это да, это я не спорю. Ты вот этому Жегулину про русских расскажи, я-то вообще не против такого подхода. Но — сделать татау с постоянным эффектам получается только ордынским. Так вот сложилось, невесть по какой причине. Просто — это данность, вот и всё. Я не знаю — похоже, урукская потусторонняя хрень только таким образом и работает: для своих. Для членов табора, племени, клана, Орды. Для тех, кого Резчик искренне считает своими, если быть точным. — Ты что, вербуешь меня? — удивление было самым неприкрытым. — Да как хочешь назови это, — вяло взмахнул я забинтованной рукой. — Если решишься — я попробую сделать тебе усилитель. Но для этого тебе нужно будет сказать три… То есть — четыре самых главных слова в жизни. — Боже, храни Грозного Государя? — невесело усмехнулся Иван Иванович. — «Моя жизнь принадлежит Орде», — ответил я. — Ты не торопись. Почитай в Сети, что такое есть наша «Орда». Всё официально зарегистрировано, даже два раза. Информация — в открытом доступе. Я не думаю, что ты захочешь продавать хотдоги, а вот хтоническая самопомощь — это не зазорно и работнику Сыскного приказа. Мы за всё хорошее и против всего плохого, если что. — Дела! — проговорил он. — А точно — получится? Какой будет эффект? — Понятия не имею, — честно предупредил я. — Что-то получится, но что… Этого точно нельзя сказать. — Ладно… Я подумаю. А пока давай под протокол — что именно произошло у тебя с Жегулиными? Рассказывай с самого начала, я включаю запись на планшете. — Ну, началось всё с того, что дружинники Жегулиных перевозбудились от вида гоблинской жопы в окне фудтрака, — ответил я. — Звучит, может, и не очень, но именно так дела и обстояли… — Черт! Я ведь чую, что не врешь, но… Это же дичь какая-то! Почему с тобой всегда вот так вот? — Так и живем, Иван Иванович, так и живём! * * * Глава 11 Земляк Я как раз успел немного оклематься и сожрать что-то около двух кило мяса со свежими овощами, когда выступление «Каменного тарана» подошло к концу. На самом деле было очень забавно слушать доносящиеся со сцены богатые фолк-роковые аранжировки песен «Мать», «Ты пахнешь так хорошо», «Левой, раз-два-три!» и «Солнышко» в одном ряду с «Любимым городом», «Хотят ли русские войны» и «Течет река Волга». Ну а «Я работаю волшебником» в здешних условиях вообще слушалось совсем по-другому. Тембр у самозванного Тиля нашего Бернеса звучал приятно, мужественно, дядька был явно взрослый и очень-очень талантливый в музыкальном плане. Вряд ли весь его коллектив состоял из сплошных попаданцев, так что наладить работу, расписать партию для каждого инструмента или — подобрать профессионалов-виртуозов, которые схватят идею на лету и сыграют вот это вот всё — задача нетривиальная, но справился он отлично. Мне даже грустно стало, когда концерт закончился. Хотя к этому времени глаза у меня огнем уже не жгло, и рожа в целом подзажила. А вот предплечья — просто кабздец как болели. Я даже переживать стал — а что татау? Как они там поживают, если мой несчастный эпидермис и мясо миллиметра на два в глубину зажарились более, чем до хрустящей корочки? С другой стороны — черта с два без моих лечебных татушек я бы восстанавливался так быстро! Вон, уже и пальцы на руках нормально шевелятся! В общем, я занял пост за прилавком и, если с шаурмой управляться не мог — это приходилось делать Кузе — то вот кофе варить — уже вполне. Нет, определенно, эти лечебные штучки-дрючки и настоящий рояль в кустах с экстрактом Пха — самое полезное мое тут приобретение! Главное — это здоровье, ага.