Бастиан снова показал ей артефакт и объяснил: – Это Следовик. Я пытаюсь увидеть, кто забирал девушек, но пока он показывает лишь размытый набросок. Будем работать в паре, вы усилите и меня, и артефакт. Возможно, что-то получится. Аделин кивнула и с готовностью ответила: – Да, хорошо. Что я должна делать? Бастиан протянул ей ладонь с артефактом и сказал: – Возьмите меня за руку. Давайте попробуем. Глава 3 Золотой лев От руки инквизитора шел холод – полз по кисти Аделин, поднимался выше, к локтю, и вскоре ей стало казаться, что левую руку парализовало, а над кожей медленно кружат растрепанные снежные хлопья. Она больше не чувствовала ничего, кроме холода, густого и жестокого, в самой глубине которого таилось пламя. – Я просто садилась в экипаж, – негромко сказала Аделин, пытаясь не показать, насколько она признательна этому некрасивому человеку. Никто никогда не пытался защитить ее, пусть даже и от надуманной угрозы. А он сразу же бросился на выручку и не подумал, что может выглядеть нелепо и смешно. – К старому другу моего отца, тому, кто всегда помогал нашей семье, который лечит Уве. Он принял нас обоих, когда мы родились. Бастиан посмотрел на нее и нахмурился с какой-то привычной уже усталостью. – Практически на моих глазах две девушки сделали то же самое. Просто сели в чей-то экипаж, – неохотно ответил он. – И тут я вижу, что вы тоже куда-то усаживаетесь с таким видом, словно там вас ждет мешок золота, не меньше. Или принц. – Сделали то, что велел вам долг? – спросила Аделин, чувствуя, как в ней против воли поднимается то желание протестовать и сопротивляться, которое всегда охватывает ведьму в присутствии инквизитора. Не надо обольщаться мнимой дружбой. Ни один инквизитор никогда не забудет, что перед ним ведьма, как бы мило они ни общались до этого. Нужно просто быть спокойной и готовой к услугам – глядишь, все и обойдется. Ей показалось, что рубцы на лице Бастиана налились красным. – Будем считать, что так, – мрачно произнес следователь и встряхнул карту. – Перед тем, как пропасть, Вера Левек была на Третьей лесной улице. Аделин вспомнила Веру – хорошая была девушка. Худенькая блондинка, пятая дочь в семействе, она шила мягкие игрушки и продавала на благотворительном аукционе: выручка шла на нужды нищенствующих людей с окраины. Когда ее отпевали, то возле церкви собралась толпа женщин и детей, и плакали они совершенно искренне. – Это вон там, – указала Аделин, и они быстрым шагом двинулись через площадь мимо памятника Георгу. Третья лесная улица заканчивалась парком, который постепенно переходил в лес – там частенько видели зайцев и лис, забредавших из чащи. Когда-то давно, еще в детстве, отец привозил сюда Аделин и Уве – они катались на каруселях, объедались ягодным мороженым и играли с другими детьми; Аделин до сих пор с теплом вспоминала эти прогулки. – Задумались? – спросил Бастиан. Аделин встрепенулась и тотчас же заметила, какими взглядами городские кумушки провожают столичного гостя. Любопытство, сочувствие, брезгливость и корысть: интересно, богат ли этот господин? Если действительно богат, а не просто красуется, то не важно, какое у него лицо – надо брать в оборот и вести к алтарю, пока не опередили более проворные. – Вспомнила, как мы гуляли здесь с отцом, – сказала она и вдруг призналась: – Я незаконнорожденная вообще-то. Но он меня признал и никак не отделял. – Полагаю, он был хорошим человеком, – уважительно откликнулся Бастиан. – Да, – кивнула Аделин. – Хорошим. Она уже давно не чувствовала левую руку – заледеневшую, неподвижную. Они подошли к воротам парка, и Бастиан произнес: – Давайте ваше Зоркое сердце. Аделин прикрыла глаза, в очередной раз подумав, что отец всегда предостерегал ее от занятий магией. Потом он примирился с ними: ну вот такая родилась дочь, ничего не поделаешь, но они никогда ему не нравились. Разве что только тогда, когда смогли помочь Уве. Она не любила заклинание Зоркого сердца: оно обостряло чувства, делая мир насыщенным и ярким, но потом оборачивалось почти сутками слабости и тошноты – тогда Аделин могла лишь лежать в постели, смотреть, как над ней крутится потолок, и надеяться, что выкарабкается. Когда последнее слово заклинания сорвалось и упало под ноги, то мир на мгновение поблек, а затем вспыхнул, наливаясь красками, запахами, звуками. Космея и ирисы на газонах вспыхнули языками сиреневого и розового пламени, сладкий аромат духов проходящей барышни опалил ноздри, и Аделин испугалась, что сейчас упадет. Она не упала – ее на ладонь приподняло над гравием дорожки. Бастиан стиснул ее руку, серебряная пластинка артефакта впилась в ладонь, и Аделин мягко опустилась на землю. В висках пульсировала кровь, дыхание сбивалось, по коже бежали лепестки пламени, и их срывало ветром и превращало в аккорды. «Я умираю, – подумала Аделин с восторгом и болью. – Нет… я живу!» Потом наваждение схлынуло – в ноздрях остался соленый запах невидимого моря, в ушах остывали слова заклинания. Бастиан по-прежнему держал Аделин за руку, но теперь от его пальцев разбегались волны тепла, которые заставляли замирать – так жертва замирает перед охотником – и в то же время приказывали сердцу стучать быстрее, а груди дышать глубже. Аделин сделалось жарко и неловко. – Уже работали в паре? – спросил Бастиан. Вот, значит, что это такое: работа в паре… – Нет, – выдохнула Аделин. Ей казалось, что она сейчас упадет или снова взлетит. Хотя она не взлетала, конечно, ей это привиделось. Так ведьмам видится, что они летают после хорошей порции бакугарских грибов. – Очень быстро освоились, – похвалил Бастиан и объяснил: – Мы сейчас соединены в единую сеть. Давайте посмотрим, что было с Верой. Аделин смогла лишь кивнуть. В тот же миг она увидела привидение: Вера, живая и здоровая Вера, шла мимо парка в сторону церквушки Святой Алатины, и следователь удивленно воскликнул: – Надо же! Цветное… Похоже, призраки раньше были серыми тенями. Аделин смотрела, не в силах отвести взгляд. Пусть хоть так, с артефактом, который усилила ее магия, но добрая хорошая девушка сейчас была живой. Вот рядом с ней остановился экипаж – черно-красный размытый силуэт. Вот открылась дверь, и Вера обернулась, и на ее губах расцвела улыбка. – Нет, – прошептала Аделин, словно могла что-то исправить и как-то остановить пятую жертву. – Нет, Вера… – Голос окреп, и она отчаянно воскликнула, уже понимая, что это напрасно: – Нет, стой! Человек, сидевший в экипаже, протянул к девушке руку, окутанную сиреневой дымкой – девушка оперлась на нее и за мгновение до того, как призрак Веры растаял, Аделин увидела золотую вспышку в этом дымном мареве. Мелькнула оскаленная пасть, лев, поднявшийся на задние лапы, пряди пышной гривы. – Запонка… – выдохнула Аделин, глядя Бастиану в глаза. – Вы ее видели? Он нахмурился. Посмотрел одновременно озадаченно и радостно. – Нет. Что за запонка? – Золотая, со львом, – ответила Аделин, не в силах выпустить руки следователя, и спросила с отчаянной надеждой: – Это ведь улика, да? – Еще какая. – Изувеченное лицо перед ней дрогнуло от победного торжества, и над Аделин сомкнулся занавес обморока. – …сильный молодой мужчина, обеспеченный, с собственным экипажем. Золотые запонки со львом, возможно, это герб его дома. Аделин казалось, что она плывет. Вот лодка – плавно качается на волнах, словно колыбель, а над ней высоко-высоко раскрыт зонт неба, и по глубокой синеве неспешно скользят завитые кудри облаков. – Мы, вашбродь, тут все на коленках исползали, – пробасил знакомый голос офицера Бруни: тот мог рыкнуть так, что галки падали с веток. Откуда он только взялся в ее лодке? Волны мягко качали Аделин, вселяя в нее давно забытое умиротворение – она закрывала глаза, открывала, видела небо. Вот пролетела чайка, вот мелькнула растрепанная косица быстрого дождя. – Все экипажи облазили, вот я лично, вот этими руками в них ковырялся. Ни следа, ни ниточки. Пачку смех-травы нашли, это было дело. Ну так сдали по описи. Владельцу внушение для первого раза. – Красно-черный экипаж, – уточнил Бастиан, и Аделин вдруг обрадовалась тому, что он здесь. Если бы ей несколько дней назад сказали, что она, ведьма, будет рада инквизитору, чьей физиономией можно кошек в переулках распугивать, Аделин лишь помахала бы рукой над головой, показывая, что это полный бред. – Так все они красно-черные, – ответил Бруни. – Мода такая, чтоб ее. – А ведь я где-то видел такие запонки, – задумчиво произнес господин Арно, и Аделин подумала, что ее, должно быть, принесли в участок. Что за странный и долгий день – утром Уве сбежал из дома, еле нашли, теперь вот это. – Список обеспеченных молодых мужчин, – сухо сказал Бастиан. – Скрупулезный обыск в домах по списку. Полицмейстер рассмеялся. – Будет скандал: наши благородные господа и так уже злы на полицию. Мало того что убийца до сих пор не пойман, так их еще и смеют подозревать в его грехах. Ну да ничего, покричат и перестанут. – Пусть злятся еще и на инквизицию, – буркнул Бастиан и добавил: – О, вот и все. Кажется, он вздохнул с облегчением. Лодка исчезла, превратившись в больничную койку, затянутую белым полотном, синее небо стало высоким серым потолком. Мир обрел устойчивость, и Аделин увидела, что лежит в больничной палате. Бастиан сидел на краю койки, придерживая ее за запястье. Полицмейстер и офицер Бруни стояли чуть поодаль. – Здесь совещание? – спросила Аделин, ей даже удалось улыбнуться. Господин Арно тоже расплылся в улыбке. Аделин вдруг подумалось, что отец смотрел на нее точно так же, когда она выздоравливала после болезни. – В определенном смысле, – ответил он. – Вас соединило в цепь с господином следователем, разделять до определенного момента было нельзя. Он позвал нас сюда. – Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Бастиан и поспешил объяснить так, будто во всем была его вина: – Ваши нервные узлы не выдержали артефакта. Но сейчас уже все в порядке. Аделин попробовала сесть, и Бастиан выпустил ее руку. Почему-то ей показалось, что он не хотел этого делать. «Показалось», – сердито подумала Аделин и, откинувшись на подушку, сказала, глядя на полицмейстера: – Запонки с золотым львом. Крупные, тяжелые. В какой-то момент я увидела их очень отчетливо. Господин Арно кивнул, а Бастиан добавил: – Нет, обысков не нужно, мы спугнем его, и он избавится от запонок. Он не должен узнать, что мы их выцепили. Сколько в городе ювелирных магазинов? Он поднялся и сделал несколько шагов по палате, словно ходьба помогала ему сосредоточиться. Аделин неожиданно обратила внимание на то, какие у него изящные длинные пальцы, словно следователь был не инквизитором, а музыкантом. – Всего один, – ответил полицмейстер. – Плюс лавочка Моше. Он сам делает почти все свои украшения.