– Жива, ее ведут сюда, – ответил он. – Все в порядке. Он был бледен до голубизны. Потемневшие шрамы на лбу казались нарисованными – каким-то нелепым гримом, непонятно зачем нанесенным. Аделин внезапно поймала себя на мысли о том, что хочет подойти к нему. Дотронуться до изуродованной щеки, пообещать, что все будет хорошо. Господи боже, разве она могла что-то обещать! Через несколько минут в бальный зал ввели плачущую Элин, маленькую рыжеволосую толстушку. Матушка сразу же пришла в себя, бросилась к дочери и отвесила ей такую пощечину, что звук разнесся по всему дому. Бедная Элин едва смогла удержаться на ногах. – Да как ты смела, дрянь! – прокричала госпожа Бартез. – Как ты смела куда-то идти и к кому-то садиться! Ты совсем рехнулась! Позор своих родителей, позор семьи! Бессовестная, бесстыжая! Элин зарыдала еще горше, уткнувшись лицом в ладони и сгорая от стыда. Аделин хмуро подумала, что это соответствует общему духу: не радоваться, что жертва вырвалась из когтей хищника, а обвинять ее в том, что она вообще в них попала. – Я не знаю… – всхлипнула Элин. – Это как-то само… Бастиан отстранил госпожу Бартез и склонился над Элин, крепко сжав ее за плечи. В зале воцарилась благоговейная тишина, а над головой девушки медленно поплыли золотые пылинки – остаточная магия, причем довольно сильная. Бастиан понимающе кивнул, выпрямился и, выпустив плечи Элин, произнес: – Это магия. Девушку очаровали, она вышла из дома против воли. Не браните ее, госпожа Бартез, она не понимала, что делает. – Если бы не полиция… – Папаша Бартез впервые посмотрел в сторону офицеров с благодарностью. Да, не стой офицер Бруни на страже, Элин уже увезли бы из-под носа у родителей. Все думали бы, что она вышла с подругами попудрить носик – в такой толпе не сразу сообразишь, кто и где. Никто бы не встревожился, отдавая должное еде, танцам и шипучему – что плохого может случиться на празднике? – а Элин убивали бы в эту минуту. А потом подбросили бы к дому господина Шу, чтобы высший свет Инегена убедился, насколько беззащитен. – Вы что-то помните, миледи? – спросил Бастиан. Элин уставилась в его лицо широко распахнутыми голубыми глазами и едва слышно ответила: – Я… не знаю. Я ела пирожное вон там, и мне вдруг захотелось выйти. Очень сильно захотелось, словно кто-то звал. Таким тихим настойчивым голосом. И я вышла… – Шла как во сне, – важно добавил офицер Бруни и кивнул в сторону коллеги. – Мы с Шанти так сидели, что нас с улицы не заметить. И вот она вдруг идет. Одна. Я еще подумал: как так, такие юные барышни в одиночку не ходят. Либо с родителями, либо с подружками. Или няня там еще, служанка. Но не одна, нет. Шанти сразу сказал: дело нечисто. Офицер Шанти, маленький и лысый уроженец крайнего юга, кивнул и сказал: – Я сперва испугался, что она слепая. Глаза белые, не видит ничего. Тут глядим – батюшки мои, у ворот экипаж, дверца открыта, ну и миледи прямо туда и идет, будто это за ней. Бруни ее схватил, я тоже встал, а этот из экипажа в нас выстрелил. Это от нервов, я полагаю. Разозлился, что помешали. Ну и мы в него пальнули, а он прочь. Аделин невольно обрадовалась. Теперь у них есть подробное описание экипажа, кучера и лошадей, и Бастиан их обязательно найдет! – Понятно, – кивнул Бастиан и быстрым шагом покинул зал. Полицейские послушно отправились за ним. Некоторое время тишина в зале нарушалась лишь всхлипываниями Элин, которая только сейчас поняла, какой опасности и каким чудом сумела избежать. Затем хозяин дома вышел вперед и вскинул руку, привлекая внимание: – Господа! – произнес он. – Предлагаю все-таки продолжить вечер – и выпить за чудесное спасение юной Элин. У нас тут прекрасный стол и полный погреб напитков, так покажем этому мерзавцу, что не боимся его! И господа согласились. – Вашбродь! Смотрите! Там, внизу! Вон валяется! Экипаж, который со стрельбой и шумом уезжал от дома Герберта Шо, видело множество свидетелей – оставалось просто идти по улице и опрашивать зевак, которые испуганно стучали по вискам. Показания разнились, конечно: одни утверждали, что кучером был сам дьявол в кроваво-красном сюртуке и с золотыми рогами на черной голове, а другие наперебой кричали, что дьявол-то как раз сидел в экипаже, и сюртук у него был синий, а палил он из трехствольной пистоли. А правил экипажем черный дракон с тремя головами, а из зада у него валил дым погуще, чем из заводской трубы. – Магия? – предположил господин Арно на бегу. Рассказы о дьявольском экипаже уже раздражали его – он смотрел на свидетелей так, словно они все рехнулись. – Магия, – кивнул Бастиан. – И очень сильная. Навел на всех морок, причем разный. Они покинули город, прошли по гребню холма, и Бруни, который шагал впереди, вдруг остановился и замахал руками. Бастиан и полицмейстер подбежали к нему и увидели обломки экипажа. Ни лошадей, ни возницы, ни пассажира – лишь деревянное крошево, из которого сиротливо торчало уцелевшее колесо и обломок скамьи, обитый красной кожей. – Это он! – воскликнул Бруни. – Точно вам говорю, я на двери царапину приметил. Вон она! – Дьявольщина, – в сердцах выдохнул господин Арно. – Разбились они, что ли? Он осмотрелся в поисках следов, оставленных на земле, но широкая тропа была чистой, без малейших улик. – Если бы разбились, пострадали бы лошади, – сказал Бастиан. – А лошадей нет. – Дьявольщина, мать ее побери, растак, – согласился с начальником Бруни, задумчиво почесывая затылок. Они спустились с холма, встали рядом с обломками, и Бастиан, глядя на разломанное колесо, подумал: здесь что-то не так, здесь все не так. Он простер руку над деревяшками, и летний вечер на мгновение померк, утратив свою прелесть и цвета, превратившись в снимок в старой газете. Потом над обломками закружилось сверкающее облако искр остаточной магии, и останки кареты растворились в воздухе с легким шипением и треском. Полицмейстер с шумом выдохнул воздух. Офицер Бруни не сдержал забористого ругательства. Шанти застучал пальцами по виску. А Бастиан запустил обе руки в волосы и, запрокинув голову к небу, долго стоял просто так, не двигаясь. Струна, которая звенела в нем все это время, лопнула с протяжным стоном. – Господин Арно, давайте вспомним еще раз, – глухо произнес Бастиан. – Он не прячет тела, а подбрасывает их. Зачем? Полицмейстер принялся ходить по траве туда-сюда. Трава не была примята, призрачный экипаж не оставил на ней следов. – Он хочет, чтобы их нашли как можно быстрее, – сказал господин Арно. – Еще это способ показать нам наше бессилие. Вот, он убил снова, а мы не смогли предотвратить это и не поймали его. Я читал об этом в «Вестнике современного полицейского», там одно время выходил цикл статей о маньяках. Бастиан кивнул. Он не мог точно сказать, что сейчас чувствует – то ли обиду, то ли злость. – Да. Бессилие, – произнес он и устало провел ладонями по лицу. – Юную Бартез не собирались убивать. Она не вписывается в его картину, но он взял ее, чтобы посмеяться над нами. Показать, что мы ничего не можем. Мы не остановим его. Во рту сделалось так горько, что Бастиан сплюнул в траву. Отец когда-то потратил уйму сил, чтобы отучить его плеваться, даже тростью, помнится, пригрозил – помогло, набалдашник там был знатный… Офицер Бруни демонстративно размял пальцы, словно собирался вытрясти из убийцы душу – и да, это впечатляло. – Он говорит нам: вы окружили дом полицией, вы засунули девушкам маячки, а я приду и все равно заберу то, что мне нужно, и вы меня не поймаете и не удержите. – Бастиану захотелось рассмеяться. – И он был среди гостей, это точно! Ему надо было посмотреть на произведенное впечатление. Убедиться, что мы испуганны и растерянны. Полицмейстер усмехнулся. – Похоже, тот лоточник не врал, когда говорил про дьявола в экипаже, – сказал он. – Почему бы ему не изобразить дьявола с драконами, раз уж взялся смеяться и запугивать… Арно устало вздохнул и, махнув рукой, сел прямо на траву. – Верите ли, никогда у нас такого не было, – признался он. – Тихий спокойный городок, самая большая проблема – турист потерял бумажник с чековой книжкой. Помнишь, Бруни? Орал, что ограбили, и шевелитесь, сволочи, а сам забыл его у шлюх. Хозяйка борделя принесла, с поклоном вернула, благодарила и приглашала еще. То-то жена голосила… И тут вот такое. Он сокрушенно покачал головой. Бруни потер висок и, обернувшись к Бастиану, спросил: – Вашбродь, простите, а как вы все это поняли? Вечер был тихим и каким-то невесомым. Над холмами с веселым цвирканьем пролетела птичка, откуда-то издали донеслось щелканье кнута и томное мычание коров, травы пахли настолько сладко, что голову окутывало хмелем, как после бокала вина. Бастиан подумал, что это невероятно несправедливо: в такой вечер надо гулять в приятной компании красивой девушки, а не разбираться в мотивах серийного убийцы. Идти бы сейчас по тропинке с Аделин, говорить о тех пустяках, которые разрешает светский этикет, смотреть, как солнечные лучи путаются в ее волосах… Бастиан сердито осадил себя. Нечего лишний раз раздразнивать нервы. – Он следит за тем, как ведется расследование, – сказал Бастиан. – Он очень осторожен, здраво оценивает свои силы и никогда бы не полез в дом, оцепленный полицией и артефактами. Вас и Шанти не было видно с дороги, но он знал, что вы там. Видел из окна. Мало того что он маг – он еще и редкостная сволочь. Бастиан не знал, с кем легче: с магами или с мерзавцами. – И он создал морок экипажа и выманил девицу Бартез на улицу, – продолжил он. – Потом этот проклятый морок обстрелял полицейских и промчался по Инегену с треском и блеском. Смачно плюнул всем нам в лицо, проще говоря. «Я сделаю, что захочу, и вы даже не помеха на моем пути». – Почему девица Бартез не вписывается в его картину? – поинтересовался полицмейстер. Он сорвал легкую метелку мятлика, куснул стебель, и Бастиану подумалось, что господин Арно давно никуда не выезжал и не отдыхал. Какой уж тут отдых, когда в городе убито шесть девушек… Если полицмейстер Инегена так и не найдет преступника, то его запросто уволят – пришлют нового полицмейстера из столицы, вот и весь разговор. Соберите вещи и освободите место для более опытных и старательных. Что тогда будет делать господин Арно? Неужели уйдет на пенсию, будет проводить время с драгоценной Медведихой… – Если бы вписывалась, у нас уже был бы ее труп, – ответил Бастиан. – Он не отпустил бы ее просто так. Полицейские понимающе качнули головами. – Поймаем подонка – буду пить неделю, – признался господин Арно, и Бастиан решил, что тогда составит ему компанию. А ведь убийца бросает вызов столичному следователю. Сперва определил, на что он способен и как себя ведет в столкновении с опасными противниками, а теперь словно задает вопрос: ну, что ты сделаешь сейчас, когда я легко увожу девушку у тебя из-под носа? Ты, такой сильный, смелый и ловкий, покажи, на что ты способен? Он ведь мог увести и Аделин. Должно быть, просто не рискнул связываться с могущественной ведьмой, пытаясь сковать ее волю. Бастиану казалось, будто он стоит во мраке и где-то рядом в непроницаемой тьме передвигается огромный паук – плетет белесые нити паутины, и в ней болтаются невидимые девичьи фигурки. – У этих девушек нет ничего общего, кроме невинности и благородного происхождения, – произнес Бастиан, и Арно кивнул. – Они очень разные, но я уверен: человек такого склада ума, как наш убийца, не выбрал жертв просто так. Если это не сами девушки, то, может, это кто-то за ними? Их семьи, родственники? Господа полицейские дружно развели руками. Бастиан кивнул – ощущение, что паук смотрит на него и смеется, стало еще сильнее. А ведь он больше не должен общаться с Аделин. Не подходить, не говорить, не использовать ее способности в работе. Раскланиваться при встрече – вот и все. Потому что их зарождающаяся дружба – Бастиану хотелось надеяться, что это именно дружба, а не что-то большее, – подставит девушку под удар. Паук, который с ним играет, может забрать ее – а потом подбросить Бастиану изувеченный труп. Он снова провел ладонями по лицу, пытаясь стереть ощущение чужого взгляда. Полицмейстер и офицер спокойно ждали, что решит Бастиан, и это спокойствие понравилось ему. В нем видели не заезжего выскочку, который рвется устанавливать свои порядки, а человека, готового искать правду. – Все-таки нужен карантин, – сказал Бастиан. – Всех девиц под замок, и артефакт для рассеивания чужой магии на дверь. И пусть папаши орут, сколько захотят. Они меня уже бесят, эти папаши. Господин Арно вздохнул. – У нас таких артефактов три на весь Инеген, – признался он. – Я заказывал весной еще один по линии полиции, так в столице орали до трясучки, что нам и так много. Куда вам, дескать, их девать в ваших лесах, медведей отгонять?