Зверобой вышел из клуба через черный ход. Дверь тяжело хлопнула за его спиной, отрезав оглушающие звуки псевдомузыки от шороха ночного города. Черт с удовольствием вдохнул прохладный, пропитанный влагой и бетонной пылью воздух. В далеком прошлом ему не раз приходилось проводить время в подобных заведениях, но никогда это время не было внерабочим. Только выгода могла принудить его выслушивать давящее на мозг однотипное бряцание. Только азарт мог толкнуть его общаться с примитивными умами, находящими усладу в удовлетворении своих примитивных пороков. Только привычка добиваться поставленной цели любой ценой могла заставить его выдерживать вид алчных, необразованных, падких на деньги и власть кукол. Настоящая музыка звучит не так. Прирожденные мужчины ведут себя иначе. Истинные женщины выглядят по-другому. Зверобой усмехнулся, вспомнив медные кудри и яркие внимательные глаза. Завораживающее, затягивающее маниту. Бесконечность. Ледяная и огненная, слабая и сильная, абсолютная бесконечность. Черт на мгновение прикрыл глаза, отгоняя наваждение. Иначе ощущения от Маруси он бы описать не смог. Создания с ее типом внешности никогда не привлекали Зверобоя. На улице такую в толпе не выделишь. Да и своевольная она. Нет ничего утомительнее, чем отношения со своенравной особой. Личное мнение на все и вся женщинам не к лицу. Черт запрокинул голову, глядя на узкую полосу предрассветного неба, что проступала между стенами высоток. Ни одной всесильной козявке не было известно о существовании третьего мира. Докладывать о таком шефу будет непросто. Зверобой нервно дернул хвостом. Боги и их игры. Потрясти бы турса. Лик ему верит, но это же Локи! Создание, чьи проделки не превзошел никто. В Асгарде его боятся до такой степени, что каждую сдохшую муху его кознями объясняют. С чего шеф всегда так уверен в этой дружбе? Или не сомневается в своей способности видеть ложь Гюда? Зверобой усмехнулся. Если так, то Лик еще больший псих, чем всегда казался. – Ты долго собрался в своей конторке на благо обоих миров вкалывать? Дверь за Ныдогом глухо стукнула. Орт[36] подошел и встал рядом с другом. – Ты звенишь, – поморщился черт, прикрывая уши руками. – Прости. Призрачная оболочка тут же покрылась рябью и обрела форму Зверобоя. – Так лучше? – Лучше, – удовлетворенно кивнул черт. – Ты смотри, целый. – Конечно, целый, – рассмеялся Ныдог. – Был бы ты в опасности, я б предупредил еще на словах. Ты человек, что ли, чтобы только визуальные предупреждения от нас воспринимать? – Значит, про работу по иной причине выясняешь? – По иной, – кивнул орт. Зеркальное отражение на мгновение чуть пошло рябью. – Впервые вижу тебя так долго на одном месте. Интересными, должно быть, делами занимаешься? – Интересными, – кивнул Зверобой. – К нам хочешь? – Возможно. Что тебя привело сюда? Чтоб ты да линии нелегальные все не знал? Хочешь, чтоб я в это поверил? Говорят, у вас двое пропали в Иномирье. Так как с этим связаны переходы? Черт нервно ударил хвостом по стене, рассыпав на асфальт ворох голубых искр. – В твой первый рабочий день в Интерполе я открою сию тайну, а пока… Зверобой с нарочито нежной улыбкой похлопал своего двойника по спине и направился к припаркованной в паре десятков метров от клуба машине. – Возьму с тебя слово! – крикнул ему в спину Ныдог. Черт, не оборачиваясь, махнул другу рукой. Какую-никакую пользу из своих поисков таки извлек. Узнал, что целый и невредимый жить будет в ближайшее время точно. Орты – создания редкие, уникальные. Своей оболочки видимой не имеют, а, копируя чужую, умудряются все биологические события с этой оболочкой наперед отобразить. Людей до сих пор иногда пугают. Зверобой взглянул на наручные часы. Было начало пятого. Со стороны пешеходной аллеи доносилось переливчатое испуганное щебетание стайки попугаев. Рассвет – время охоты симургов[37]. Черт снова запрокинул голову. Так и оказалось. Огромная величественная птица парила далеко в небе, высматривая добычу на городских улицах. – Удачной охоты, – прошептал Зверобой. – И да обернется пожелание, – добавил он заговор на мертвом языке. Пока маниту Клеомена горит для близких ему чертей, пока котята осязают мать, у них еще есть время. Симург неожиданно сложил крылья и стрелой понесся к земле. Всего несколько секунд понадобилось хищнику, чтобы неслышно вонзиться в кроны деревьев и схватить несчастную добычу. – Здравствуй. Зверобой отпрыгнул и окружил себя стеной синего пламени. Застать врасплох черта – задача непростая. Да и не приближаются к созданиям неслышно с мирными намерениями. Незамеченными стараются подойти, как правило, враги. – Тихо ты. Чумной, – примирительно поднял руки очаровательный юноша. Его белые волосы отливали серебром в предрассветных лучах, а улыбка излучала одновременно ласку и умиротворение, которые ощущались физически. У Зверобоя от этих эмоций пламя само потухло и рога с хвостом пропали. – Ты кто? – удивился Зверобой, смутно понимая, что есть в этом парне что-то неуловимо знакомое. – Я – Азазель. – Улыбчивое создание моргнуло еще раз, открывая изумленному Зверобою истинный цвет своих глаз, и расправило огромные белые крылья. – Ваш убийца. – Ладно. – Черт сам не понял, почему не ощетинился посылом[38]. Ангел выглядел безмятежным и излучал покой. Не через маниту, как иные создания, к примеру боги, а иначе, словно звезда сияющая. – И кого ты убил? – Гавриила, – равнодушно пожал плечами Азазель. – По какой причине? – Надоел он мне. Ты, хвостатый, вопросы свои оставь да сопроводи-ка меня лучше к клинку. Сам я его искать в ваших коридорах замучаюсь. Договорились? – Договорились, – кивнул Зверобой. Почему совершает должностное преступление, тоже не понял. – Только меня потом уволят. – Не уволят, – успокоил его Азазель. – На больничный отправят. Терапию пройдешь и вернешься к работе. У тебя сознание хорошее, сильное. Только вы, черти, нас видите в любом случае. Внушай вам, не внушай. Глаза растопырите и следите. Зачем говорю, кому говорю? – перешел на бормотание Азазель, глядя, как его проводник начинает запланированный путь. – Все равно не запомнит. Устал я, парень. Если б ты только знал, как я устал… Лик выдохнул и выплыл из небытия. В голове гудело, но не настолько, чтобы ощущать себя подавленным или разбитым. Удивительно, но он вообще не чувствовал себя утомленным. Наоборот. Полон сил, бодр. Словно и не было трех бессонных ночей, бесконечной нервотрепки, почти полного морального и интеллектуального истощения. Силы поступали извне, и было это смутно знакомо. Он открыл глаза и сфокусировал взгляд на веснушчатом профиле. Это она. Источник сил – Маруся. Точно так же она поступила с ним в присутствии Атума. Нос недовольно сморщился во сне, потом походил из стороны в сторону и снова затих. – Как мышь, – прошептал Лик и попытался сесть, не разбудив при этом подчиненную. Затея удалась. Подчиненная… Лик задумчиво оглядел Русю. За ночь она умудрилась занять почти весь диван, беспардонно потеснив его к спинке. Как правило, после поцелуя редкой мадемуазель докажешь, что ничего не было, и она остается подчиненной. В его случае все будет складываться уникально. Судя по первичной реакции, Рыжик, как только глаза откроет, станет образцовой подчиненной. Еще изобразит потерю памяти. Лик задумчиво взлохматил волосы на затылке. Вообще-то в такой ситуации он оказался впервые. Женщины его хотят с первого взгляда, даже если разыгрывают обратное. Видеть истину за ложью – его профессия. А тут все иначе. Нет в Рыжике влечения. Уставит на него глазищи, губы приоткроет и смотрит удивленно, равнодушно, сердито или сосредоточенно. Он взглянул на предмет своих размышлений, точнее, на те самые губы, контур которых отпечатался в памяти с первого знакомства. Бледно-розовые, редко когда накрашенные, тонкая верхняя, нижняя пухлая. Почти кукольный ротик. А за ними белые ровные зубы. Мягкие, теплые губы. Лик навис над Марусей, рассматривая безмятежное лицо. Воспоминания о поцелуе волнами острого удовольствия отзывались в теле. Повинуясь порыву, он склонился ниже и повторил блаженное прикосновение. Удовольствие, испытанное от воспоминаний, не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытал теперь. Рыжик вдруг улыбнулась, пробормотала что-то невнятное сквозь сон, обняла его за шею, прижав к себе, и превратила почти невинное прикосновение в глубокий страстный поцелуй. В первую секунду Лик растерянно замер, потом, застонав, отдался на милость ее грез. Не шевелиться, не позволять себе ничего в ответ, в то время как гибкое хрупкое тело извивалось под ним, прижималось к нему, стоило Эйдолону огромных усилий. Рыжик властвовала, требовала, заставляла подчиниться и злилась, не получая желаемого. Ее ноготки все сильнее впивались в кожу на спине сквозь одежду, она все крепче сжимала его волосы, пока в конце концов со злости не зарычала и не проснулась. Переход от страстной женщины до перепуганной подчиненной был мгновенным. Она затравленно пискнула и вжалась в диван, глядя на Ликурга как на самое опасное в обоих мирах создание. Руки при этом умудрилась за спиной спрятать. – Извините, – пробормотала она шепотом и ползком, как змея, постаралась перебраться на пол. – Я не отпускал, – скомандовал тихо Лик. Дразнить ее не планировал, но уж больно ее испуг выглядел забавно. Да и, признаться, задело его немного такое пренебрежение им как мужчиной. Кого во сне видела? Кого так сильно желала? – Объяснись. – Я нечаянно, – тут же выпалила Руся. – Нечаянно было, когда ты лабораторию Дингира нашла. Не ври начальству! Лику с трудом удалось сдержать улыбку, глядя на побледневшее смущенное личико. Он откровенно любовался, только она этого совершенно не замечала. Ни разу еще не заметила. – Извините… Недовольный собой Лик поднялся. Хотел немного подразнить, а в итоге расстроил. Не такой реакции он добивался. Руся тут же вскочила и замерла посреди комнаты, вытянувшись по стойке «смирно», будто профессиональный военный. Лик устало вздохнул. Как и ожидалось, в силу вступил образ идеальной подчиненной. Когда не надо было, она о субординации помнила, когда понадобилось забыть, она тут как тут. На столе запищал наушник. – Да? – Шеф, – голос Зверобоя звучал отрешенно, – мы только что передали клинок кому-то. И я понятия не имею кому. – Что?.. Как такое могло произойти? – Лик говорил спокойно, даже мягко. Но за этой видимой мягкостью Маруся ощущала такое негодование, какого не видела у шефа еще ни разу. Она тихо выдохнула, пораженная и слегка напуганная новым открытием. С утра их было много, даже чересчур. И таких, о которых бабуле не расскажешь. Зверобой смотрел в глаза Лика. Взгляд этот был потерянным, отрешенным. Рога и хвост черта переливались. – Не могу сказать. – Лик, подожди, – Ярослав, с момента появления в больничной палате хранивший молчание, поднялся со стула и приблизился к Зверобою, – я уже видел такое. Скажи, черт, какой ныне век? Зверобой рассеянно уставился на высокое начальство. – Нам пора. Врачи о нем позаботятся. Я пришлю сюда Женю с Костей. Дочь проследит, чтобы была оказана необходимая помощь. Она знает, с чем мы столкнулись. – И с чем? – Интонация Ликурга только была вопросительной. По крайней мере, Руся вопроса не почувствовала. Шеф знал ответ. – Мне обязательно подтверждать? В больничном коридоре было шумно. Ажаны у дверей палаты Зверобоя проводили троих посетителей любопытными взглядами. – Маруся, – скомандовал Лик, – позвони Ирине Викторовне. Я хочу, чтобы через полчаса здесь дежурили лучшие бойцы «5А» вместо местных ребят. – Есть!