– Алкоголяк – это кто? – заинтересовался Сычок. – На тебя похож! – ответил Духарев. – Да будет тебе! – Сычок самодовольно ухмыльнулся.– Ты тоже на морду красен! Духарев не сразу сообразил, что красивый и красный – для Сычка синонимы. В общем, они отправились на полюбившийся постоялый двор и опять напились. Но до этого Серега успел сделать два полезных вывода. Первый: до настоящего, по здешним меркам, бойца ему далеко, но в кулачных боях, именно из-за привычки народа к оружию, у Духарева преимущество. Это как с обученным солдатом, который на татами раз за разом пропускает удар в печень. Потому что привык: правый бок прикрыт прикладом автомата. Второй: в тех случаях, когда противник Сычку не по зубам, Сереге имеет смысл выходить самому. Два полезных вывода и одна идея: а кто, собственно, сказал, что противник должен быть один? Пусть их будет двое. Или больше. Серега любил и умел работать с группой. А зрелище от этого только выиграет. Глава семнадцатая, в которой выясняется, что Серега Духарев еще помнит кое-что из классики Слада ухватом вынула из печи горшок. Вкусный запах тушенного с овощами мяса достиг Серегиного носа и вызвал неудержимое слюноотделение. Солнце, воздух и вода вызывают здоровый аппетит и кардинально снимают синдром абстиненции, в просторечии именуемый похмельем. Слада поставила на стол три деревянные миски. Дома они с Мышом не соблюдали здешнее правило: женщины едят после мужчин. И пищу в огонь – божкам – не бросали. – Кирие элейсон… – нестройно затянули Мыш со Сладой. – Отче наш, иже еси… – по-русски вторил им Серега единственную молитву, которую помнил. Помолившись, принялись за еду. – Вкусно! – похвалил Серега. – На здоровье,– Слада держалась с Сергеем очень вежливо, но какой-то кусочек теплоты, который возник между ними вначале, пропал. Духареву от этого было грустно. Девушка ему очень нравилась, может, даже больше, чем просто нравилась. Но он совершенно не знал, как к ней подойти, как сказать, чтобы поняла: она Сереге очень даже небезразлична. Раньше у Духарева никогда таких проблем не было. Ну, по крайней мере, с тех пор, как сошли со щек подростковые прыщи. Когда какой-нибудь там Горазд называл Серегу чужаком, тот воспринимал это спокойно, потому что при этом чужаком себя вовсе не чувствовал. А вот со Сладой… Это было – как пропасть. Хуже, чем другой язык. Это как если ты киваешь головой в знак согласия, а для другого кивок означает «нет». Серега помнил еще с занятий по психологии, что у каждого народа своя «дистанция близости». Одни чувствуют себя неуютно, если собеседник оказывается на расстоянии полутора метров, а другие – ближе вытянутой руки. Едва Серега приближался к Сладе ближе этих самых полутора метров, как она тут же отходила назад. И что с этим делать, Духарев понятия не имел. – Слада, а ты свой-то язык помнишь? – спросил он. – Как это – свой? – влез Мыш. – Болгарский. – Булгарский,– поправил Мыш. – Пускай,– не стал спорить Духарев.– Так вы можете говорить по-булгарски или уже забыли? Мыш засмеялся, а Слада спокойно ответила: – Мы и говорим по-булгарски. Мыш поглядел на Духарева и захихикал. Серега подобрал отвисшую челюсть. – А я на каком языке говорю? – спросил он, чувствуя себя полным идиотом. – На нашем, ясное дело! – ответил Мыш.– Ну, говор у тебя нездешний, ну так и у нас нездешний, дык когда мурома какой-нито говорить начинает, так его и совсем не поймешь. А ты… К нам нурманы Князевы той зимой прибегали, так у них выговор похожий, но ты лучше говоришь. Видно, что смалу по-нашему болтать выучился. А по-нурмански можешь? – Нет,– покачал головой Серега. – А еще по какому-нибудь? – It was many and many a years ago, In a kingdom by the sea, That a maiden there lived whom you may know By the name of Annabe Lee; — Than to love and be loved by me… [1] — прочитал Духарев. Почему именно это стихотворение пришло ему на ум, Серега не смог бы ответить. Пришло, и все тут. – Это ты по-каковски? – заинтересовался Мыш. – По-английски. – А как это по-нашему будет? – С тех пор пролетели года и года. У моря, где край земли, Вы, может быть, девушку знали тогда По имени Аннабель Ли,— Друг другу сердца отдав навсегда, Мы расстаться на миг не могли… [2] – А дальше? – жадно спросила Слада. Серега хотел сказать, что не помнит: читать стихи вслух он не любил. Но лишь глянул в сияющие глазенки и продолжил: – Мы были как дети, она и я, У моря, где край земли, В то давнее, давнее время, когда Жила здесь Аннабель Ли,— И ангелы неба смотреть на нас Без зависти не могли. И вот почему из тучи тогда, У моря, где край земли, Ветер холодный смертью дохнул На прекрасную Аннабель Ли. И богатый сородич пришел за ней, И ее схоронили вдали, В пышной гробнице ее схоронил, У моря, где край земли. Да! Ангелы неба смотреть на нас Без зависти не могли —