, в штабе которой ты и находишься сейчас. Мы — единственная существующая организация, которая скрывает людей, инфицированных вирусом железодефицитной анемии, от властей, помогает адаптироваться в обществе, обеспечивает всем необходимым для достойного существования, в том числе и подходящей пищей. — Какой еще пищей? — зацепился Герман за последнее слово, которое резануло ему слух. — Вы сами сказали, что организм зараженных отвергает всю еду! Альберт усмехнулся и неожиданно растянул губы в широкой улыбке. Среди белоснежных зубов мелькнули два золотых клыка, которые, стоило франту приоткрыть рот, неожиданно удлинились. От подобного зрелища у Германа перехватило дыхание, и он так и замер без движения, не в силах отвести взгляд от нечеловеческого оскала. — Все инфицированные вирусом мутировавшей анемии испытывают критическую нехватку железа в организме, которая в свою очередь приводит к снижению уровня эритроцитов, повышенной потере крови, анемическому синдрому, — неторопливо углубился в объяснения Дантист. — Любые витаминные добавки или же железосодержащие продукты организм отвергает, и единственным выходом остается гематофагия, потребление крови. Это пища, которую наши тела полностью усваивают. Мы восполняем кровью недостаток железа. — К-кровью?.. — охрипшим голосом переспросил Герман. Клыки Альберта сами собой втянулись, став нормального размера, и глава ассоциации окинул боксера насмешливым взглядом. — В старые времена мир полнился легендами о кровососущих монстрах, обитающих в ночи, — заговорил он. — Сейчас современное общество давно позабыло о такого рода сказках, вот только они неожиданно оказались куда реалистичнее, чем можно было подумать… Да, все мы здесь, в В.А.М.П., заражены, все нуждаемся в крови для поддержания своей жизни. И ты теперь стал одним из нас. — Но я не хочу быть таким! Не хочу иметь эти жуткие клыки и пить кровь! — в ужасе зачастил Герман, вжавшись в металлического кресло. — Вообще-то, клыки я тебе уже сделал, — с явным недовольством в голосе заметил Дантист. Боксер вновь схватился за зеркало и раскрыл свой рот, с волнением вглядываясь в собственные зубы. Оба его клыка казались чуть белее, чем все остальные зубы. — Это электронные импланты. — Док почесал мизинцем свою бровь. — Хотя точнее было бы сказать, что это полноценные нейронные протезы моего собственного производства. Устройства, которые теперь установлены вместо твоих старых клыков, обрабатывают определенные мышечные и нервные сигналы, поступающие на сами имплантированные блоки через микроэлектродные массивы… Тяжело вздохнув, Альберт закатил глаза и решительно прервал Дантиста: — Иными словами, стоит тебе только раскрыть рот и подумать о своих клыках, как импланты выдвинут наружу острые лезвия, способные разрезать любую кожу. Герман даже не успел осознать, насколько быстро в его голове пронеслась мысль о клыках, и в тот же миг импланты словно бы удлинились, а их концы опасно заострились. — Смотри, не обрежься сам, новичок, — со смешком предостерег Альберт. Едва боксер подумал о более привычной форме своих зубов, как клыки втянулись обратно, ничем больше не выделяясь. — Зачем это все мне? — Он опустил на колени ослабевшие руки, державшие зеркало. — Я не хочу пить кровь, не хочу быть в вашей ассоциации и иметь эти странные клыки… — Эти странные клыки, как ты их называешь, помогут тебе выжить и добыть себе пищу в любой момент, — раздраженно нахмурившись, начал было говорить Дантист, но Альберт махнул рукой, прерывая его. — Неужели в твоей жизни нет ничего, за что стоит побороться, а? — негромко и проникновенно произнес франт. — Пусть ты заразился, но на этом жизнь не заканчивается. Мы здесь все учимся выживать назло целому миру, назло государству, желающему нам смерти, назло болезни, изменившей наши тела. И каждый в этом здании поддерживает других членов ассоциации и дарит надежду… Ты оказался здесь, видимо, не в самый простой период своей жизни. Но именно здесь ты способен обрести новых товарищей, новую крепкую семью, которая поставит тебя на ноги… И, если только ты не слабовольный смертник, которому каждый день не в радость, то я не могу представить сейчас иного места, где тебя бы приняли радушнее. — Я люблю жизнь! — в отчаянии воскликнул Герман, дернувшись вперед. — Я не боюсь трудностей, но эта неожиданная болезнь просто переворачивает все с ног на голову!.. — Ну так если ты любишь жизнь, то не позволяй никому ее отнять у тебя, — по слогам проговорил Альберт, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Без нашей помощи тебя ждет только прямая дорога в крематорий. Но если ты примешь свою болезнь, если согласишься остаться в ассоциации, то у тебя появится шанс изменить свое настоящее, отомстить за обиды прошлой жизни или же обустроить свое будущее рука об руку с такими же, как ты сам. Герман молчал, широко раздув ноздри и уставившись немигающим взглядом куда-то в угол кабинета. — Думаю, если ты боец, то любое поражение для тебя неприемлемо, — вкрадчиво продолжил глава ассоциации. — Ты ведь наверняка желаешь поквитаться с теми людьми, что избили тебя у железной дороги, или же найти ответ на вопрос о том, как ты заразился мутировавшей анемией. Что-то мне подсказывает, что у тебя остались друзья или семья, для которых твоя смерть или исчезновение станут очень горестной новостью. Я неправ? Легко вздрогнув, Герман перевел на Альберта тяжелый потемневший взгляд. — Я понятия не имею, откуда у меня этот вирус, — шепотом произнес он. — Но… Ты прав, у меня еще осталась семья, о которой я должен позаботиться, даже несмотря на болезнь. Моя сестра и ее ребенок не могут себя содержать. Я обещал ей помочь и заработать денег… — Вот видишь. — Альберт едва заметно улыбнулся. — Тебе еще рано отправляться в крематорий. Борьба только начинается. И чем раньше ты примешь свою новую сущность, тем скорее добьешься поставленных целей. Я помогу тебе, но взамен и ты поможешь мне. — О чем ты говоришь? — с подозрением спросил Герман, переводя взгляд с Дантиста на главу В.А.М.П. и обратно. — Я нашел тебя, привел в свое логово, оказал необходимую медицинскую помощь и одарил эксклюзивными имплантами. Моя ассоциация устроит тебя на работу, даст кров и пищу, поможет скрыться от закона. По-твоему, это дорогого стоит? — Хочешь сказать, что я теперь оказался у тебя в рабстве? — ощущая поднимавшийся в груди гнев, поинтересовался боксер, сжимая кулаки. — Должен буду состоять в этой твоей ассоциации до конца своей жизни и послушно выполнять любые приказы, как дрессированная шавка?! — Грубовато, — холодно ответил Альберт. — Я разве похож на рабовладельца? Тебя никто здесь держать не будет. Как только освоишься, выполнишь пару моих поручений, выплатив этим свой долг, то можешь уходить. Если пожелаешь. — О каких поручениях речь? — Ничего невыполнимого или же опасного. Простая работа, по окончании которой ты получишь хороший процент от итоговой прибыли, — ушел от прямого ответа Альберт. — И ты хочешь сказать, что, стоит мне помочь тебе с этими туманными делами, то ты меня отпустишь на все четыре стороны? Без каких-либо проблем и дополнительных условий? — Слово Альберта. Он вытянул вперед свою узкую ладонь с длинными пальцами для рукопожатия, но Герман лишь с сомнением на нее поглядел. Никакой уверенности в правдивости слов этого самовлюбленного франта у него не было. Дантист, без движения сидевший на своем табурете несколько минут, пошевелился, привлекая к себе внимание боксера. — Он говорит правду. И слову своему всегда верен. — У меня есть определенные сомнения на этот счет, — тем не менее произнес Герман. — Вне нашей ассоциации также живут отшельники, — сказал Док. — Другие вампы, которые отказались от помощи нашей организации и предпочитают самостоятельно выживать в обществе и добывать себе пищу. Многие из них все еще общаются со мной или Альбертом, никто ни на кого обид не держит. И, если тебе нужно, то я сведу вас. — Значит, мир клином не сошелся на этой вашей ассоциации? — Так и есть, — подтвердил Альберт, не убирая руку. — Выполнишь мои поручения, можешь быть свободен. Жадничать я ни в чем не стану. Ну так что, новичок, поборешься на моей стороне? — Герман. Меня зовут Герман, — припечатал боксер и пожал протянутую ладонь главаря. — Как скажешь. Идем. Альберт криво улыбнулся, блеснув золотыми клыками, и развернулся к выходу. И Герман, выбравшись из неудобного кресла и кивнув хмурому Дантисту на прощание, последовал за своим новым нанимателем. Глава четвертая Театр, где спектакль никогда не заканчивается Штаб В.А.М.П. располагался в Старой Москве, на улице Малая Ордынка, заняв ветхое здание, некогда принадлежавшее театру. В нем все еще сохранились выцветшие афиши начала века, разбитые электронные табло и множество реквизита. С приходом эры объемных голограмм консервативные театры, не принимавшие технические нововведения, все постепенно закрылись. Видимо, и этот небольшой театр, не желая отказываться от устаревших костюмов и бутафории, попросту разорился давным-давно, а после здание выкупила ассоциация вампов. Небольшое строение имело четыре этажа и достаточно крупный подвал, в котором и располагался медицинский кабинет Дантиста вместе с его личной жилой комнатой. Большинство остальных членов В.А.М.П., а их оказалось около пятидесяти человек, проживало в общих спальных комнатах, организованных по типу казарм. Они занимали целый этаж и имели атмосферу, скорее, студенческого общежития, нежели какой-то серьезной организации. Свет там горел круглосуточно, поскольку всегда были вампы, которые бодрствовали. Пока кто-то пытался заснуть, слушая музыку с голосмартфона, другие уже или собирались на работу или разговаривали с товарищами, распахнув окна и дыша паром электронных сигарет. Когда Альберт привел Германа в общую спальню после краткой и достаточно скудной экскурсии по зданию театра, то боксер с сомнением окинул взглядом комнату. — Я скажу тебе, что никогда раньше не бывал в приютах для бездомных, — заговорил Герман. — Но почему-то именно так я себе их обычно и представлял. — Ты теперь тоже в какой-то степени бездомный, — заметил Альберт. — А в какой-то степени ты сегодня обрел новый дом. Это уже зависит от твоего восприятия ситуации. — И что я теперь должен делать? Какие поручения от тебя мне надо выполнить? — Всему свое время. Твое тело еще не восстановилось после тех тяжелых побоев, к тому же ты должен научиться жить с вирусом. Потому я дам тебе неделю для адаптации. — Значит, пока что я должен просто ждать? — Отдыхать и приноравливаться к своей новой сути, — с нажимом произнес глава ассоциации, махнув рукой в сторону. — Вон та койка в углу свободна. Можешь ее занять. Герман проследил за пальцем Альберта, указывавшем на застеленную кровать в самом конце ряда. Угрюмо кивнув, он послушно направился в ту сторону. — Как только сойдут отеки и синяки, сходи еще раз к Доку на осмотр. Если все будет в норме, то я дам тебе работу, Герман, — бросил напоследок Альберт и вышел из общей спальни. Не особенно представляя, чем занять себя на целую неделю, боксер устало упал на кровать, окинув быстрым взглядом комнату. Судя по всему, раньше в этом помещении находилось что-то вроде балетной комнаты или какого-то гимнастического зала, поскольку две стены из четырех были с пола и до самого потолка покрыты зеркалами. Это визуально увеличивало пространство спальни, но в то же время в подобной комнате невозможно было ускользнуть ни от чьего внимания. И Герман первые четверть часа постоянно ловил на себе чужие осторожные взгляды в отражениях. Вампы, мирно отдыхавшие в своих постелях, или же негромко общавшиеся в стайках, то и дело украдкой оглядывали новичка. Чувство дискомфорта усиливал еще и тот фактор, что общая спальня предназначалась как для мужчин, так и для женщин, и Герман раз за разом торопливо отводил взгляд, когда видел, что кто-то без всяческого стеснения переодевался у всех на виду. Ему после всего произошедшего больше всего хотелось тишины и покоя, чтобы тщательно обдумать ситуацию, в которой он оказался, но, судя по всему, о подобном не стоило и мечтать. А, возможно, в этом и заключалась вся суть ассоциации: здесь невозможно было укрыться ни от любопытных глаз, ни в спокойствии поразмышлять, ни сбежать или сделать что-то с собой. Терпения Герману хватило ненадолго. Он постоянно либо неосознанно прислушивался к чужой болтовне, либо морщился от ароматического пара вейпов. И его все это безумно раздражало. Рывком поднявшись на ноги, он вышел из общей спальни и направился на подвальный этаж. Там располагались душевые: два вытянутых помещения, покрытых желтоватой плиткой и изъеденных плесенью до самого потолка. Никаких кабинок, душевых насадок и прочих удобств — только узкие загородки, забитый волосами слив и резиновый шланг с посредственным напором. Но Герману было достаточно и этого. Он разделся и залез под чуть теплую воду, с наслаждением окатывая из шланга свое избитое тело. Дантист хорошо его подлатал: вскрыл крупные гематомы, аккуратно зашил ссадины, облепил силиконовыми противорубцовыми пластырями половину тела и, судя по всему, накачал его организм лекарствами по самые гланды. Потому что, уже имея опыт получения таких тяжелых травм, Герман знал, что не мог бы сам стоять на ногах в этот момент. Значит, как только выйдет время обезболивающих и стимуляторов, он упадет без сил и проспит половину суток. Эта выделенная Альбертом неделя на восстановление действительно была ему жизненно необходима. Хотя даже такого времени Герману не хватило бы, чтобы решить другие важные вопросы, которые его терзали. Он лишился голосмартфона, из-за чего утратил доступ к своему практически пустому банковскому счету и всем контактам — теперь даже сестра не могла выйти с ним на связь и несомненно волновалась. Еще и Султан, которому Герман теперь крупно задолжал, наверняка так просто не собирался расставаться с боксером и в ближайшем будущем должен был бросить все силы на его поиски. В штабе ассоциации можно было хотя бы временно спрятаться от назойливого внимания организатора подпольных боев, но вряд ли это укрытие было таким уж надежным. А единственный способ заработать деньги, выплатить долг Золтану и обзавестись новым голосмартфоном заключался в том, чтобы согласиться на работу Альберта. Но ее суть так и оставалась для Германа загадкой, а подобные тайны ему никогда не нравились. Он хотел понимать, во что его собиралась впутать эта скрывавшаяся от закона организация, к которой он теперь невольно прибился. Еще и неожиданный факт заражения этой опасной малоизвестной болезнью доставлял Герману головной боли. Не то, чтобы он не верил в слова Дантиста и Альберта о присутствии вируса в своем теле, ведь его самочувствие в последний день и правда было очень странным, но Герман никак не мог понять, как он мог заразиться этим вирусом так незаметно и явно уже после своего приезда в Старую Москву. Набрав в рот воды, боксер прикрыл глаза. Он вспомнил вкус собственной крови, которая придала ему сил во время схватки с Лосем. Именно этот солоноватый металлический привкус тогда сотворил что-то фантастическое с телом Германа, вернув ему энергию, восстановив выносливость в полной мере. Хотя мысль о том, чтобы вновь сделать даже глоток крови, тем более чужой, претила боксеру. Он и подумать не мог, что существовали такие мутировавшие вирусы, которые делали из человека какое-то озлобленное животное, жадное до крови.