Вот адвокат и дочка его, Вот дворник в каморке, а выше – аптекарь; Вот дама седая на третьем, А это – девчушка, Все время – с игрушкой: То кукла, то клоун. И ставни они открывают словно По расписанию И смотрят на те же дома, На те же витрины, на вывески красные. Не движется улица – словно во сне. И только прохожие – разные. 18 июня 1939 г. Сегодня у меня день рождения. Не хочу думать ни о чем грустном, о том, что там меня нет… Тссс! Так что вместо этого я думаю, что полезного я сделала за свою жизнь. A voice, “None.” Me, “I get good grades at school.” Voice, “You haven’t earned it. What else?” Me, “Nothing. I really want to go to France.” Voice, “You want to be famous?” Me, “I’d like to be famous, but I won’t be. So I want to be happy, very happy.” Голос внутри меня: «А ничего!» Я: «Но как же отличные оценки в школе?» Голос: «Незаслуженно это все. Что еще-то?» Я: «Ничего. Зато я мечтаю поехать во Францию». Голос: «Может, ты еще и знаменитой хочешь стать?» Я: «Хочу! Но вряд ли стану. А вот счастливой – буду! Самой счастливой!» Завтра конец учебного года, а мне все равно. Совсем… Совсем… Совсем. Мне снова очень нравится Эржина, а Брюхла меньше. Норе об этом не сказала, не хочу ее волновать. Завтра я тебе расскажу о нашей поездке. Если бы крылья были у нас, А у каждого камня – душа, Мир сошел бы с ума тот же час, Солнце с неба упало, как шар; Люди в танце кружились бы: раз-два-три-раз, И потоп начался, и пожар! Нам бы скорости в музыку эту — И из темного мира печали Улетели бы к небу и свету, За земные границы умчались, Унеслись за земные пределы В торжестве этой силы крылатой И летали в искрящеся-белом: За спиною – красивые крылья. Пусть же время летит оголтело, Время света, что сделалось былью До мгновенья, как в зябком бессильи Мы замедлим полет. До того, как устанем, угаснем И время придет — Падать. 15 августа 1939 г. Я давно не говорила с тобой. Конец учебного года давно прошел, летние каникулы почти закончилась, а я с тобой не говорила. Я ездила в гости к моей тете за город, я ездила в Варшаву, я видела маму и теперь вернулась. А ты ничего об этом не знаешь. Лежал здесь один с моими мыслями и даже не знаешь, что у нас была секретная мобилизация, не знаешь, что русские подписали договор с немцами. Не знаешь, что люди запасаются едой, что все наготове, ждут… войну. Когда мы с мамой прощались, я ее крепко обняла. Этим молчаливым объятием я хотела сказать ей все. Я хотела взять ее душу и отдать свою, потому что – когда? В нашу последнюю встречу Мама меня обняла — И это объятие греет, И утирает слезы,