– А я спросил: почему? Почему это и так понятно? – А я ответила: ты ведь и сам всё разумеешь, милый Чернокрыс. Если какая-нибудь змея обратит свои заклинания против другой, она станет опасна. Она сможет подчинить себе своих же сородичей. И тут, Сем, всё встало на свои места! Всё, о чём ты рассказал мне той ночью у меня в покоях! Я вдруг всё поняла! – Индра изогнула длинную шею и восторженно посмотрела на меня. – Мы с вами – близкая родня. Вот и всё. – Не понял. – Я покачал головой. – Ты о чём? – Ну-ну. Сейчас объясню. Индра ссадила меня, поставила на земляной пол посреди погреба и заговорила – медленно, отчётливо, словно пытаясь объяснить свои мысли не только мне, но и себе. – Когда я, израненная, искала убежища от стрел, я была смертельно напугана. Вдали шёл жестокий бой. Я видела ужасные вещи. Я видела женщин и мужчин с искажёнными от ярости лицами. Видела линдвормов, пронзительно кричавших от боли. Но в моём страхе было что-то ещё. В нём таилось сомнение, и оно росло по мере того, как люди всё ожесточённее преследовали мой род. Я спрашивала себя: а вдруг рассказы всех этих женщин и мужчин с луками и стрелами – правда? Ты знаешь, что они говорили? Я помотал головой. – Они говорили, что мы – зло. Королева снова погрузилась в размышления, а потом продолжила: – Видишь ли, я была очень молода. И никогда прежде не спрашивала себя, почему линдвормы размножаются так, а не иначе. Таков был ход вещей. Моя мать пила кровь человеческих детей, чтобы родить меня. Моя бабка пила кровь человеческих детей, чтобы родить мою мать. Моя прабабка… ну, ты понял. Всю свою жизнь я полагала, что питаться так – абсолютно естественно. Но когда я лежала в той пещере, мне пришлось задуматься. От хаоса, который творился у меня в голове, я впала в спячку. Индра замолчала и долго сидела, глядя перед собой пустым взглядом. – Эта мысль преследует меня с тех пор, как я очнулась. Но столь же неотступно и моё стремление стать матерью. Иногда меня терзали тяжкие мысли, я страстно желала заполучить человеческого малыша, чтобы вонзить в него зубы, – и в то же время спрашивала себя, не превращает ли меня это желание в сгусток зла… Меня разрывали сомнения. Ты, Сем, и ты, мой добрый крыс, – она снова пощекотала Чернокрысу подбородок, – вы развеяли мои сомнения. Вы помогли мне понять, что люди ничем не лучше. Людям от рождения присущ тот же инстинкт. – К-какой ещё инстинкт? – спросил я. – Подумай сам. Вспомни, кто запрещал вам называться настоящими именами. – Но это же совсем другое! При чём здесь имена?.. – Ну как же другое? Ты разве не понимаешь? – Индра всплеснула руками и замолчала, словно давая мне время подумать самому. Но я лишь покачал головой: – Н-не понимаю. – Зачем Тюра забрала вас из приюта? – Ну… чтобы мы работали, – промямлил я. – Она говорила, что дети, которых берут в семью, должны работать. Иначе они никому не нужны. – Вот именно, – кивнула Индра. – Вы стали просто рабами. Но раб, который знает своё истинное имя, – плохой раб. Сем и Иммер – ласковые прозвища, которые дали вам ваши родители. И эти ласковые прозвища означают, что вы заслуживаете лучшей участи. Ласковые прозвища даже могут означать, что вы достойны любви. – Она улыбнулась. – В истинном имени раба есть вызов, мятеж. Тюра не питала к вам любви. Она требовала лишь слепого повиновения. – Но почему? – Потому что иначе ей бы пришёл конец! Ты ведь сам говорил. Тяжкий подённый труд, необходимость завершить работу в срок – всё было для того, чтобы Тюра сохранила работу и дом. Всё ради того, чтобы она выжила! – Королева схватила меня за руку. Её лицо оказалось так близко к моему, что наши носы едва не касались друг друга. Дыхание Индры отдавало многовековой затхлостью. – И я, Сем, тоже не хочу умереть. Смерть меня ужасает, и, когда вылупится моё дитя, я буду избавлена от этого страха. Я не исчезну с лица земли. Я буду жить в моём ребёнке. Индра разжала руки, отползла и стала рассматривать меня – скорчившегося, дрожащего. – Ты сказал мне, что раскаиваешься, – снова заговорила она. – Помнишь в чём? Я кивнул и проглотил хриплое рыдание. – В том, что я не вступился за Иммера, когда она его била. – Когда я произнёс эти слова, плотину снова прорвало. Слёзы лились по щекам, я плакал так, что тряслись плечи, а всё тело дрожало. – Я раскаиваюсь, потому что… как будто всё началось тогда. Всё ужасное, плохое, страшное. Всё это. – А теперь, – сказала Индра, – мы перейдём к самому интересному – лучшее я приберегла напоследок. Оно ничего бы не изменило. – Чт-то? – Твоё заступничество. Если бы ты в тот раз набрался храбрости и избавил брата от палки, это ничего бы не изменило. – Почему? Почему не изменило бы? – Потому что – а теперь слушай внимательно! – за углом всегда ждёт какой-нибудь линдворм с занесённой палкой. Понимаешь, Сем, о чём я? Ходим ли мы на двух ногах или ползаем, опираясь на две когтистые руки; живём ли в прокопчённых угольным дымом городах, застроенных мастерскими, или в зелёном изобильном краю, где вода чиста, как хрусталь; словом, какими бы мы ни были – нас много. И то, что мы делаем с вами – маленькими, безответными, – можно, конечно, назвать злом. Но если назвать это инстинктом, то всё начинает выглядеть… гораздо естественнее. – Индра кивнула в подтверждение своих слов. – Земля – страна линдвормов. Вот о чём ты рассказал мне той ночью, но тогда я не сумела понять услышанное. Каждый день во всех уголках мира рассказывают одну и ту же сказку. Сказку о том, как сильный пожирает слабого. Правдивую сказку, Сем. И как грустно тебе это ни покажется, спасать брата нет ни малейшего смысла. Нет смысла сопротивляться. Желание вкусить крови, текущей в юных жилах, угаснет последним. Я пришла, чтобы сказать тебе об этом. Индра посмотрела на меня. В её взгляде не было ни презрения, ни ненависти – ничего, кажется, не было. Наш разговор как будто опустошил её. Молчание вгрызалось в темноту. Но тут Чернокрыс, который всё это время сидел, вцепившись в шею королевы, повёл хвостом и елейным голосом позвал: – Ваша ми-и-илость… Может быть, теперь, когда всё устроилось… – Может быть – что? – Может быть, пора? Дать нам обещанное? – Свободу? Уже? – А почему нет? Ваша милость сами сказали, что ждать уже недолго, вы в любую минуту можете почувствовать боль в животе. Необходимая вам пища надёжно заперта в башне. Вы даже получили ответ на свой великий вопрос! Индра подумала. – Немного неожиданно, но… возможно, ты прав. Может быть, я начну с тебя? Прямо здесь, сейчас? – Да! – простонал Чернокрыс. – О, неужели королева окажет мне такую милость? С каким нетерпением я жду этого мига! Умоляю вас, ваша милость! Я заслужил! Индра рассмеялась. Приставив руку к шее, она помогла Чернокрысу по пальцам перебраться к ней на ладонь. Чернокрыс дрожал от предвкушения. Индра поднесла его к самому рту и зашептала в ушки, похожие на розовые лепестки: А теперь послушай слово, Колдовство минувших дней: Человек ли, зверь – не ново, Я – одна из многих змей. Мой советник крыс задумал, Долг отбыв не до конца, Обрести скорей свободу, Но грызун получит… фи! – В-ваша милость? Больше Чернокрыс ничего сказать не успел. Пальцы Индры с такой силой сомкнулись вокруг мохнатого тельца, что изо рта Чернокрыса не шло ничего, кроме прерывистого пыхтения, а глаза чуть не вылезли из орбит. Королева заговорила глухим от ярости голосом: – Мой советник, этот скользкий простак, вообразил, что его потребности важнее моих? Как ты посмел! – Пфф! – сказал Чернокрыс. Наверное, он хотел сказать «простите», но воздух из него почти весь вышел, и получилось только «пфф». – Сколько долгих лет я ждала! Сколько долгих лет мыслила лишь об одном! Ты останешься рядом со мной до тех пор, пока не заслужишь освобождения! А это случится, лишь когда появится моё дитя. И ни днём раньше! Не выпуская крыса из рук, королева, извиваясь, поползла наверх. Выбравшись из погреба, она снова сунула голову в проём. – Мне надо спешить назад, в башню, но я рада, что у нас с тобой вышел этот разговор – последний разговор. Ты, конечно, понимаешь, что, когда малыш Иммер напитает меня, мне придётся оборвать и твою жизнь. Рано или поздно ты станешь мужчиной, а я не хочу рисковать. – Королева склонила голову набок. – Какой-нибудь поклонник порядка, возможно, потребовал бы, чтобы я примирилась с человеком, ведь я теперь знаю, что мы родня. Но нет, как-нибудь потом. А теперь можешь спать дальше. И королева выбила доску из-под крышки. В погребе снова стало темно. Хлев опустел От усталости я и правда уснул. Не знаю, долго я спал или нет, но с земляного пола меня поднял страх. Не успев открыть глаза, я уже знал, что меня разбудило. Кто-то плакал. Сейчас, прямо сейчас, подумал я, она прокусывает кожу моего брата. Скоро его не станет, да и мне теперь жить недолго. Индра сказала, что после смерти Иммера мне тоже предстоит умереть. Вот, значит, оно – начало нашего конца. Нам даже не дали проститься друг с другом. Мне казалось, нет ничего хуже, чем стоять в погребе с колотящимся сердцем и прислушиваться к отдалённому плачу. Нам с Иммером не дали обняться в последний раз… Но что-то было не так. Плач звучал знакомо, но плакал не Иммер. Наверху затопали чьи-то лапы, забубнили голоса – и не смолкали. Лишь всхлипывания становились громче.