Лесничий оказался странным типом. Мне на минуту – когда мы возвращались домой – показалось, что капля ума у него всё-таки есть. Но я ошибся. Лесничий был злобным, и к тому же от него дурно пахло. Ни за что больше не пойду с ним в лес! Но, как бы то ни было, остальные звери были добры к нам с Иммером и обрадовались, когда мы вернулись в замок. Я, конечно, понимал, что Индра любит Иммера больше, чем меня, это с самого начала было ясно. Она смотрела на него как заворожённая, словно исчезала куда-то. Какой счастливой казалась королева, когда глядела на моего брата! Я чувствовал, что меня это как-то болезненно задевает. Мне хотелось, чтобы она позвала меня посидеть у неё на коленях, чтобы она про меня говорила «чудесный» и всякое такое. Мне так хотелось, чтобы она увидела меня. Однажды ночью я проснулся: мне нужно было в клозет. У Тюры к нашим услугам по ночам всегда был горшок, но здесь мне предстояло проделать весь путь по длинным коридорам на другой конец замка. А в коридорах было жутковато. Головы зверей, казалось, пристально рассматривали меня со стен. У иных была приподнята верхняя губа, обнажая клыки. Проходя мимо двери, ведущей в башню Индры, я заметил, что она приотворена, а по полу коридора протянулась полоска света. Я не стал долго размышлять, что бы это значило, и просто добежал до клозета, сделал свои дела и пошёл назад. Снова оказавшись возле башни, я остановился и сунул голову в приоткрытую дверь. На верхние ступени лестницы падал слабый свет. Наверное, королева не спит, подумал я. Может, подняться? Постучаться к Индре, сказать что-то вроде: у тебя горит свет, как ты тут? А вдруг она не хочет, чтобы к ней заходили? Может, она желает, чтобы её оставили в покое? Но всё-таки… всё-таки мне так хотелось подняться, поговорить с ней, побыть один на один, чтобы не бегали рядом, стараясь услужить, Чернокрыс или Брунхильда, чтобы не было Иммера, на котором королева так часто задерживала свой взгляд. Я собрался с духом, открыл дверь и стал подниматься по лестнице. Она была длинной и всю дорогу закручивалась винтом. Пахло здесь чем-то старым. Стёртыми от времени камнями и пылью былых времён. Наверху оказалась ещё одна приоткрытая дверь. Я заколебался. Может, всё-таки уйти? Но тут из покоев донёсся голос Индры: – Кто здесь? – Я, Сем, – пробормотал я. Молчание. – Кто здесь? – повторила королева, на сей раз строже. Она меня не расслышала. – Это С… я, – сказал я и открыл дверь. Индра свернулась в глубокой оконной нише. Не знаю, как описать, но она казалась какой-то одинокой. Слабо, едва заметно королева улыбнулась: – Ну, заходи. – Угу. Я переступил порог и огляделся. Однажды я уже заходил сюда, в самый первый день. Но тогда всё было в новинку, я даже Индру не знал. Теперь она интересовала меня гораздо больше. В покоях Индры, конечно, было красиво, но здесь как будто не жили. Я не заметил ни одной безделушки, которые придают комнате особый уют. В окне виднелся лес. Давным-давно, когда здесь жили люди, деревья, конечно, не подступали так близко к замку и из башни открывался прекрасный вид. А теперь можно было рассмотреть только двор и стену. Я собирался сказать Индре, что зашёл проведать её, но слова застряли в горле. Королева, кажется, поняла, в чём дело. Я как будто стал для неё прозрачным. – Тебя, наверное, удивляет, что я не сплю? – спросила она. – Нет… Хотя вообще-то да. Немножко. Индра опустила глаза и задумчиво погладила подоконник бледной рукой. Она довольно долго молчала, а потом произнесла: – Моя мать отложила яйцо в самое светлое время года. Ей было всего двести лет, она рано захотела детей. Мать всегда говорила мне, что миг, когда она прижала меня к себе, был самым счастливым мигом в её жизни. Я не знал, надо ли что-нибудь говорить, и просто кивнул. Потом подумал, что, наверное, просто кивать невежливо, и ответил: «Ага». – Каждый год в эти дни, когда близится самое светлое время года, я чувствую такую печаль… тоску по матери… отчаяние от того, что я сама не могу стать матерью… Мне кажется, что у меня не осталось ни прошлого, ни будущего, как будто та война отняла у меня и то и другое. Я много размышляла… – О чём? – Существует один великий вопрос. – Индра не сводила с меня глаз. – Тот самый, над которым билась и моя мать. О котором она допоздна спорила в глубине леса со своими сварливыми товарками: почему чары линдвормов бессильны перед человеком? Почему колдовство просто стекает с людей, как вода с цветочного лепестка? Мамины подружки говаривали, что природа, создавая нас и вас, задумала злую шутку. – Неужели? Индра снова посмотрела в окно, оглядела тёмные ели. – Когда я сижу вот так у окна, – пробормотала она, – то думаю: если бы наши чары действовали на вас, всё было бы совсем по-другому. Всё было бы… справедливее. – Конечно, – согласился я. – Мне кажется, что если бы я сумела постичь человеческую природу, то смогла бы ответить на этот вопрос. Сколько ночных часов он не давал мне заснуть? Не одну сотню. – Ух ты. В смысле – трудно тебе пришлось. Индра снова замолчала, а потом ей в голову пришла какая-то мысль. – А что, если помочь мне сможешь ты? – спросила она. – Я? Как? – Ты наверняка можешь что-нибудь рассказать мне о людях. Ну… чтобы мне было понятно. – Ты так думаешь? – А что? Ты ведь знаешь о людях гораздо больше, чем я. Расскажи о ком-то, кто тебе хорошо знаком. Например, о своей приёмной матери. – О Тюре? Да я не знаю, что о ней рассказывать. О ней я теперь даже не вспоминаю. – Может, всё же попробуешь? – Ладно. Индра воодушевилась. – Садись. Я уставился на неё: – Куда садиться? – Куда хочешь, – ответила Индра. Но, конечно, она не звала меня устроиться у неё на хвосте, потому что указала на стулья и свою кровать. Я выбрал стул, стоявший у письменного стола. Индра приложила бледный пальчик к подбородку. – С чего бы начать… Чернокрыс говорил мне, что она не разрешала вам играть. Верно? – Да. Мы работали с утра до вечера, так что играть было некогда. Мы полировали серебро. Но оно было ненастоящее. – Ненастоящее серебро? – Его делали в нейзильберовой мастерской. Тюра приносила вещи домой, и мы должны были навести лоск. Она так зарабатывала – полировала дома посуду из ненастоящего серебра. Индра кивнула и попросила: – Рассказывай дальше. Я задумался. Что она хочет услышать? Что покажется ей интересным? – Она нас била, – сказал я. – Она била вас?.. – Да… В основном меня. Я же старше. Индра задумалась. Сразу было ясно, что мы, люди, видимся ей загадочными существами. Вещицами из проволоки, извивы которой она пыталась распрямить, чтобы рассмотреть материал. Лунный свет лился на неё, сидящую на подоконнике, и шкура Индры блестела, словно была покрыта серебром. Змеи больше и величественнее, я и представить себе не мог. Может быть, я солгал, сказав, что больше не думаю о Тюре? Может, я про неё всё-таки иногда думал? Но, конечно, не скучал. Однако мне было интересно, думает ли она про нас. Может, спрашивает себя, куда мы подевались, когда нас тем утром не оказалось дома? Может, она хоть чуточку переживает, может, раскаивается, что лупила нас палкой и не сказала ни единого доброго слова, ни разу не улыбнулась, когда мой братишка говорил какую-нибудь детскую глупость. Интересно, как дела у Тюры: у нас-то с Иммером жизнь сильно изменилась. И живётся нам теперь лучше. Наверное, в глубине души мне даже хотелось бы, чтобы Тюра сейчас меня увидела. – А ты знаешь почему? – спросила Индра. – Что почему? – Почему она вас била? – Ну-у… наверное, она хотела добиться от нас чего-нибудь хорошего. – В каком смысле? – В смысле… чтобы получить плату за работу. Она плохо жила. Несколько раз чуть не переехала жить на улицу. – Что это значит? – Её могли выгнать из комнаты, где мы все жили. И если бы она потеряла комнату, то и работу тоже потеряла бы. Чтобы работать дома, надо иметь дом. А если у тебя нет ни дома, ни работы… – Вот как. – Но однажды, в последний вечер… вышло по-другому. – По-другому?