— Уехать? — не поняла я. — Ну, да, — пожал он плечами. — Вдвоем. Куда-нибудь на Карибы. — С чего вдруг? — Я же вижу, что с тобой происходит. Ты не можешь смириться с его смертью. — А ты можешь? — спросила я. Против моей воли получилось враждебно. — Пытаюсь, — ответил Димка. — Получается так себе. Чем скорее мы поймем… Он замолчал, махнув рукой. — Карибы вряд ли помогут, — сказала я. — Действительно, все проще, и дело вовсе не в Карибах, а во мне. Ты не хочешь ехать со мной. Я прав? — Нет. Не прав. Я готова отправиться с тобой на край света. Ты мой друг. Человек, которого я очень уважаю. И перед которым чувствую вину. — Потому что не любишь меня? — Потому что Джокер прав: это был неверный выбор. — Вот как? А я-то сдуру решил, теперь мы могли бы… По крайней мере, могли бы попытаться… Он смотрел исподлобья, я чувствовала его обиду, а еще злость и ответила как можно мягче: — Не стоит повторять ошибки. — Очень мило, — хмыкнул он. — Чувствовать себя чьей-то ошибкой… На счастье, в кабинет вернулся Вадим, посмотрел на нас и сказал со смешком: — Выясняете отношения? Я бы на вашем месте поторопился в столовую. Старушенция сильно гневается, когда мы опаздываем. А злить ее я бы воздержался. Иначе кто ж нас кормить будет? Я поспешно покинула комнату, с удовлетворением отметив, что Димка идет следом. Еще недавно мы были любовниками. Правда, быстро поняли, что сваляли дурака. Причем поняли оба. Так что странно, какого лешего он ведет себя точно брошенный Ромео. Бронзовая люстра с плафонами из хрусталя освещала столовую, большую комнату с антикварной мебелью и картинами в тяжелых рамах. Еще одна загадка Бергмана — источник его благосостояния. У нас заоблачные гонорары, но их явно недостаточно, чтобы жить с таким размахом. Особняк в центре города прозвали Домом с чертями из-за горгулий на крыше, его Максимильян приобрел несколько лет назад. На первом этаже — букинистический магазин с очень редкими книгами и разными диковинами, вроде астролябий и макетов парусников, которым лет по сто. Книги были страстью Бергмана, особенно те, где речь шла о карточных колодах. Мне кажется, Максимильян знал о них все. По завещанию особняк теперь принадлежит мне, и это здорово тяготит. Магазин, стараниями Василия Кузьмича, его единственного сотрудника, продолжал работать, словно ничего не произошло, но я-то знала: вряд ли это продлится особенно долго. В конце концов придется что-то решать и с домом, и со всем наследством Бергмана. При одной мысли об этом мне становилось так тошно, что хотелось бежать куда глаза глядят. Мы устроились за столом, каждый на своем месте. Кресло Бергмана и здесь оставалось нетронутым, и возникало чувство, что он незримо присутствует рядом. Может, так и было. С Бергманом ничего нельзя знать наверняка. Лионелла бесшумно двигалась вдоль стола, разнося тарелки. Сама она за стол вместе с нами никогда не садилась, Бергмана называла хозяином и, кажется, работала у него очень долго, но и тут наверняка не скажешь. Жизнь Максимильяна для меня тайна за семью печатями, знаю я о ней немного, точнее, вовсе ничего не знаю. И с уверенностью могу поведать лишь о нескольких месяцах, которые прошли с момента нашего знакомства. На вид Лионелле за семьдесят, но она довольно крепкая, в чем я не раз могла убедиться, и характером ее Господь не обидел. Исчезновение Бергмана стало для нее тяжелым ударом, но внешне она выглядела так же — холодно и отстраненно, как обычно. Из нас троих симпатию у нее вызывал разве что Воин, к Димке она скорее была равнодушна, а меня недолюбливала. По крайней мере, не упускала случая указать на мои недостатки. Димка притащил в столовую ноутбук, впрочем, он с ним никогда не расставался, Лионелла, взглянув на него, сказала сурово: — Уберите. Димка вздохнул, но ноутбук убрал. Лионелла торжественно удалилась, а мы приступили к трапезе. — Ум отъешь, — сообщил Вадим, отправляя в рот очередную порцию жаркого. — Из-за такой стряпни я готов терпеть эту старую ведьму… Милейшую женщину, я хотел сказать. Димка был к еде абсолютно равнодушен, кажется, не всегда замечал, что, собственно, ест. Разговор за столом не клеился. Я продолжала жевать, наблюдая за мужчинами, с мыслью о том, что неуклонно скатываюсь в депрессию. Вновь появилась Лионелла, собрала посуду. Мы еще некоторое время сидели за столом, а потом разбрелись по своим комнатам. Я взяла планшет и устроилась на подоконнике, но планшет не открыла, смотрела в окно. Начало темнеть, а я так и не сдвинулась с места, хотя бы для того, чтобы включить свет. Раздался короткий стук в дверь, после чего она распахнулась, и в комнату вошел Вадим. — Чего без света сидишь? — ворчливо спросил он, приблизился и встал рядом. Он смотрел на стену напротив, точно избегая моего взгляда. Ответа на свой вопрос, видимо, не ждал, и я решила себя не утруждать. — Как думаешь, мы привыкнем? — спросил он. — Все привыкают, — ответила я, хотя вовсе не была в этом уверена. — А если… — Что? — не дождавшись продолжения, сказала я. — Вдруг он жив? Понимаю, звучит глупо. Но когда речь идет о Джокере… Этот парень на многое способен. — Он человек. А люди смертны. — Согласись, он необычный человек, то есть совсем-совсем необычный. — Ага. Мастер пудрить мозги, — проворчала я. — Значит, у тебя никаких сомнений? — с обидой спросил Вадим. — В его человеческой природе? — В том, что он погиб? Теперь мы смотрели друг другу в глаза, и в его взгляде была сумасшедшая надежда. Меня так и подмывало рассказать о письме. Оно совсем не значило, что Бергман каким-то фантастическим образом спасся, но надежду, безусловно, давало. Я представила, как расскажу ему, и мы вместе все обсудим, поддерживая в себе веру в то, что Бергман вернется, и будем ждать. Ожидание может быть томительным, но это все же лучше беспросветного отчаяния. Не знаю, что меня остановило в этот раз. — Кто у нас Воин? — вздохнула я. — Вот и скажи: каковы его шансы? Вадим ничего не ответил, вместо этого пожал плечами и направился к двери. — Как-нибудь справимся, — буркнул он, шагнув за порог. А я кивнула, пробормотав себе под нос: — Как-нибудь. Завтракали мы вдвоем с Димкой. Лионелла сообщила, что Вадим умчался из дома часов в восемь. Устроились мы в кухне, против чего Лионелла не возражала, и это было единственным послаблением с ее стороны. Я как-то предложила и вовсе сюда перебраться и удостоилась такого взгляда, что тут же язык прикусила. Бергмана нет, но в его доме все должно оставаться неизменным. В том числе торжественные приемы пищи под бронзовой люстрой. — Воин теперь у тебя ночует? — осведомился Димка, когда Лионелла ненадолго покинула кухню. — Он пробыл у меня минут десять, — ответила я как можно спокойнее. — Да? Зашел пожелать спокойной ночи? — Зашел спросить, нет ли у меня напрасных надежд. — Что ты имеешь в виду? — Смерть Джокера, разумеется. — Постой, — нахмурился Димка. — Вадим считает, у него был шанс спастись? — Этого он не сказал, но наверняка хотел услышать нечто подобное от меня. По-моему, он не может смириться, как, впрочем, и я… — Я всегда думал, Воин из нас самый… здравомыслящий? — не найдя подходящего слова, Димка закончил фразу с вопросительной интонацией. — Оказалось, это не так, — пожала плечами я. — Если хочешь мое мнение… я не верю, что он погиб. Не хочу верить и не верю. Кто знает, что у него на уме? Может, хотел посмотреть, как мы справимся? — По-твоему, это просто нежелание принять очевидное? — Думаю, нам стоит заняться работой. Вадим вернулся часа через полтора. Мы в это время сидели в гостиной, Димка — уткнувшись в ноутбук, я пялилась в окно. Услышав шаги, мы дружно повернулись. Вадим вошел, как всегда деятельный, что-то насвистывая. — Привет! — сказал он и повалился в кресло. — Ну что… Наша девушка хоть и сгустила краски, но в целом придерживалась фактов. Ее дед, Зиновьев Альберт Юрьевич, скончался месяц назад в возрасте семидесяти восьми лет в своем доме, находящемся в поселке Мальцево. Обнаружила его соседка, она же домработница, Никифорова Клавдия Семеновна. Выражение лица дед имел неприятное, но насчет запредельного ужаса — явное преувеличение. Соседка сразу поняла, что он мертв, но «Скорую» вызвала. И, разумеется, полицию. Нет никаких причин подозревать убийство. Дядя в возрасте, сердчишко пошаливало и в ту ночь не выдержало. Скончался он сам, без физической помощи возможных недругов. Патологоанатом — мой знакомый — клянется, что причина смерти именно та, что значится в бумагах, в чем нет никаких сомнений. — Но напугать его кто-то мог? — Само собой. Но сделать это так, чтоб дядя богу душу отдал, — все-таки искусство. Интересно было бы знать, что он увидел в окне, — буркнул Вадим. А я сказала: — Ну так давайте узнаем.