Пошла, куда деваться, всё равно заставит, не уговорами, так силой. Глеб в воздухе вертел пальцем, а в это время парившая в воздухе верёвка как змея обвивала моё тело. Ёрзала на стуле, пыталась тоже воздействовать на верёвку, но против опытного мага я проигрывала. — Это ты возглавляешь организацию, которая истребляет магов, да? — Организацию! — громко рассмеялся Глеб, как будто услышал что-то крайне смешное. — Я и есть эта организация в единственном числе. Набери я единомышленников и погорел бы. Все любят болтать, кто-то много пьёт и не держит язык за зубами, кто-то чрезмерно хвастлив. Не-е-ет, я привык действовать в одиночку. Это, кстати, Яматов выдвинул идею на счёт таинственной организации, а все остальные, как бараны, уверовали. — Значит, брата ты тоже убивал один, собственными руками? На лице Глеба лишь на долю секунды, но промелькнуло сожаление. — Мальчишкой пришлось пожертвовать, он случайно влез не в своё дело, а свидетелей я не оставляю, — Глеб подошёл ко мне и подёргал за одно из колец верёвки. — Не больно, ослабить? Ха-а, заботливый какой, ишь ты… — Ради чего можно убить ребёнка?! — взорвалась я, у меня в уме не укладывалась эта дикость. — Ради будущего. Ради справедливого будущего для таких, как я. Почему я должен прятать свою силу, почему не могу ею пользоваться, когда хочу и где хочу? Миром должны управлять мы, а не люди. Яматов говорил тебе, что у нас есть совет, который следит, чтобы ни один маг не вмешивался в политику? Кто придумал эту ересь? Люди разве с умом управляют? Нет. Кругом идут войны, планету как помойку загрязняют, никто не контролирует численность населения и его качество. Я, — зарычал Глеб, — всё изменю! У-у-у… у кого-то крыша основательно съехала на мечте о мировом господстве. Одним словом — клиника. — Историю изучал? Ты не первый, кто грезит управлять миром, закончишь так же, как они. Сдохнешь мучительно и желательно медленно! — Нет, я проживу долгую плодотворную жизнь, обо мне сложат легенды, а потомки будут почитать как бога, — пафосно заявил Глеб и, присев на корточки, поправил прядь моих волос, которая нависла над лицом. — А ты, Машенька, будешь при мне, как женщина и как провидица. Видеть будущее, значит предугадывать каждый шаг врага, обезоруживать его и загонять в тупик. Вместе мы непобедимы. — Ха-а, — усмехнулась я. — Кто тебе сказал, что я стану помогать, больной ты ублюдок. — Да куда же ты денешься, — не смотря на оскорбление, пропел ласково Глеб. — Родишь ребёнка и ради него, чтобы он жил, и ты могла его видеть, хоть что сделаешь. Хоть руки мне станешь лизать, хоть в койке ублажать, хоть других детей рожать. Всё, что пожелаю. — Дима этого не допустит, он тебя в порошок сотрёт. Давай, разглагольствуй тут, передо мной, посмотрим, что ты позже перед равными себе по силе скажешь. — Ты права, Яматов сильный соперник, мне бы с ним туго пришлось, но опять спасибо тебе. Он ради любимой, да ещё беременной, женщины пожертвует хоть чем. Вернее, хоть что мне не нужно, возьму лишь его жизнь, — не без удовольствия сказал Глеб и, достав из кармана четыре браслета, положил их на ладонь и поднёс к моему носу. — Хочешь знать, что это? — Глеб, что за тяга к представлениям? Всё равно ведь скажешь. Мужчина кровожадно улыбнулся и произнёс: — Любой маг, на чьих запястьях окажутся эти браслеты, причём надеть их он должен сам и добровольно, теряет силы и, соответственно, превращается в обычного человека, которого можно легко убить, например, пулей из пистолета. Вот из такого пистолета. Теперь мне продемонстрировали огнестрельное оружие, а после поднесли его дуло к моему виску и, судя по звуку, сняли с предохранителя. — А теперь тихонечко посидим и подождём твоего любовника. — С чего ты решил, что Дима скоро вернётся? Он надолго уехал. Не думай, что Эдуарду известно всё, — почуяв приближение Яматова и отца, я замолчала, а Глеб зашёл мне за спину, пригнулся и сильней надавил на висок дулом. Когда Дима и Игорь зашли в гостиную, было видно, они знали, что примерно здесь происходит. — Отпусти Марию, и гарантирую — мы договоримся, — первым в дискуссию вступил Яматов. — А я не хочу договариваться, я хочу, чтобы ты сдох. В обмен предлагаю жизнь Маши и ребёнка. Всё равноценно: две смерти — две жизни, — отозвался Глеб и бросил на пол к ногам Игоря и Яматова браслеты. — Вы оба знаете, что это и для чего. Надевайте. — Дима, ради всего святого, не смей их надевать! — заорала я во всё горло. — Он меня не убьёт, он сам так сказал, я ему слишком нужна, чтобы смотреть будущее. Дима, пожалуйста, не надевай. До этого момента Глеб не причинял мне боли, относился бережно, я бы даже сказала, с заботой, с больной, конечно, и извращённой, но заботой. А после выкрика ударил рукоятью пистолета по голове, да так сильно, что искры из глаз посыпались, и я чуть сознание не потеряла. Дима с отцом, сжав кулаки, синхронно шагнули к нам с Глебом, но мучитель без слов, вновь приставив мне дуло к виску, их остановил. — Яматов, стоять, а то мозги этой барышни окажутся на твоих шторах. — Дима, не надевай, не надевай, — шептала я как молитву. Знала, после этой фразы Глеб вновь ударит, что он и сделал, но мне было плевать. — Ага, Димон, послушай бабу и сделай наоборот, — услышала я краем сознания, как хмыкнул Глеб и отключилась. Когда я подняла голову и раскрыла глаза, Дима и Игорь уже оба стояли в злосчастных браслетах, а Глеб шептал мне на ухо. — Внимательно, Машенька, смотри и запоминай, что я сделаю с твоим ребёнком, если ты не будешь послушной или предашь. — Нет-нет-нет… Почти одномоментно раздались два выстрела, и я от отчаянья взвыла. — А-а-а-а!.. Яркая вспышка света ослепила, а после неё наступила тишина, такая, словно всё вокруг умерло. Щурилась и не понимала в чём дело. Дима и отец стояли неподвижно, причём в неестественных позах. Такое ощущение, как будто смотрела фильм, и его вдруг поставили на паузу. Оглянулась, за спиной также, не шелохнувшись, стоит Глеб с вытянутой рукой, в которой он держит оружие. Как? Что? Почему? Думать над этими вопросами у меня не было времени. Я, заёрзав, мысленно приказала верёвке, что обвивала моё тело, развязаться, но она не послушалась. Присутствие Игоря или отца я не чувствовала, из чего сделала вывод, в данную минуту магия не работает. Что обидно! Неизвестно, когда время потечёт вновь, а я сижу связанная на стуле и ничего не могу поделать. Изо всех сил старалась вырваться, но единственное, чего добилась — упала вместе со стулом на пол. Но и тут я не потеряла надежду, отталкивалась ногами и как гусеница ползла в сторону Яматова. Топот маленьких лапок привлёк внимание. — Блестяшка, — обрадовалась я, — давай, девочка, на тебя вся надежда, перегрызи верёвку. Сообразительная ящерка вмиг догадалась, что от неё требуется и, изредка царапая мою кожу острыми клыками, кусала верёвку. — Умница, — сбрасывая путы, вскочила я на ноги. Пуля, что предназначалась отцу, не успела проделать и половину пути, и я просто сбила её. А вот с пулей, выпущенной в Диму, дело обстояло сложнее, она достигла цели и находилась в теле Яматова, хоть и вошла неглубоко. Было безумно жаль ковыряться в груди любимого лезвием для вскрытия писем, но в любую секунду Глеб мог ожить и продолжить кровавое дело. Пистолет я у него, конечно, забрала и хорошенько стукнула тяжёлым лотком для бумаг по голове, но кто знает, какие у него ещё имеются козыри в рукаве. Выцарапав пулю из Яматова, выдохнула, теперь, даже если время вновь потечёт, Дима, по крайне мере, останется жив. С браслетами дело обстояло куда сложнее. Казалось, они легко должны были сниматься с запястья, по диаметру гораздо шире, чем рука. Но как я не дёргала, браслеты оставались на месте. «Маг должен добровольно надеть на себя браслеты», — вспомнила я слова Глеба, и в голову пришла мысль, что и снять их может лишь сам маг. Хоть и предполагала, что комнату вновь может озарить вспышка яркого света, но всё равно не успела вовремя зажмуриться, и она меня ослепила. Когда подняла голову и раскрыла глаза, Глеб держался одной рукой за голову, не зря я его лотком огрела, а другой пытался выстрелить. Но пистолет-то я из его руки выбила, поэтому ничегошеньки не происходило. Бросила взгляд на Диму с отцом. Мужчины выглядели довольными, и у их ног валялись браслеты. — Что произошло?! — взвыл Глеб, а потом уставился на меня. — Это ты, сучка, сотворила, да? Ты остановила время. Как? Почему? — Глеб, — довольно спокойно обратился Яматов к бывшему союзнику, — ты прожил жизнь подло, как мразь, на твоих руках кровь ребёнка, так проведи же последние минуты на этом свете с достоинством. Не истери и не вой. Прими смерть как мужчина. — Нет, — попятился назад Глеб. — Я так не закончу. Яматов, это не в твоих правилах. Ты меня не тронешь. Запрёшь куда-нибудь под замок, это да, но не убьёшь. — Игорь, — покосился Дима на отца. — Уведи Машу. Глеб не послушал Яматова. Когда мы с Игорем вышли из гостиной, оттуда послышались мольбы, жалобный плачь, а потом Глеб завизжал, как поросёнок на бойне. Игорь отвёл меня в спальню, удостоверился, что со мной всё в порядке и сказал: — Маша, тебе придётся посидеть ещё одной, мне надо помочь Дмитрию избавиться от останков. Кивнула и не выходила из комнаты вплоть до того момента, как в квартире не хлопнула входная дверь. Оглядев гостиную, я не нашла ни единого признака, что недавно тут развернулась трагедия. Мои мужчины всё чисто убрали и расставили по местам. Яматов с отцом вернулись ближе к ночи, я не стала выходить их встречать, понимала, им нужен душ и время остыть. Когда в дверь комнаты тихонечко постучали, я стояла у окна и вглядывалась в огни ночного города. — Я не сплю, можешь войти. Мне не надо было оборачиваться, уверена, в комнату зашёл Дима, и не потому, что чувствовала его как мага. Он стучался по особенному, звук шагов мне был до боли знаком, и запах любимого мужчины не перепутаю ни с каким другим. Мы с Яматовым оба стояли у окна и молчали. Наши тела соприкасались только плечами. Дима, видимо, подбирал слова, которые хотел сказать, а мне слова не нужны, я уже точно знаю с кем и как проживу жизнь. — Мария, понимаю, трудно поверить, но я прогнал тебя исключительно для того, чтобы ты осталась жива. Рядом со мной постоянно крутилось слишком много магов, мы бы постоянно жили в страхе и оборонялись. И рано или поздно чья-нибудь попытка открыть твой дар через сожжение удалась бы. Я не мог допустить твоей гибели. И ту жестокую фразу, что без дара ты мне не нужна, намеренно сказал, чтобы она тебя ранила и желательно больно. В этом случае ты бы легче меня забыла, не ждала бы, что я передумаю и вернусь, а жила дальше. Мне безумно хотелось прижаться к Яматову, обнять, поцеловать, но он мне так редко говорил, что у него на душе, и никогда не рассказывал о чувствах, что язык не поворачивался остановить его речь, и я просто молчала. — Машенька, я тебя всем сердцем люблю, никого нет дороже. Даже если прогонишь, я никогда не уйду из твоей жизни, и неважно, сколько лет потрачу, доказывая, что мне нужна только ты и твой дар тут совсем не причём. — Знаешь, — едва сдерживая улыбку, произнесла я. — Вообще-то я планировала как минимум неделю держать тебя на расстоянии за то, что в одиночку решил, как для меня будет лучше. Если бы ты меня спросил перед тем, как выгонять, я бы ответила, что готова обменять долгую жизнь, на несколько счастливых мгновений рядом с тобой. Да, те слова, что без дара я тебе не нужна, глубоко меня обидели, но я всё равно каждый день ждала твоего приезда или звонка. Надеялась каждую секунду, что ты передумаешь. — Прости, — прошептал Яматов. — Я очень виноват.