– Если подойти ко всему не просто так, а продуманно, то все можно познать. Вот к примеру, как мертвая материя может быть одновременно живой? Ксандр закатил очи. – Вспоминаю, – тихо пробормотал он. – Почему я старался пореже бывать дома. Когда еще был жив. – Почему? – столь же тихо уточнил Ричард. А Светозарный чуть склонил голову, похоже, и ему было любопытно. – Моя супруга… пусть покоиться с миром… у нее был похожий характер. Никогда-то не умела признать свою неправоту. – Может, потому что была права? – Летиция Ладхемская, лысая она там или нет, слухом обладала тонким. – Почему мужчины так не хотят признавать, что женщина права? – Потому что иногда она бывает не права, – возразила островитянка. Мягко. Словно извиняясь, хотя не понять, за что. – В чем? – Он мертвый, – огромная рука махнула в сторону Ксандра. – И живой. Ибо древняя сила наполнила плоть. Он разумен, ибо смерть его была таковой, что душа не отделилась от тела. Ксандр закашлялся. И это не осталось без внимания. – Он болеет! – возразила Ариция Ладхемская, которая категорически не желала отступать от своего. – И как понять, наступила ли смерть? – Наступила! – рявкнул Ксандр. – А вы откуда знаете? – Прочувствовал! – Ваши ощущения глубоко субъективны, а наука должна оперировать объективными фактами, – возразили ему. – У меня сердце не бьется! – Да? – она слегка нахмурилась. – А вы уверены? – Проверьте. Ариция встала и весьма решительно направилась к Ксандру. Она подняла голову, и шляпка-кораблик в кучеряшках волос опасно накренилась. Показалось даже, что еще немного и вывалится. Кораблика было жаль. – Очень… серьезная женщина, – тихо произнес Светозарный. – Берегитесь. – Чего? – Если она решит выйти за вас замуж, вам будет сложно ей отказать. От девы пахло розами, и лилиями, и еще какими-то цветами. Вблизи её лицо, покрытое толстым слоем белил и пудры, казалось маской, причем довольно уродливой. Щеки горели алыми пятнами, а подведенные темной тушью глаза казались слишком уж страшными. И… Ксандр протянул руку. И Ариция Ладхемская взялась за нее. Двумя пальчиками. За столом воцарилась тишина. – Надо же… действительно… пульса нет. Но это еще ничего не доказывает! – Да? – Сердцебиение может быть столь слабым, что обычным способом его не услышишь. Я читала, что науке известны случаи, когда пациентов, впавших в глубокий сон, принимали за умерших. Это приводило ко всякого рода… недопониманиям. Вполне возможно… – Я не сплю. – Да погодите вы, – она махнула рукой, и кружево качнулось перед самым носом Ксандра. – Сейчас вы не спите, но вот… возможно то, что считается смертью, на самом деле лишь свидетельство глубокой перестройки организма под воздействием внешней энергии. Она чуть прикусила губу. Губы были красными. Слишком уж красными для белого лица. И это тоже пугало. Интересно, если Ричард попросит принцесс умыться и снять парики, это будет считаться неприличным? А если будет, то насколько? – Ваши жизненные процессы замедлились до крайности, что и позволило вам просуществовать столь длительное время. Конечно, вскрытие могло бы дать более точные ответы. – Я не хочу, чтобы меня вскрывали. – Наука требует жертв! – Пожертвуйте ей кого-нибудь другого! – Кого? – кажется, принцесса отнеслась к предложению весьма серьезно. – Себя! – Я живая. – Это временно. Умрете, вот тогда пусть и исследуют. – Между прочим, ваше непонятное упрямство вредит прогрессу. К слову, если вы мертвый, то вскрытие вам не повредит. – Знаете, я прямо-таки почувствовал, как оживаю. Особенно ухо. Правое. – Вы же говорили, что левое. – И левое тоже, – Ксандр развернул чересчур уж прогрессивную принцессу. – Поэтому вы правы. Я только что понял, что был жив и буду… надеюсь. Как-нибудь. – Вот видите, – сказала Летиция Ладхемская с упреком. – И ничего-то нет страшного в том, чтобы признать женскую правоту. Кстати, мне сказали, что здесь имеется сад. А погода стоит отличная. И можно устроить музыкальный вечер на открытом воздухе. – Соглашайся, – Ксандр толкнул Ричарда в бок. – Лучше уж музыкальный вечер, чем вскрытие… а то с них станется… на открытом воздухе. – Я прекрасно музицирую! – Летиция оглядела всех с видом победительницы. – На трех инструментах. – Сразу? – серебряный голосок Теттенике был слышен везде. – Поочередно… но если с сестрой… мы можем на всех разучить небольшую пиесу, если, конечно, это не слишком сложно для вас… Её поспешили заверить, что ничуть. – …для нашего дорогого хозяина, который заслуживает самого лучшего. Ричард посмотрел на потолок. На стену. На полотно, которое завесили шелковой тканью, чтобы не портить дамам, с местным творчеством незнакомым, аппетит. А теперь ткань взяла и тихонько съехала. С правого угла. К счастью, никто из девиц, увлеченно обсуждавших грядущий вечер и особенности музыкальных инструментов, на эту мелочь внимания не обратил. – …и я вам говорю… – А я играть не умею, – произнесла демоница печально. – Счастье-то какое, – сказал Ксандр. И даже, кажется, без издевки. А полотно еще немного опустилось, намекая, что обед несколько затянулся. И надо бы завершать. Только Ричард успел подумать, как шелковое покрывало шевельнулось, а после и вовсе съехало, обнажая бессмертное творение безумного мастера. Тихо икнула Летиция Ладхемская. Заворчала островитянка. Покачнулся хрупкий цветок степей. Ариция же, привстав, осведомилась: – Какая на удивление подробная работа! Просто чудо! Значит, вот он каким был… если, конечно, был. Тихий стон Ксандра слышал, кажется, лишь Ричард.