Часть вторая Глава первая Миша отвел телефон от уха и взглянул на экран. Так и есть – немудрено, что он решил, будто это Илюхин городской, домашний. Отличается всего одной цифрой. Значит, звонят из соседской квартиры, и понятно уже, кому принадлежит тонкий голосок. – Привет, Томочка. Ее все называли только Томочкой, она даже представлялась именно так, уменьшительно-ласкательно. Была она маленькая, кукольно-милая: крупные локоны кольцами, удивленно взирающие на мир голубые глаза, короткий носик, карамельно-розовые губки. Томочка была немного моложе Ильи и Миши, работала то ли воспитательницей, то ли методистом в детском садике и жила на одной лестничной клетке с Ильей в тесной «однушке» с бабушкой и котом. Миша познакомился с Томочкой несколько лет назад, когда Илья стал снимать квартиру. То, что она влюблена в него, было очевидно всем и каждому по тому, как затуманивались Томочкины ясные глаза, как она краснела, глядя на Илью. Правда, Илья ее чувств не разделял, но Томочка не теряла надежды. – Ты удивишься, почему я звоню, Миш, просто… Он по голосу слышал, как сильно она нервничает. – Что такое, Томочка? – Я тебя сегодня видела. Когда ты приходил. Выглянула в окно – ты к машине шел. Илюша тебе не открыл? – А он дома был? Миша чувствовал, что сбит с толку. – Он и сейчас там, наверное. – Погоди, я приеду. Поговорим с тобой. Твоя бабушка не будет сердиться? – Она умерла полгода назад, – грустно проговорила Томочка. Во второй раз Миша подъехал к дому Ильи около десяти вечера. Окна его квартиры выходили на другую сторону, так что он не знал, есть ли кто-то дома. Томочка открыла дверь подъезда, едва он успел нажать нужные кнопки на домофоне, и встретила Мишу возле квартиры. Она была такая же сахарно-воздушная, как всегда, только вдобавок вибрирующая от волнения. – Зайди сначала ко мне, – быстро сказала она, покосившись на дверь Ильи. Девушка посторонилась, и Миша вошел. – Чаю хочешь? – Какой чай? – Он нетерпеливо дернул плечом. – Илья на работу не ходит, телефон отключен. Наврал мне, что в командировку едет. Томочка прислонилась к стене. – Командировка, как же! Связался с этой… – Она скривила губы и впервые на Мишиной памяти произнесла грубое слово: – Шлюхой. «Сильно!» – подумал Миша. Илья, помнится, восхищался Настей и говорил, что она «не такая». – Ты ее видела? – Ясное дело! Сразу поняла, что он… – Глаза Томочки наполнились слезами. – Что у него появился кто-то. Видела, как он шел вечерами на свидание. – Щеки ее порозовели. – Ты только, пожалуйста, не думай, что я за ним следила! Просто у меня окна во двор! Я случайно. Понятно было, что он к девушке. Походка совсем другая, да и вообще… А потом я их встретила. Ревность и обида прорвались сквозь тонкий флер мнимого спокойствия. – Ты бы ее видел! Страшная, как атомная война! Тощая, черная, длинная, как кочерга. Они к нему шли, а обратно… Она у него ночевать осталась, точно говорю! Миша слушал Томочку, и ему было жаль ее. Томочкино горе было неподдельным, но у него отлегло от сердца. Видимо, Илья просто втрескался по уши в эту «страшную» (на ревнивый Томочкин взгляд) Настю, потерял голову. На него это не похоже, конечно, но влюбленные и должны вести себя необычно, не так, как всегда. – Он с тобой говорил о чем-нибудь? Томочка обиженно поджала губки. – Как будто и не узнал меня. Посмотрел и отвернулся. Он только на нее и пялился, прямо лебезил перед ней. Под ноги не глядел, даже споткнулся, чуть не упал. А страхолюдина эта… Глаза злые-злые. Идет и косится – меня прямо передернуло. – Больше ты их не видела, – уточнил Миша. – Зато слышала! Сегодня вечером, например. Он говорил ей что-то, она отвечала. Видно, переехала к нему. Выходит, с Ильей все нормально. Поговорить бы с ним, конечно, но не будешь же ломиться в квартиру, если он не хочет открывать. – Томочка, ты сможешь ему передать, что я заходил? Пусть позвонит мне. – Я утром рано на работу ухожу. А возвращаюсь вечером. Могу, конечно, позвонить к нему, только он вряд ли откроет. Тебе же не открыл. Ему теперь никто не нужен. Если только случайно встречу – тогда скажу. Миша подумал и попросил у Томочки бумагу и авторучку. Написал записку, сунул Илье в дверь. Станет открывать – она и выпадет. Домой Миша вернутся уже ближе к полуночи. День был переполнен событиями, и он устал, но заснуть не мог. Ворочался в кровати, вставал то попить, то в туалет сходить. Тревога за Илью немного отступила: Миша знал, что тот жив-здоров, но все равно на душе было неспокойно. Или это нечто сродни ревности? Миша привык думать, что их дружба для обоих всегда была превыше всего, а тут намечался явный перевес в сторону Насти. «Надо бы с ней познакомиться», – подумал Миша. С Ильи мысли его переползли на Лелю – вот уж действительно девушка-загадка, с такими никогда не знаешь, чего ждать. Миша пока не решил, хорошо это или плохо. Одно точно: есть на свете женщины, с которыми лучше вообще никогда не встречаться, не знакомиться. Вон как Мыльникову не повезло – причем два раза подряд, и до чего страшно все закончилось. «Нужно глянуть на эту Настю, – поворачиваясь со спины на живот, решил Миша. – И если она на самом деле стерва, как Томочка говорит…» Что будет делать в этом случае, он понятия не имел, но то, что не бросит Илью на растерзание волчице, знал точно. А иначе зачем нужны друзья? Илья позвонил около девяти. Миша, бледный от недосыпа, вливал в себя третью чашку кофе, когда зазвонил сотовый. – Ты какого лешего дверь мне не открыл, партизан? – услышав голос в трубке, спросил он. – И не отпирайся, мне тебя Томочка с потрохами сдала. – Томочка, конечно, – задумчиво проговорил Илья и прибавил с неожиданной злостью: – Вечно суется, куда не просят. – В редакции тебя потеряли, мне Щеглов звонил. Ты на планерку не пришел. Повисло молчание. – Значит, ты в курсе, что я в Нижний не ездил? – Зачем соврал? – Все так… завертелось, – беспомощно проговорил Илья. – Со мной такого никогда не было. Эта девушка во мне все перевернула. Я как будто спал – и проснулся. Все прочее стало неважно, а хотелось только… – Знаю я, чего тебе хотелось! – Миша слушал голос друга, и что-то не давало ему покоя, но он не мог сообразить, что не так. – Слушай, это свинство. Ты что творишь? Ладно, на работе про семейные обстоятельства наплел – с кем не бывает. А мне зачем? Кстати, видел я вчера твои «обстоятельства». – У матери был? – спросил Илья. – Нашел, кого спрашивать! Она еще помнит, как меня зовут? Вот оно, понял Миша, вот что странно. Илья, несмотря на то, что они были ближе братьев, всегда очень сдержан в эмоциях. А тут вдруг слова про девушку, произнесенные со страстью и даже экзальтацией, и то, как он говорил о матери. Понятно, что тете Ире нет дела до сына, но Миша ни разу не слышал, чтобы друг сказал об этом вслух. Какой бы они ни была, Илья на мать не жаловался, не поносил ее и не осуждал. – Она сказала, ты ей деньги перевел на карточку. – Настя предупреждала: не нужно этого делать. Я матери давно ничего не должен, надо жить своей жизнью и не позволять никому влиять на себя. – Никому, кроме нее, очевидно, – вырвалось у Миши прежде, чем он успел сообразить, что такого влюбленному Илье говорит не следует. – Настя хочет мне добра. – Тон мгновенно стал ледяным. – Она заботится обо мне. Если ты еще раз скажешь о Насте что-то подобное… – Извини, – быстро проговорил Миша. Илья молчал. – Правда, прости. Ляпнул не подумавши. – Ладно, забудь, – нехотя ответил Илья спустя пару минут. Чувствовалось, что его всерьез задело Мишино замечание, и слова дались нелегко. И это тоже было необычно, потому что они никогда друг на друга не обижались. Поспорить, поорать – да, могли. Но вот «девочковое» надувание губ… «Что с тобой такое?» – хотел спросить Миша, но не стал. – Так ты на работу поедешь?