Вторая жертва. И вряд ли маньяк остановится. А это значит – будет третья. Между первым и вторым преступлением – месяц. Чуть больше. Сколько времени у них в запасе, чтобы предотвратить возможное развитие событий? Нисколько. Пока они могут только следовать за убийцей, надеясь, что он ошибется. Не так, как сегодня. По-настоящему. Надо ехать домой и покемарить хоть немного. Но прежде, чем оказаться в собственной квартире, в одном пространстве с неспящей Катей, которая обязательно притворится спящей, Брагин – неожиданно для себя самого – завернул в место, где и бывал-то нечасто, пальцев на руках хватит пересчитать. Причем львиная доля этих визитов относилась к работе: в середине двухтысячных они с Вяткиным расследовали дело об убийстве актера, снимавшегося в гей-порно, и изымали из секс-шопов компакт-диски фильмов с его участием. В этот, по стечению обстоятельств находившийся не так далеко от его дома, Брагин никогда не заглядывал и даже на неоновую вывеску не обращал особого внимания, хотя проезжал здесь довольно часто, едва ли не каждый день. Справедливости ради, вывеска была неброской, никаких элементов разнузданности не несла и вполне органично вписывалась в конгломерат таких же сдержанных вывесок и табличек. «Нотариус», «Суши-вок», «Парикмахерский рай», «Всё для вейпа», «Всё для домашних любимцев». Но теперь, после разговора с Пасхавером, чертова вывеска сама собой вдруг всплыла в брагинском сознании. И не просто всплыла: она нестерпимо сверкала всеми цветами радуги. Капитан Вяткин отпустил бы по этому поводу какой-нибудь каламбур – непечатный и вполне ожидаемый. Но Вяткина рядом не было, и никого не было – вот и хорошо. Вот и ладушки, прояснить для себя кое-какие подробности относительно секс-наручников Брагину проще без свидетелей. Магазин назывался «Розовый опоссум», и, чтобы попасть в него, необходимо было войти в арку, облепленную этими самыми вывесками, пройти по нарисованным на асфальте стрелкам через один двор и оказаться во втором. Здесь, в типичном питерском колодце, отделенные от гастрономических и парикмахерских радостей, они и находились, эти парии – всё для вейпа и секс-шоп. До окончания работы «Розового опоссума» оставалось полчаса. Первым, кого увидел Брагин, попав вовнутрь, оказался раскормленный сонный Будда – охранник, восседавший у двери. Хлипкий стул под ним едва заметно покачивался, подобно цветку лотоса на воде, но Будду это нисколько не беспокоило. Как не беспокоил антураж небольшого зальчика, выдержанного в красно-черных тонах. Вдоль стен шли застекленные шкафы, а центр зальчика занимал архипелаг из составленных в каре невысоких стеллажей. На стеллажах теснилась книги, журналы и какие-то коробки, к которым Брагин – от греха подальше – решил не присматриваться. Не фокусировать взгляд ни на них, ни на содержимом шкафов. В дальнем углу обнаружилась стойка с возвышающимся над ним компьютером, и к ней-то Брагин и направился. За стойкой сидела (вернее, полулежала в кресле, забросив ноги на стол) молодая девчонка с волосами, выкрашенными в провокационный ярко-розовый цвет. Смешная. Нет, скорее забавная. Впрочем, о том, что девушка забавная, Брагин подумал спустя несколько секунд, когда она оторвалась от книги, почти полностью скрывавшей ее лицо. Книга была не толстой, больше похожей на буклет, но молодые девушки и не читают толстых книг. И они не готовы умереть. Никто не готов, но они – особенно. Толком рассмотреть обложку Брагин не успел, кажется, там был чей-то обрезанный наполовину силуэт. Мужской. Мужчина в солнцезащитных очках, да. Лысоватый со лба. – Интересная? – спросил Брагин, скосив глаза на книгу. – Не оторваться, – ответила девушка. – «СТРАСТЬ: Между черным и белым». Между черным и белым – розовые волосы. Смешная. Нет, забавная. – Рекомендуете? – Годара? Она улыбнулась, дружелюбно и в то же время снисходительно, как можно улыбаться только в юности, когда знаешь все на свете и все на свете успел испытать. Кроме разве что… каково это – лежать на влажной жирной земле, в пальто, которое тебе немного велико; оно защищает, но и этой защиты ты скоро лишишься – когда к тебе приблизятся незнакомые люди и заглянут в тебя, как в разбитое зеркало, и отшатнутся в ужасе, едва не порезавшись об осколки. А потом, немного придя в себя, вызовут множество других незнакомых людей, и все закончится железным столом и железным ящиком в железном шкафу, и даже пальто у тебя отнимут. Успокойся уже, Сергей Валентинович. Уймись, а? – Я вас слушаю. Только теперь Брагин заметил бейдж на груди девушки: КИРА Администратор Ольга Трегубова была продавцом-консультантом, закрываем тему, мать твою. У девушки подвижное живое лицо (слава богу – лицо!); не красавица, но что-то в ней есть. Такие нравятся всем без исключения парням, но особенно – затравленным ботанам и отвязным паркурщикам; крайности всегда сходятся – и в предпочтениях тоже. Зеленые прозрачные глаза, вздернутый нос, левая бровь наполовину сбрита. Это не портит девушку, и широкий, почти мужской рот не портит. Но вся прелесть администратора Киры – именно в этой подвижности, мгновенной, почти неуловимой смене настроений. Ей все нравится, и секс-шоп, и ночная работа, и ноги на столе, и Годар, и черное, и белое, и то, что между. Классифицируется как страсть, а там бог ее знает. – Э… – булькнул Сергей Валентинович. – Понятно. – Кира улыбнулась еще шире и неожиданно подмигнула Брагину. – Так что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить? – Э… Да что ж такое-то? – Вот, держите. – Девушка протянула ему увесистый полноформатный каталог и остро заточенный карандаш. – Ознакомьтесь с ассортиментом и отметьте выбранные позиции. Затем верните каталог мне, и я подберу вам товар. Пойдет? Брагин кашлянул, прочищая горло, и тихо произнес: – Интересуют наручники. Но не те, которые на руки… Которые на ноги. Хотелось бы взглянуть. – Только они интересуют? У нас большая БДСМ-линейка и широко представлены альтернативные практики. – Давайте ограничимся наручниками. – Поножи. Это называется поножи. Кира поднялась с места и, осторожно обойдя Брагина, направилась к ближайшему к стойке стенду. Сергей Валентинович поплелся за ней. Через несколько мгновений она уже снимала какие-то небольшие коробки. – Есть варианты в кожзаменителе, есть варианты в коже. Есть комбинированные – кожа-мех, кожа-плюш. Есть фиксаторы в стиле «японский шелк», поводок в комплекте. – Поводок? – опешил Брагин. – А поводок зачем? – Элемент ролевой БДСМ-игры. Но собаку выгулять тоже можно. В глазах девчонки он, безусловно, ближе к выгулу собак, чем к ролевым играм, но не все ли равно, что она думает? – А есть вот эти самые поножи… из металла? – Жесткая фиксация? Теперь она решит, что Брагин какой-то извращенец. Наверняка. – Что-то вроде. Из металла, но чтобы была опушка или оплетка. Как вы там сказали? Мех, плюш? Это подошло бы. – Сейчас поищу образцы. Розоволосая администратор отошла от Брагина, присела на корточки перед нижней секцией шкафа, открыла дверцы и принялась вытряхивать очередную порцию коробок. В этот момент над входной дверью звякнул колокольчик, дверь распахнулась, и на пороге возник молодой человек с картонной упаковкой в руках: два стакана кофе на вынос и что-то еще. Отсюда не разглядеть. Будда-привратник отреагировал на появление парня ровно так, как десять минут назад отреагировал на Сергея Валентиновича. Даже глаз не открыл и не расцепил толстых пальцев, сомкнутых на толстом животе. Парень, напротив, коснулся свободной рукой плеча азиата: «Привет, чувак, вот и я». Типичный ботан. Хипстерня. Квинтэссенция хипстерни: аккуратный череп, аккуратная – волосок к волоску – прическа; штаны в облипку, с низкой, прости господи, мотней. Не было дня, чтобы эти чертовы недоштаны не промелькнули где-нибудь поблизости от Брагина, это называется – уличная мода. Зато черная футболка – вне всякой моды, полгорода в таких ходит. И сейчас, и десять, и двадцать лет назад. Футболка самая обычная, да. Если не считать надписи. WAKE ME UP WHEN THE LIFE ENDS[4]. Брагин не особенно силен в английском, но общий смысл послания понимает: что-то фрондерское и выпендрежное насчет конца жизни, ах ты, сукин сын. Что ты вообще знаешь про конец жизни? Успокойся уже, Сергей Валентинович. Уймись, а? Лицо тоже аккуратное, правильное, пропорции соблюдены идеально. Настолько идеально, что если раскладывать физиономию вновь прибывшего на геометрические составляющие, то все квадраты, параллелограммы и треугольники подойдут друг другу идеально, без всяких зазоров. Все с ним хорошо, с лицом, отвернешься и не вспомнишь. А вот очочки приметные: узкие, в тонкой железной оправе, стекла не прозрачные, а какие-то дымчатые, слегка затемненные. Очевидно, у парня проблемы со зрением. А может, и нет, кто этих хипстеров поймет? Кофе явно предназначался девчонке, но аккуратный парнишка даже не подумал к ней подойти; понимает, что та обслуживает клиента. Вышколенный. – Вот, посмотрите. Кира протянула Брагину несколько небольших коробок с прозрачными пластиковыми окошками. – Можете пока выбрать цвет. Черный, синий, красный. Розовый, как волосы у девчонки. Пока следователь рассматривал плюшевые кольца с прикрепленными к ним цепочками, Кира успела отойти к стойке, у которой ее уже ждал ботан. – Привет, Феликс. – Капучино. – Спасибо. Черт бы побрал Пасхавера с его теориями. Черт бы побрал самого Брагина, не должен он рассматривать эту роскошь специфического человеческого общения. А вот, поди ж ты, рассматривает и даже прикидывает, что все пасхаверовские домыслы вполне могли оказаться правдой. И какая-нибудь девчонка в каком-нибудь похожем магазинчике продала Альтисту закамуфлированные плюшем железные кольца, даже не подозревая, для каких целей он их покупает. Может, так. Может, нет. Девица и ботан о чем-то тихо разговаривали, – как приятели, а не как влюбленные. Да и приведи очкарик это розовое чудо в семью, его родители вряд ли обрадовались бы такому приобретению. Наверняка и семья хорошая, преподавательско-профессорская, интеллигентные шататели режима. С утра до вечера заседают на фейсбуках, шпыняя власть и проклиная ее в самых красочных причастных оборотах. Зачем им невестка, заведующая резиновыми куклами и фаллоимитаторами? Найди себе другую, сынок, из нашего круга. Брагин даже пожалел ботана, но ровно до той минуты, пока парень не снял свои узкие дымчатые очки – чтобы протереть их мягкой салфеткой. Не так он прост, этот Феликс. Глаза у Феликса жесткие и холодные, очень цепкие; цвет так сразу не определишь – олово, сталь? Все-таки олово. Вроде бы давно остывшее, но где-то в глубине все еще затухает и никак не может затухнуть огонь. – Выбрали что-нибудь? – спросила у Брагина Кира. – Подумаю еще.