* * * В понедельник машина за мной подъехала чуть раньше, чем договаривались, но я уже был полностью собран и не заставил себя ждать. Выйдя к автомобилю, я обнаружил, что кроме Безрукова, который сидел за рулем, в салоне находится ещё два человека. Свободным оставалось только место на заднем сиденье справа, которое я и занял. Рядом со мной сидела русоволосая женщина среднего телосложения в возрасте лет тридцати пяти, которая первой протянула мне руку и представилась: — Пастухова Мария Трофимовна. — Очень приятно, Ковалев Андрей Иванович, — ответил я, пожав мягкую ладонь. — Я знаю, Василий Лукич про Вас рассказал, — доброжелательно откликнулась собеседница, и показав взглядом на мужчину, сидящего на переднем сиденье, сообщила, — а это Сухарев Кондратий Петрович. Тот тем временем слегка повернулся на своем месте, но не стал тянуть руку между сиденьями, а ограничился минимумом вежливости: — Рад знакомству. В течении нашей поездки выяснилось, что во-первых Мария Тимофеевна работает врачом-терапевтом в заводской поликлинике, а во-вторых, это очень общительная и разговорчивая особа. Прямо до коликов в печенке разговорчивая. По приезду мы с Безруковым направились в заводоуправление, где я тщательно прочитал и подписал документы. Далее он проводил меня в опытно-производственный цех, где познакомил с персоналом, после чего мы, посовещавшись и определив планы, приступили к работе. Сроки наркомат нам определил жесткие, но на мой взгляд, вполне выполнимые. Снегоход — штука относительно простая, ненамного сложнее велосипеда. По большому счету, здесь только два сложных узла — двигатель и коробка передач. Двигатели, благодаря связям Безрукова, должны поступить на завод до конца недели — он сам за ними выезжает во вторник. А вот КПП придется делать с нуля. Мною уже в изначальном проекте была предложен вариатор на четырех конусах, однако Безруков, хотя и был восхищен изяществом конструкторского решения, всё же предложил сделать прототип ещё и и с механической коробкой передач. Я согласился на это его предложение, так как у меня были сомнения, что на доступном мне заводском оборудовании можно сделать качественную автоматическую коробку — здесь очень важна точность обработки деталей. Определив задачи на ближайшее время, мы приступили к работе. На следующий день Василий Лукич уехал в Подольск за двигателями и всё руководство производственным процессом осталось на мне. Тут я столкнулся с тем, что в наш небольшой коллектив хоть и были подобраны относительно неплохие специалисты, но с производственной дисциплиной и инициативой у них было туго. Эти ребята были готовы ходить на перекур каждые полчаса, поставленную задачу делали медленно, с ленцой, а когда заканчивали какую-либо работу, то не спешили об этом сообщить, чтобы не получить новое поручение. Одним словом, все дружно волынили. Я как-то по-иному представлял себе советский пролетариат. Но жесткий контроль, командный опыт, полученный мною в Финляндии и демонстрация орденов сделали свое дело: к пятнице мне удалось заставить коллектив работать без моего ежеминутного контроля. А там и Безруков приехал, активно подключившись к делу. В субботу (рабочая неделя-то шестидневная!) мы с ним ещё раз обсудили наши планы и сошлись на том, что я концентрирую свои усилия в первую очередь на коробках передач, а на нём — все остальные агрегаты. Вечером я вместе с Болеславой выехал в Москву. Там мы на метро добрались до Киевского вокзала, где в десять часов утра я посадил её на поезд до столицы Советской Украины и в расстроенных чувствах отправился бродить по московским рынкам, где к моему глубокому удовлетворению, смог купить то, что искал — сильно подержанную печатную машинку с дореволюционным шрифтом и пачку бумаги немецкого производства. Это были весьма значимые детали для выполнения ещё одного моего плана. Изначально, попав в СССР, я имел довольно простые намерения — легализоваться, получить неплохой источник дохода и избежать участия в боевых действиях. Если говорить о доходе, то я частенько вспоминал о саквояже с золотишком, который зарыл неподалеку от Львова, однако сейчас дотянуться до него не было никакой возможности. Между Западной Украиной и СССР так и оставалась граница с паспортным контролем и досмотром, пересекать которую можно только при наличии специального разрешения, которое в общем получить несложно, вон Болеслава без проблем получила разрешение на выезд, надеюсь и на обратную дорогу получится в Киеве оформить. Но у меня статус особый, поэтому без шансов. Можно было бы дать координаты закладки Болеславе, но вдруг она засыпется при перевозке через границу? Мне любимая дороже всего золота мира. Кстати, те драгоценности, которые я отдал Болеславе перед расставанием под Немировом, она полностью привезла сюда, но там в основном были женские украшения, да и не в том количестве, чтобы вызвать у таможенников серьезные подозрения. Однако их оказалось вполне достаточно, чтобы поддержать наше благосостояние. Так что, как это ни печально, саквояжу скорее всего придется ждать меня до конца войны. В этой связи меня более всего бесило то, что там было полно иностранной валюты в бумажных банкнотах. Марки после войны станут макулатурой (а их там больше всего), франки и фунты сильно упадут в цене. Курва! Пся крев! И трехэтажный русский мат в придачу! Ладно, кажется я отвлекся. Так вот, что касается печатной машинки. Изначально я не хотел сообщать о своих послезнаниях советским власть предержащим. Так спокойнее. Мне спокойнее. Я ведь знаю, что СССР всё-равно победит. Но пожив здесь, повоевав плечом к плечу с советскими гражданами, я стал ощущать какую-то общность с окружающими меня людьми, можно даже сказать, что я полюбил тех простых и открытых людей, которые в большинстве своём окружали меня. Поэтому после возвращения с войны я стал обдумывать возможность письма Сталину, такого письма, чтобы не навредить ни себе, ни стране. А то и другое вполне возможно, если рубануть всю правду-матку. К примеру если написать про ядерное оружие и Сталин вдруг поверит в возможность его создания и бросит на это направление все силы, а в результате, по различным причинам бомбу сделать не смогут, истратив ресурсы которые были бы полезнее на других направлениях. Или, поверив в неизбежность войны, Сталин решит нанести превентивный удар, начнет концентрировать войска на границе, но немцы, получив об этом информацию, с учетом более развитой транспортной сети и лучшей организации, смогут быстрее сформировать ударные группы, а затем и разбить нашу армию в приграничном сражении за счет боевого опыта и лучшей тактики. В этом случае у СССР второго эшелона не останется и дорога на Москву будет открытой. И вот после долгих раздумий я решил написать в адрес руководства СССР от имени выдуманного белоэмигранта, который якобы получил доступ к военно-политическим секретам третьего рейха. Письма будут мною печататься на импортной бумаге с помощью машинки со старым шрифтом. Теперь вот ещё надо старую дореволюционную грамматику изучить. Разумеется, на этих приобретениях я не остановился (в кои-то веки в Белокаменную выбрался), купив на рынках по сумасшедшим ценам кофе, английский чай и кое-что из одежды. По возвращении в Горький я впрягся в работу на полную катушку. Времени на раскачку нет совсем. Тут ведь оригинальная система мотивации — за невыполнение правительственного поручения могут и в саботаже обвинить, со всеми вытекающими последствиями. Эту тему я с Безруковым не обсуждал, но было видно, что он тоже понимает опасность затягивания сроков. Поэтому мы вдвоем и оставались каждый день, работая сверхурочно. Это у пролетариев восьмичасовой рабочий день, как положено, а нам, инженерам, о таком даже мечтать нельзя. Разумеется, на автозаводе мы такие были не одни. Тот же Сухарев выходил с завода вместе с нами около восьми вечера. Пастухова уезжала раньше, так она и не инженер. Ну а через две недели я снова поехал в Москву, чтобы встретить Болеславу. Мы ведь заранее условились, что две недели ей должно хватить на всё про всё и в воскресенье я буду ждать её на Киевском вокзале. Как и договаривались, она приехала на прямом Львовском. Стоя у торца прибывшего состава я издалека увидел свою любимую. В легком до колен ситцевом платье без рукавов с полуторагодовалым мальчиком на руках она шла летящей походкой вслед за носильщиком, как модель по подиуму, невольно притягивая взгляды всех окружающих мужчин. Но в этом людском потоке любимая смотрела только на меня своим чудесным лучистым взглядом. Когда она приблизилась, я протянул руки, чтобы взять мальчика на руки — ей ведь нельзя долго нести тяжелое, но Святослав упёрся кулачками мне в грудь и захныкал. Болеслава тут же стала гладить ребенка и уговаривать, чтобы он согласился покататься на дяде Андрее. Пяток минут покапризничав, мальчик наконец успокоился, я взял свободной рукой чемодан и мы направились к стоянке такси, откуда вскоре добрались до Ярославского вокзала. Там получилось удачно купить билет на дневной поезд, так что к девяти вечера мы были уже в Горьком. Только оказавшись дома, Болеслава подробно рассказала про своих родственников, раньше мы об этом молчали, опасаясь посторонних ушей. Начала она с того, что марте этого года родителей её бывшего мужа Казимира арестовали. Те ведь жили во Львове, были дворянами, да ещё и его отец состоял в какой-то правой польской партии. Вообще странно, что они так долго на свободе протянули. А в апреле энкавэдэшники приходили и к ней домой. Но её родители показали тем справку о разводе, сказали что она уехала в СССР, адрес им неизвестен. Энкавэдэшники ушли и больше не появлялись. Кстати, я, кажется, об этом ранее не упоминал — развелась она ещё в октябре прошлого года. Оказалось, что мамин двоюродный брат дядя Миша сотрудничал с коммунистами ещё при поляках, вследствие чего при новой власти смог получить неплохую должность в городской управе. Он и поспособствовал разводу. Местонахождение Казимира было неизвестно, однако это не имело никакого значения, по одному её заявлению в тот же день внесли запись в ЗАГСе и выдали справку о разводе. Тот же дядя Миша помог ей оформить и разрешение на выезд в СССР. Так вот, возвращаясь к родственникам, родители Болеславы всё же поверили в то, что оставаться во Львове опасно и решились на переезд в Горький. Дело это небыстрое, там ведь надо продать дом, но они планируют за пару месяцев управиться. Так что скоро к нам приедет тёща. Даже не знаю, огорчаться или радоваться. Ну да это всё дела житейские, для меня же первоочередной задачей было создание снегохода. А там всё пока было довольно сложно, работы с коробками переключения передач было невпроворот, но я, не впадая в уныние, упорно двигался к намеченной цели. Если по вариатору уже приступили к изготовлению деталей (он ведь к началу работ был у меня уже спроектирован), то по механической коробке пока ещё была стадия расчетов. Но дело шло и в середине августа мы поставили на стендовые испытания вариатор, который в целом показал неплохие результаты, однако Безруков высказался о нем довольно скептически. — Ремень рвет через семьсот-восемьсот километров пробега, так никакой резины не напасешься. И это ещё на стенде, а при эксплуатации в реальных условиях хорошо если пятьсот километров вытянет. Так на одних ремнях разоримся! — Пеньковое армирование никуда не годится. Надо попробовать другие варианты, шелк, например, и сделать ремень многослойным. — Ты хоть представляешь сколько такой ремень будет стоить? Допустим, протянет он две тысячи километров, а стоить будет раз в десять дороже пенькового. Да, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Похоже, несовершенство современных технологий ставит крест на вариаторе. Где же вы, высокопрочные синтетические волокна? Да, ЗДЕСЬ вам не ТАМ. — Ну, в любом случае, хотя бы один экземпляр с автоматикой надо собрать, покажем, что не зря хлеб ели. А механическая коробка будет через неделю готова, но я опасаюсь, что при отключении сцепления, замедление будет слишком быстрым. — Ты уже говорил об этом. Думаю надо поставить маховики вот тут, — Василий Лукич ткнул карандашом в лежащий перед нами на столе чертеж, — Инерция увеличится. — Хм, а это вариант, — согласился я с ним, немного поразмыслив, — Набор скорости замедлится, но зато нам будет что показать наркомату. Надо изготовить маховики разных размеров, чтобы подобрать оптимальный вариант на испытаниях. Да, проблем при создании снегохода хватало, но как бы то ни было, работая с Безруковым рука об руку в состоянии перманентного аврала, к двадцатому сентября мы изготовили четыре прототипа — один с автоматической коробкой, и три с механикой с различными вариантами ходовой части. А двадцать первого Безруков отправил в наркомат телеграмму, что образцы изготовлены, но из-за отсутствия снега нет возможности провести ходовые испытания. Так-то мы немного погоняли по траве на пойменном лугу, чтобы убедиться, что машины едут, но эти покатушки к делу не пришьёшь, хотя оптимизма они нам добавили. По причине того, что работа нашей группы встала на паузу, Безрукова и остальной персонал перекинули на другие участки работ, чтобы не бездельничали, а я взял на за заводе отпуск за свой счет и вернулся к занятиям в техникуме. А то в этом учебном году я был там всего один раз — первого сентября, когда сообщил директору, что ходить на занятия нет возможности. Тот уже знал, что я работаю на автозаводе, и к моим прогулам отнесся с пониманием, тем более что ранее мной уже было показано, как быстро я могу догнать учебную программу. Дома у меня в это время был настоящий бедлам — семья Болеславы приехала в начале сентября, и не только родители с младшим братом Михаилом, но ещё и дядя Абрам из Немирова с женой и двумя младшими дочками. Он как-то быстро поверил, что евреям опасно оставаться рядом с немецкой границей. Успел насмотреться на уберменшей за те десять дней, что фашисты хозяйничали в Немирове. Так что мой дом временно превратился в хостел, даже баня в качестве жилья используется. Но ничего, родители жены уже присмотрели себе дом в паре километров от нас. Дядя Абрам пока в активном поиске, но надеюсь, тоже скоро съедет. По причине перенаселенности я старался как можно больше времени проводить в техникуме, домой только ночевать приходил. Памятуя о быстротечности времени, усиленно учился, догонял программу, кроме того, подробно обсуждал с преподавателями техникума снегоход, ведь многих из них эта новаторская идея очень заинтересовала. Дошло до того, что в воскресенье шестого октября я с группой преподавателей и директором техникума выехал на завод, где показал им готовые прототипы и погонял один образец на стенде. Обсуждение затянулось до самого вечера и ушли все в приподнятом настроении. Я гордился искренними похвалами и интересом со стороны преподавателей, а они радовались, что их ученик такую передовую штуковину изобрел. Вариатор, несмотря на все его недостатки, привел моих наставников в неописуемый восторг. И все единогласно решили, что надо, не посягая на моё авторство, заняться исследованиями на базе техникума. В то же время появилась и новая напасть — на тренировку заявился Кошкин из горкома комсомола и с ходу заявил, что я должен, просто обязан, принять участие в чемпионате СССР по самбо, который состоится в конце ноября. Вот не было печали. Мне, вообще-то, выше крыши хватило награды за высокие результаты в стрельбе и лыжах. Эта награда называлась «увлекательная поездка на войну». Поэтому я аккуратно его отшил, сославшись на выполнение правительственного задания. К началу октября мой дом, наконец, освободился от постояльцев и я смог заняться письмом с послезнаниями. В первом послании я написал о себе, представившись белым офицером-эмигрантом, переживающим судьбе Родины. «Скажу честно, я не питаю любви к большевикам и не представляю для себя возможным вернуться в коммунистическую Россию, но гитлеровская власть мне представляется куда более разрушающей для моей далекой Родины нежели коммунистическое правление. Получив доступ к военно-технической информации Германии…». Далее я подробно описал тактику и стратегию, применявшуюся вермахтом во французской кампании, штатные расписания частей и подразделений, описал технику и вооружение. Ну и про «Брандербург-800» упомянул. Пришлось, конечно, попотеть со старой грамматикой, но тут мне очень помог орфографический словарь 1910 года выпуска, купленный в букинистическом магазине. Письмо отпечатал в четырех экземплярах и спрятал в тайнике. Отправлять надо из Москвы, чтобы выглядело, будто этот доброжелатель передал его через дипломатов или торговых представителей. За всеми этими заботами дождливый октябрь промелькнул как опавший лист, гонимый осенним ветром, а уже второго ноября весь день шел долгожданный снегопад, навалив полуметровые сугробы. Утром третьего числа, несмотря на воскресный день и непогоду, ко мне заявился Безруков. Стряхнув в сенях снег с шапки и пальто, он не стал проходить в дом, а, поздоровавшись, потребовал, чтобы я немедленно одевался. — Василий Лукич, что же Вы так спешите, никуда наши снегоходы не денутся, заходите, попьём чаю, да и поедем. — Нет, нет Андрей Иванович, одевайтесь скорей. Я сегодня машину не смог завести, да она бы по этим сугробам и не прошла, сюда-то на трамвае добрался, а на автозавод придется паровозом ехать, он через полчаса отправляется! Вот чёрт! Я немедленно бросился в дом, натянул на себя первую попавшуюся под руку одежду, сверху накинул пальто, впрыгнул в унты и, схватив шапку, выскочил на улицу. — Идёмте, быстрым шагом должны успеть. Да, с транспортом здесь серьёзные проблемы. Трамвайной линии до автозавода нет, изредка ходят автобусы, но если улицы и правда занесены снегом, то на них надеяться нельзя. Остаётся пригородный паровоз, который здесь выполняет роль электрички. Но ходит он по расписанию каждые два часа. Так что лучше не опаздывать. Исходя из этих соображений, мы с Безруковым устроили экстремальный забег по заснеженным тротуарам. Ну не то что бы бежали, если быть точным, мы быстро шли по колено в снегу, а где-то и по уже натоптанным тропкам. У меня-то выносливость в норме, а коллеге туго пришлось. Спортом надо заниматься! Но как бы то ни было, на поезд мы успели и, заняв место, Безруков первым делом достал папиросу и закурил, блаженно закатив глаза. Вот что меня бесит, ТУТ курят все и везде, как будто так и надо. Сделав пару затяжек и отдышавшись, он продолжил разговор, начатый ещё у меня дома, на бегу-то нам не до болтовни было: — Снегоходы никуда не денутся, тут ты, Андрей Иванович прав, а вот снег и стаять может. Ноябрьский снег весьма ненадежный. Сегодня минус десять, а завтра и плюс пять может быть. Поэтому нельзя терять ни минуты. — Это да, время нельзя терять, — сидящий рядом со мной мужичок бесцеремонно влез в разговор, прикурил свою «беломорину» от папиросы Безрукова и, с показным наслаждением затянувшись, продолжил, — А то я едва успел, как конь по вокзалу бежал, будь неладен этот снегопад! А опоздал бы на минуту, пришлось бы два часа ждать. Во как!.. Н-да в вагоне о делах не поговоришь, народ ведь тут простой, этикетам не обучен. А мужичок, назвавшийся Кузьмой, оказался весьма разговорчивым и, не обращая внимания на вежливое игнорирование с нашей стороны, старательно скрашивал нашу дорожную скуку своими житейскими рассуждениями: — …А это ещё что молодежь-то удумала — чуть что сразу разводиться! У меня соседу ещё тридцати нет, так он уже третий раз женат. Вот я ему говорю: ты что это Миша, думаешь, что можешь найти бабу, у которой там как-то по другому устроено? — Эта незамысловатая шутка вызвала заметное оживление среди близсидящих пассажиров, и Кузьма, воодушевившись проявленным вниманием, продолжил, — А он мне говорит, дескать, характер! Да какой-сякой характер? Дай ей пару крепких зуботычин, будет как шелковая! На эту его эскападу с середины вагона откликнулся звонкий женский голос: — Ишь, мракобес, что удумал — зуботычины! Да я такому скалкой всю дурь вместе с мозгами в два счета бы выбила! После этой эмоциональной реплики большинство пассажиров с жаром подключилось к обсуждению современных нравов, по большей части выражая возмущение непристойным поведением молодёжи. * * * Когда мы приехали на завод, то я с некоторым удивлением обнаружил, что несмотря на выходной день, здесь довольно много народа, в основном инженеры, но кое-где было видно и рабочих. Добравшись до опытного цеха, мы вывели на улицу два снегохода, завели их, и по заснеженным заводским улицам двинулись к проходной. Выехав за ворота, прибавили скорость и пронеслись мимо жилых многоквартирных домов в сторону ближайшего пустыря. Остановившись там, я увидел на лице Безрукова неподдельный восторг — да, такого удовольствия от скорости как на снегоходе, не испытаешь даже на мотоцикле. Душа буквально поет, когда под рев двигателя летишь по снежной равнине. Но холодно, однако. На скорости встречный ветер моментально выдувает тепло и мороз пробирает до костей. Как-то я во всей этой кутерьме забыл о необходимости специальной одежды, в модном пальто поехал испытания проводить, пижон одним словом. — Вот что мы упустили с Вами, Василий Лукич, надо специальную теплую одежду — лучше всего подойдет костюм на меху, крытый кожей, как у летчиков. — Это ты Андрей Иванович, правильно заметил, и главное своевременно, — с сарказмом согласился Безруков, растирая ладонью замерзшее лицо, — В самом лучшем случае, на все согласования уйдет недели две, это если получится на нашем авиазаводе договориться. А снег в любой момент может растаять, и за нарушение сроков, которые и так уже пропущены, нас по голове не погладят. Н-да. Снег. Я осмотрелся по сторонам. Вокруг белым-бело и нет никаких намеков на скорую оттепель, но местным старожилам лучше доверять. — Так может, хотя бы ватные костюмы… — Согласен, — после короткого раздумья ответил инженер, — По крайней мере это лучше чем ничего. Возвращаемся на завод! Мы сели на железных коней, дали по газам и вскоре вернулись на предприятие. Я остался в цеху и поставил кипятить чайник, чтобы согреться, а Безруков рванул на снегоходе добывать одежку. Не было его минут двадцать, как раз успела вскипеть вода. Коллега, как и обещал, где-то раздобыл ватные костюмы, но не новые, а хорошо поношенные, но подходящие по размерам. Попив горячего чаю, мы вновь отправились на пустырь и стали гонять машины на разных режимах. Вскоре на пустыре появились местные мальчишки, которые, несмотря на все наши просьбы не мешать, с восторженным улюлюканьем стали бегать вслед за снегоходами, потом подтянулись и взрослые, которые стояли в стороне и с интересом разглядывали и обсуждали между собой странные мотоциклы. К часу дня мы оба основательно замерзли и проголодались. Василий Лукич сообщил, что неподалеку есть хорошее кафе и мы направили туда своих железных коней. Оставив снегоходы у крыльца, мы вошли в просторный светлый зал, сдали одежду в гардеробе, сели за свободный столик, и пока не забыли подробностей, приступили к заполнению протокола испытаний. Вскоре подошла вежливая официантка и приняла заказ. — А неплохо тут, — констатировал я, отведав щей с бараниной. — Одно из лучших мест в городе, — согласился Безруков, — Его изначально создавали для американских инженеров, которые помогали завод строить, те давно ухали, а кафе вот осталось. Сытно поев, мы оседлали снегоходы и, вернувшись на пустырь, продолжили испытания. В понедельник к испытаниям подключились представители заводского конструкторского бюро, а во вторник на пустыре появились и преподаватели техникума. Неожиданно среди преподавателей увидел Смирнова, преподавателя химии. Казалось бы, это не его тема, но тот с интересом осмотрел машины, потом подошел ко мне: — Коллеги сказали, что у вас проблемы с ремнем коробки передач? — Да, рвется быстро, думаю пеньковое армирование для него слабовато. — Да, пенька для таких нагрузок — слабый материал, но могут быть и другие причины. Вы ведь обычное трансмиссионное масло заливаете? — Ну да, другого ведь нет! — А в автомобильной коробке передач резины нет. Поэтому надо посмотреть, как это масло с резиной на химическом уровне взаимодействует. А так-то существуют методы повышения прочности и эластичности резины, которые могли бы значительно улучшить прочность ремня, но из-за дороговизны у нас такую резину не делают. Ну а мне-то что с того, что методы вроде и есть, но фактически нет? Сомневаюсь, что в нынешних условиях вариатор примут в производство. А ведь такая хорошая идея была! Эх! Смирнов, так и стоявший рядом со мной, после некоторой паузы продолжил, понизив голос: — Я, собственно говоря, хотел бы с Вами ещё по одному делу поговорить, наверное этот вопрос даже более важный, — здесь он сделал паузу и осмотрелся, поблизости никого не было, все остальные устроили перекур чуть в стороне и что-то шумно обсуждали, кажется речь шла о ресурсе гусеницы, — Дело в том, что я родом из Мурома, и у меня обычно останавливаются родственники, приезжающие в Нижний по делам, — тут он практически перешёл на шепот, — Елена Викторовна родила в конце августа. Мальчик. Нокаут. Я забыл как дышать, судорожно пытаясь осмыслить услышанную информацию. Курва!.. Ничто не предвещало… Нет, ну как так-то?!.. А ведь как все было хорошо… Она ведь говорила… Пся крев!.. А что вообще делать?.. Болеслава на седьмом месяце… Нет, ну ведь Лена говорила!.. Так вот почему!.. Курва!.. Зачерпнув горсть снега, я растер лицо. Пиковая волна стресса быстро схлынула и вскоре я смог вернуться в реальность. Смирнов, прочитав по моему лицу эмоциональную реакцию, отошел в сторону, остальные коллеги, похоже, не успели заметить мой кратковременный нервный срыв. Что-то хромает у меня стрессоустойчивость, спокойнее надо быть, а там глядишь и само рассосется. Хотя нет, это не тот случай, не рассосётся. Ну Ленка, ну сука! Теперь понятно, что она из Горького свалила не из-за болезни матери, а в связи собственным положением. Ну вот кто бы мне ещё сказал, нахрена она это всё затеяла? Ну да ладно, правда ведь спешить некуда. Мальчик-то уже родился. Усилием воли я отодвинул мысли о Ленке и ребенке на второй план и постарался переключиться на работу. Получилось весьма посредственно. Однако в данный момент каких-то особых интеллектуальных или физических усилий от меня не требовалось. Испытания шли своим ходом, желающих наматывать круги на снегоходах было более чем достаточно. Статистику взял на себя Безруков, так что я вообще мог ничего не делать. Хотя, всё-же надо было показывать своё деятельное участие, чем я и занялся — накрутил десяток кругов по пустырю на первой передаче. Отметил в протоколе испытаний появившиеся шумы в КПП, поговорил с заводскими инженерами и преподавателями об особенностях рулевого управления — дескать, попытка сэкономить, оставив одну лыжу вместо двух, выйдет боком. Ну и дальше в том же духе. По приходу домой выпил стакан водки, чтобы не утонуть в рефлексиях, а перед сном добавил. Супруге объяснил, что устал и надо снять стресс. Поэтому выспался хорошо, и с утра проблема Лены и ребенка более не казалась такой глобальной и нерешаемой как вчера. Сегодня мы испытывали возможность буксировки саней с грузом. Здесь посыпались проблемы. При расчетах изначально неправильно оценили силу трения, что сейчас приводило сбоям в работе машин. На одном снегоходе КПП заклинило, два других вообще не тянули прицеп с тонной груза на третьей и четвертой передачах, лишь машина с вариатором без каких-либо сложностей таскала сани, груженые ребятней. И детворе развлечение и нам проще, когда груз сам садится в прицеп и покидает его. После обеда я сообразил, что было бы неплохо сохранить для потомков этот исторический момент, съездил до ближайшего фотоателье и привез фотографа. Моя идея всем присутствующим пришлась по душе и оставшиеся три часа светлого времени были для испытаний потеряны. Фотограф трудился не покладая рук, все участники испытаний стремились запечатлеться по одному и группами, верхом на снегоходе и стоя рядом, одетыми в ватник и раздевшись до костюма. Н-да, в этом времени любителей селфи тоже предостаточно, однако каждый кадр стоит немалых денег, особо не разгонишься.