Часть 16 из 24 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Капитан, нахмурившись, зыркнул на меня с выражением: «Ну кто тебя просил?», и выдержав небольшую паузу, произнёс:
— Думаю, товарищи Ковалев и Антипов правы. Я, честно говоря, за то небольшое время, что провел в отряде, не успел разглядеть всех проблем, о которых говорил Ковалев, но в целом, картину он обрисовал правильно. Поэтому соглашусь с мнением товарища Антипова и, если у присутствующих нет возражений, принимаю должность командира отряда. Времени на раскачку у нас нет, поэтому товарищ комиссар, — посмотрел на Антипова, — Идите, работайте с личным составом, сообщите им о смене командира.
Политработник поднялся и вышел, а Кузнецов, расстелив карту, жестом подозвал всех оставшихся подойти поближе и продолжил, — Ковалев прав, место дислокации у нас негодное, давайте подумаем, куда переносить лагерь… Мы все склонились над столом и уже через пять минут, я признался:
— Беру назад свои слова по поводу плохого расположения лагеря, был не прав. Другие варианты ещё хуже. Однако диверсии поблизости проводить нельзя, надо будет переправляться через Березину к Осиповичам и там шуметь. Но, в любом случае, зиму здесь мы не продержимся, поэтому в конце сентября надо будет обязательно уйти южнее Бобруйска, — и добавил, заметив косые взгляды коллег, — Ну это если наши фашистов раньше не прогонят, — тут ведь почему-то все уверены, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и враг побежит, сверкая пятками.
Совещание продлилось до самого обеда, на который давали похлебку из перловой крупы с трофейной тушенкой. Вполне съедобно и сытно. Набив желудок, я развалился на еловых ветках, вспоминая прошедшее совещание. Капитан дал ясно понять, что отправлять меня к фронту он не собирается. Уж очень ему понравилось, как я фрицев режу. Назначив меня помощником по особым вопросам, он сразу озадачил темой вооружения и взрывчатки. В ответ я ткнул в указанные на немецкой карте пункты сбора трофеев. Кузнецову идея понравилась и он решил не откладывать её реализацию в долгий ящик. Так что через два часа выдвигаемся. Я назначен командиром группы, мне в распоряжение будет передано отделение сержанта Хомича.
Вообще, как я понял из обсуждений, партизанский отряд возник на основе трёх десятков сельских активистов (Коровин до войны был председателем колхоза), не успевших эвакуироваться и разумно решивших спрятаться в лесу, дожидаясь скорого, по их мнению, возвращения Красной Армии, потом на них стали набредать разрозненные группы окруженцев, среди которых был и Антипов, решивший, что настоящим патриотам и коммунистам не подобает трусливо сидеть в лесу, дожидаясь освобождения, и надо воевать против немцев, но вот компетенции у него для этого не хватило — они осуществили несколько нападений на немецкие гарнизоны в оккупированных селах (хорошо хоть додумались отойти подальше от лагеря), в этих боях партизаны понесли большие потери и растратили боеприпасы. Последние две недели они тут все питались пустой перловой кашей, да иногда хлеб из деревень приносили. Поэтому наш с капитаном грузовик пришелся очень кстати.
Отдохнув с полчасика, я увидел приближающегося сержанта — широкоплечего парня лет двадцати в сильно потрёпанной красноармейской форме, который подойдя, доложил:
— Товарищ младший лейтенант, сержант Хомич в Ваше распоряжение прибыл!
Осмотрев своего нового подчиненного, я пожал ему руку и распорядился:
— Ну давай, веди к бойцам!
Сержант развернулся и мы проследовали на другой конец лагеря, где возле добротного шалаша расположилось отделение красноармейцев. Подойдя к ним, сержант дал команду построиться в одну шеренгу и я получил возможность внимательно их осмотреть. Без меня и сержанта восемь штыков. В петлицах бойцов видны эмблемы различных родов войск — есть два танкиста, артиллерист, сапер, ну и пехота, куда же без неё. Форма основательно изношена, но все прорехи заштопаны и залатаны. Шестеро из восьми обуты в ботинки с обмотками, причем у двоих подошвы подвязаны бечевкой. Амуниция на первый взгляд более-менее в порядке, а вот морально-психологическое состояние не на высоте — небритые, выглядят усталыми и в глазах тоска.
— Что с патронами?
— В среднем по четыре на брата, в «Дегтяре» полдиска.
Понятненько, значит надо идти выбивать у капитана честно добытые трофеи.
— Ну, с оружием и боеприпасами я вопрос решу, а вот вы озаботьтесь боевыми ножами — поспрашивайте товарищей из отряда. В худшем случае штыками придется работать, но вы их должны хорошо заточить. И всем побриться!
Отдав распоряжения, я направился к Кузнецову выбивать фонды для операции. Неожиданно для меня, тот оказался очень неуступчивым, заявив, что мне, дескать, и ножа достаточно, а всё остальное я сам добуду. Однако, в ходе напряженной беседы, всё-таки получилось выбить из этого куркуля четыре немецких карабина с полусотней патронов, шесть гранат, две пары сапог и сухой паек из немецких консервов на трое суток (а ведь просил на пять!). Кроме того, покопавшись в отстиранной и высохшей уже немецкой форме, смог подобрать себе обмундирование, почти идеально подходящее по размеру, а среди трофейных документов нашел солдатскую книжку с похожей на меня физиономией. Следующий час я гонял своё новое подразделение, обучая движению по лесу и жестам для беззвучного взаимодействия в бою.
А в пять часов вечера, плотно поев, моя группа выдвинулась из лагеря в сопровождении одного из местных жителей — Ивана Прокопьевича Кислова, который попросил называть его просто дядя Ваня. Он довел нас до ближайшего хутора, где показал спрятанные в камышах три долбленых челнока, которые мы изъяли во временное пользование. Оставив дядю Ваню на хуторе, мы сели в лодки и продолжили свой путь. Проплыв по узкой болотной протоке несколько километров, в наступившей темноте мы перетащили челноки через лес на берег Березины (протока соединялась с рекой много дальше, а тут было самое удобное место для переправы). Затем мы переплыли саму реку и, высадившись на противоположный берег, спрятали лодки в кустах и двинулись к своей цели по ночному лесу, к полуночи выйдя на его опушку. Далее мы продолжили путь по засеянным полям и к двум часам ночи приблизились к бывшей моторно-транспортной станции, в помещениях которой нынче обосновался немецкий пункт сбора и ремонта трофейной советской техники.
После часа наблюдения за объектом, я дал приказ на отход и мой небольшой отряд к рассвету вернулся в лес и вскоре мы расположились на отдых среди густых зарослей ольхи, глядя на которую мне подумалось о шашлыках. ТАМ мне иногда приходилось выезжать на пикники со своими польскими «друзьями», и многие из них не признавали для этих целей готовый древесный уголь, будучи абсолютно уверенными в том, что на ольховых дровах мясо получается вкуснее. Хотя я, честно говоря, никакой разницы не замечал… С тех пор это дерево стало у меня прочно ассоциироваться с шашлыками. Хорошие были денечки… Особенно когда Катаржина была ещё жива.
Тряхнув головой, чтобы отогнать неуместные сейчас воспоминания, я оглядел окружающих меня бойцов, возвращаясь в объективную реальность.
— Нападение на пункт сбора трофеев отменяется — тихо его не взять, а громко тем более. Сейчас завтрак, и отдых. Хомич, распределить караулы!
— Есть!
Сержант посмотрел на меня вопросительно-тревожно, но никаких вопросов задавать не стал. И на том спасибо. Он ведь тоже в курсе цели нашей вылазки, а с точки зрения устава отказ от выполнения боевой задачи является воинским преступлением. А то, что там забор с колючей проволокой, три парных патруля и два пулеметных гнезда никого волновать не должно. Но мы-то ведь партизаны, и должны работать не как регулярная армия, поэтому план придется изменить. Точнее, придумать новый. А пока — спать!
Проснувшись в полдень и пообедав, мы выдвинулись на запад — к городу Осиповичи и смогли достичь его окраин после полуночи. Здесь я тщательно побрился, переоделся в немецкую форму и, пользуясь темнотой, пробрался, минуя патрули, сначала на окраину города, потом огородами приблизился к центральной части, где нашел заброшенный сарай во дворе разбомбленного дома и устроился в нём на отдых. Проснувшись около десяти утра, незаметно покинул своё временное убежище и стал не спеша прогуливаться по улицам, наблюдая и запоминая детали обстановки. Город был относительно небольшим, по большей части состоял из частных домов, но при этом являлся важным транспортным узлом, вследствие чего здесь располагался достаточно крупный немецкий гарнизон. Дойдя до рынка, я принялся бродить по рядам, слушая разговоры местных обитателей, которые, будучи уверенными в том, что я их не понимаю, достаточно свободно общались в моём присутствии. Большинство продавцов и посетителей рынка обсуждали житейские темы — рост цен, курсы обмена рублей и оккупационных марок. Но все же были и разговоры на политические темы, причем тут было немало тех, кто положительно отзывался по поводу прихода немцев. Этих я постарался хорошо запомнить. Чтобы бесцельно не бродить, что могло вызвать ненужные подозрения, я купил у разных продавцов шмат сала, буханку хлеба, поллитру самогона, расплатившись советскими рублями.
Когда я только вышел с базара, к мне подошла симпатичная юная девушка с русой косой в голубом платье и белых гольфах, обратившаяся ко мне на плохом немецком:
— Добрый день, господин солдат, я могу для Вас сделать хорошо.
— Что значит хорошо? — я не сразу сообразил, о чем идет речь.
Девушка подняла подол платья и с игривой улыбкой на полных губах провела рукой с внутренней стороны своего обнажившегося бедра.
— И сколько это стоит? — поинтересовался я, поняв, что она предлагает себя за деньги. Юная прелестница, похоже, решила заняться древнейшей профессией, или… Или это примитивная медовая ловушка, что было бы для меня гораздо интересней. Хотя и сбросить напряжение было бы неплохо — как говорится, совместить приятное с полезным. И разведку провести, и коленки развести.
— Пять марок, — произнесла девушка, невинно хлопнув ресницами и порочно облизнув губы.
— Согласен! — ответил я и оттопырил локоть, чтобы девушка взяла меня под ручку, что она немедленно и сделала.
— Прошу идти в мой дом, там есть комната и кровать, — девушка говорила с сильным акцентом и строила предложения на уровне восьмиклассника общеобразовательной школы, допуская простейшие ошибки.
— Хорошо, идём! — согласился я и она стала показывать дорогу.
Уже через пару сотен метров я понял, что разрядка мне сегодня не светит. Под нескладные заверения в любви к немецким солдатам и незамысловатые восхищения Германией меня, нежно взяв под руку, вели убивать в безлюдный полуразрушенный район. По всей видимости здесь не так давно разбомбили какое-то не шибко большое предприятие со складским комплексом. Разобравшись в происходящем, я резким движением резко зажал девушке рот правой рукой, а левой схватил трепыхающуюся псевдопроститутку и затащил в сарай, от которого остались одни стены.
— Сейчас уберу руку, а ты не будешь орать и дергаться, но если попробуешь, то сразу зарежу, — я продемонстрировал девушке нож, и продолжил, — кивни если поняла.
Девушка изменение обстановки перенесла стоически — перестала вырываться и кивнула. Убрав руку, я спросил:
— Как же ты меня убивать собралась, красотка?
Замотав головой и поджав губы, девушка ответила по немецки:
— Я хочу получить деньги и купить еды.
— Ты что не слышишь, что я с тобой по русски разговариваю?
В этот момент, услышав крадущиеся шаги приближающихся к сараю людей, я отошел на шаг назад и развернулся, достав пистолет. Увидев мои телодвижения, девушка негромко вскрикнула:
— Ваня стой, он ждет вас, он русский! — Вот сучка! Надо было её слегка стукнуть по тупой башке, чтобы отключилась.
— Ну нет уж, Ванюша, заходи, поговорим, и товарищ твой пусть заходит, не нужно на улице пугалом стоять, только руки держите на виду, а то я нервный — чуть что — сразу стреляю.
С улицы донесся голос молодого парня:
— А зачем мне заходить?
— Поговорим о житье-бытье, да и девушка твоя тут.
— А в чем дело? Мы хотели марок немного заработать, а тебе что, платить нечем? Хочешь бесплатно её повалять?
Вот ведь! Вдруг это и правда проститутка? Тогда надо будет их всех тихо убить, вот только очень уж они осторожные.
— Брось Вань, это ведь наш! — вступила в разговор девушка и сказала, обращаясь ко мне с вызовом в голосе, — Да, мы хотели убить немца, ты всё правильно понял, и что дальше?
— Дальше можно договориться о взаимодействии, — надо было непременно воспользоваться столь удачно представившимся случаем для формирования агентурной сети.
— А ты кто такой, чтобы нам с тобой взаимодействовать? — спросил Ваня, так и оставаясь за стеной, вне предела моей видимости.
— Я командир боевой группы партизанского отряда, младший лейтенант Красной армии.
— И документ у тебя есть? — задал вопрос парень.
— Мы на задание документы не берем.
— Почему же мы должны тебе верить на слово?
— А потому, мои юные друзья, что вы явно хотите бороться против немцев, но ничего стоящего сделать не в состоянии, а вместе у нас результаты будут намного лучше.
— Нет, мы тебя не знаем. Отпусти Олю, — (хм, значит её зовут Оля), — и мы уйдем.
— Ну, насильно мил не будешь! — я показал девушке движением ствола на дверь, — Уходи и забудь, что меня видела!
— Нет! — Оля упрямо мотнула головой, отчего её коса перекинулась на грудь, — Товарищ младший лейтенант, заберите меня в отряд! Пожалуйста!
Ишь чего удумала! А на хрена ты там сдалась?
— Оль, это может быть провокатор, уходи! — с улицы донесся возглас Ивана. Я слышал по шагам, что группа поддержки псевдопроститутки состоит минимум из двух человек, но говорил только один.
Подойдя к двери, девушка выглянула на улицу и с вызовом спросила:
— И что, дожидаться тут, когда за мной придут?
— Может не узнает никто!
— Федорова тоже так думала, и те кто на площади висят, тоже, наверное думали, что «может не узнает никто»! — и, снова обратившись ко мне, девушка с жаром попросила:
— Заберите меня пожалуйста, мой отец майор Красной Армии, а немцы ищут членов семей командиров и куда-то увозят. Мне страшно!
Н-да, дела… И отказать неправильно будет. И… вообще-то я хотел здесь агентуру завербовать, а от этой девчонки в лагере толку никакого не будет. И пацаны ещё на контакт идти не хотят. Сплошной облом.
— Ну если не врешь, а мы ведь проверим, то придется тебя взять. Иди домой собери вещи, переоденься в пригодную для лесного перехода одежду и возвращайся. Только аккуратно, смотри хвост не приведи.
— А у меня ничего нет. Даже платье чужое, его отдать надо.
С улицы раздался голос второго парня:
— Да забирай платье, отбрехаюсь я от сеструхи!
book-ads2