— Ну что, будем пить чай с тортом? — в ход пошло стратегическое оружие — улыбка краем рта. Аня кивнула, но ответной улыбки не подарила. — А как торт называется? — ее молчаливость слегка нервировала. Неужели все так плохо? Больно? — Черный лес. — Готичненько. И она все же улыбнулась. Костя легко чмокнул ее в нос и встал. Аня отвела взгляд в сторону. Так, к голым мужикам мы тоже не приучены. Придется приучать. — Я пошел чайник ставить, — Костя потянулся за штанами. — В ванной приготовлено чистое полотенце, если что. Белое. Он успел надеть штаны и даже двинуться в сторону кухонной зоны, как за спиной раздалось «Ой!». Аня, замотанная в одеяло, стояла у кровати. А на кровати красовалось ярко-красное пятно. Ого, какое большое. — Извини… Мы… Я испачкала тебе белье… Прелестно. Мы еще и извиняемся. — Кто-то, помнится, хотел это вывешивать за окно. — Костя! Он подошел, развернул Аню в сторону ванны и легко подпихнул под ягодицы. — Это всего лишь простынь, Анют. Иди уже. И имей в виду — меня с тортом надолго наедине оставлять нельзя! А потом они и в самом деле пили чай с тортом. Такое на Костиной памяти тоже было в первый раз, но ему даже понравилось. Готичный «Черный лес» оказался вполне себе вкусным, и это сгладило некоторую неловкость. Вкусный торт, ароматный чай и Костина необременительная болтовня — и вот Аня уже не просто улыбается — смеется. Ну и чудненько. Он отвез ее домой, традиционно остановился за два дома до ее. И не успел ничего сказать или сделать — она порывисто обняла за шею, поцеловала и шепнула на ухо: «Спасибо». Да шоб я так жил, как говорят у нас в Одессе! Ты от девушки удовольствие получил, а тебе еще и «спасибо». Костя крепко обнял в ответ. Дурацкое «Обращайся» он, конечно же, смог удержать. Вместо этого ответно поцеловал и так же на ухо спросил: — В следующие выходные увидимся? — Да. Я тебе напишу. Она уходила быстро, а он любовался. Какая у нее походка красивая, оказывается. Бедра двигаются просто гипнотически, сбивая мысли в сторону совсем другого ритма. Аня, словно почувствовав его взгляд, обернулась. Помахала рукой, потом — послала воздушный поцелуй. И, снова обернувшись, прибавила шагу. А он поехал домой. * * * Аня прижала ладонь к стеклу. Оно было прохладным. Но в ладони до сих пор покалывало. Как будто ее рука лежит на его груди. Ох… Аня вернулась на кровать, села, прижалась спиной к стене. И закрыла глаза. Какие она там себе установки давала перед? Что это чисто техническое мероприятие, что ей пора, что потом будет совсем поздно и стыдно? Что Костя идеально подходит для этой роли, что… Он оказался просто идеальным, безо всякой роли. А когда снял футболку, у нее вообще все из головы вышибло. А когда прикоснулась… Вот оно, значит, какое… Она никогда не понимала, искренне не понимала, как возникают ситуации, когда девушки сами вешаются на парней, когда бегают за ними, наплевав на девичью гордость, когда прощают то, что прощать нельзя. Что, как, ради чего? А оно вон как, оказывается. В какой-то момент ты просто видишь перед собой голые широкие плечи, голую мощную грудь, покрытую густой порослью, и темные глаза смотрят на тебя… так смотрят… а потом он берет тебя за руку и кладет ее себе на грудь… в ладони до сих пор покалывает от этого прикосновения… а потом, когда ты прижималась не ладонью, а щекой… а когда он касался своею грудью твоей… — вспомнишь ты хоть одну мысль в своей голове в эти моменты? Не было там мыслей. Ни. Од-ной. Аня прыснула. Лерка из второго подъезда как-то ей рассказывала, как на нее действуют мужчины с богатой растительностью на теле, живописала, как это до мурашек — когда такой мохнатенький тебя обнимает. Речь при этом шла о брате ее мужа, от чего Лерка неимоверно страдала. Родные братья, но один — весь шерстяной, а другой — три волосины на груди и пять — на заднице. И именно за лысого Лерка вышла замуж, вот ведь какая вселенская несправедливость. Аня тогда только посмеялась. А теперь что? И вообще — что это? Какой-то атавизм — так реагировать густую растительность на мужской груди. Да, красивой, широкой, мускулистой груди. Но в ладони же до сих пор покалывает. И, кстати о волосах… А она-то не подготовилась, но сообразила слишком поздно. Раньше никого не интересовал вопрос наличия или отсутствия волос в интимной зоне, кроме самой Ани. А ее устраивало все и так, тем более их там было не так уж и много. Но… Но теперь… И с учетом следующих выходных… Аня потянулась к телефону. Через минуту она уже изучала список ближайших к дому салонов, где можно сделать эпиляцию зоны бикини. Она была уверена, что у мужчин отношение к волосам на женском теле несколько иное, нежели у женщин — к волосам на мужском. То есть, прямо противоположное. * * * — Кисуля, привет, — Костя отработанным движением закинул ноги на угол стола. Макс привычным движением надел на голову наушники. — Как твои дела? Да ты что? Какая ты умница! Однозначно, ты заслужила поощрение! Заеду, моя девочка, сегодня после обеда. С вкусной-превкусной шоколадкой специально для тебя. Да, муся, было бы замечательно, если бы ты подготовила весь пакет документов. Успеешь? Умничка! Целую сладко. Константин отложил телефон и перевел взгляд на соседа по кабинету. Нет, господин ГАП уже весь ушел в иную, архитектурную реальность. Ну, не будем тогда его дергать. Вернется в реальный мир — тогда и поговорим об инвестиционном плане. В конце концов, это Костина зона ответственности, от Макса ему нужно лишь пояснение в паре моментов. И можно будет мчаться к кисуле. Костя встал, потянулся и отправился третировать проектировщиков и финансистов. Но сначала все-таки прогуляется за кофе. Глава 5. Наш Константин берет гитару Наш Константин берет гитару И тихим голосом поет — А где цветы? У стоявшей за порогом Ани в руках была только коробка с очередным тортом, но даже под прозрачным пластиком роз не виднелось — сегодня там белое бесформенное нечто. — А цветы на мне. Многозначительный и прямой взгляд в глаза. Ого. А девочка быстро учится. — Мне уже не терпится посмотреть, — с этими словами Константин втянул Анечку в квартиру и запер дверь. Торт традиционно устроен в холодильник, мужчина и девушка традиционно устроены на диване. Раздевание снова пришлось разбивать на два этапа. Потом что под тонкой голубой блузкой обнаружились незабудки. И так они смотрелись на двух прелестных округлых холмах… В общем, в Косте проснулся юный натуралист. Ну, не такой уже юный, прямо скажем, но увлеченный. Ловко щелкнул застежкой, незабудки отправились на стеклянный столик в компанию к двум недопитым бокалам. Пейзаж превратился в натюрморт. Ну какая же у нее… Так, как Костя любит. Контраст узкой грудной клетки и упругой пышной груди, аккурат под его руки. Так в ладонь ложатся — ну как влитые. И когда он гладит и сжимает тугие полушария, она так сладко мурлычет — что у него в груди снова что-то начинает урчать. Как кот и кошка — он урчит, она мурлычет и выгибает спину. Сжал пальцами — выгнулась. Потянул — выгнулась сильнее, за его пальцами. Повернул пальцами — стон, горловой, выбрирующий. Так, все, в постельку, милая, в постельку, там места для маневра больше. Но напоследок тут, на диване, заменил пальцы ртом, обвел языком по кругу, потерся о вершину. Аня всхлипнула и вцепилась ему в волосы на затылке. Чувствительная какая, прелесть. И незабудки ему нравятся определенно больше, чем прошлые розы. Трусики тоже оказались симпатичные, и они отлично смотрелись на тумбочке, рядом с рамкой с фотографией. Потому что под ними оказалась такое… В прошлый раз он не разглядел — не пустили. Но почувствовал, что было там… что-то там было. В смысле волос. Сейчас в развилке сомкнутых бедер виднелась идеально гладкая кожа. Ага, значит в этом и была причина застенчивости в прошлый раз. Ну, точнее, и в этом тоже. Зато сегодня — кто нас остановит? — Костя… — выдох был едва слышным, и руки ее шевельнулись. Он понял, что Аня собирается прикрыться — от его взгляда, для начала. Ага, сейчас прямо. Губы целовать ртом, грудь ласкать пальцами, тело прижимать кровати телом. Не место стеснению, девочка. Для кого-то же ты это красоту и гладкость сотворила. Так вот, этот кто-то — я. И когда по гладкой мягкой коже выпуклого лобка скользнули его пальцы — она капитулировала тут же. Бедра распахнулись, приглашая. Шея запрокинулась назад, предлагая. Грудь прогнулась вверх, дразня. Он принял, взял и вошел. Сначала — пальцами. У нас сегодня по плану — оргазм, малышка. Для первого раза — ручной. Костя и сам завелся не на шутку, до мокрой спины и каменной эрекции. Ну это же невозможное что-то: упругие груди, на каждое прикосновение к ним — стон, да такой, что в ладонях будто электричество — покалывает. Кто тебя так научил стонать, Анечка — искренне и чтобы мужик рядом с ума сходил? И почему ты такая горячая и гладкая там, где сейчас мои пальцы? Там же все тоже ровно под мои пальцы — каждая складка, каждая выемка и каждый изгиб плоти. Языком бы попробовать, но не сегодня. Сегодня ты мое терпение вычерпала до дня. Кончила Аня красиво и бурно — Костя залюбовался. Даже о себе на пару секунд забыл, нырнул пальцами внутрь, в тесноту и влажность, чтобы почувствовать, как ритмично смыкается вокруг пальцев горячая женская плоть. И, уткнувшись носом в женскую шею, слушать пульс, шумное дыхание, впитывать дрожь. Слушай, как ты с такой чувствительность, с таким темпераментом и такой отзывчивостью на ласку в девственницах засиделось, а? Чудо. Не иначе как специально для Кости подарок. И пора эти подарком воспользоваться. Заминка с презервативом сегодня была особенно досадной — просто смертельно хотелось заменить пальцы чем-то более существенным. И вот, наконец-то… И все так же узко. Сладко узко. Костя рыкнул от удовольствия. С Аней он превращается в животное — то рычит, то урчит. Анюта же под ним притихла. — Больно? — запоздало спросил он шепотом. — Нет, — так же шепотом ответила она. Провела ступней по его бедру. — Приятно. Очень. Костя, скажи… — Что? — разговаривать вообще-то не хотелось, но пока еще получается. — А это всегда будет… так? — Как?