– Ну вообще-то при чем, – говорит Пол. – Но их отозвали. Тот, кто приедет им на смену, должен вести более активную деятельность. Это мог быть кто угодно. – Но чтобы я… Да брось! – Мы должны были проверить. – А кто это «мы»? – спрашивает Ренни. – Лора, полагаю. Все проясняется. Они взялись за нее почти сразу, как она сошла с трапа. Сначала Пол в ресторане. Гляделки, все такое. Потом Лора, на морской прогулке. Эти двое практически не упускали ее из виду. Возможно, один из них следил за ней и сообщал другому, чтобы всегда знать, куда она направляется. – Лора весьма полезна, – говорит Пол. – А кто забрался в мой номер? – спрашивает Ренни. Точно не он, в это время они вместе ужинали в «Дрифтвуде». – К тебе кто-то забрался? – отвечает Пол. Ренни не может понять, он правда удивлен или притворяется. – Да, все обшарил. В том числе коробку – ту, что у тебя в другой спальне. – Я не знаю, кто это сделал, – говорит Пол. – Но хотел бы узнать. – Если ты думал, что я агент, зачем позволил, чтобы я забрала эту коробку? – Ну во-первых, их мало волнует торговля дурью, – отвечает Пол. – Они хотят знать, чем ты пробавляешься, лишь для того, чтобы иметь возможность использовать это в своих целях, заставить тебя что-то для них сделать. А так им по барабану. Их интересует политика. Но полиция, что околачивается в аэропорту, это другое. Лора им примелькалась, это уже шестая коробка, что мы переправляем. Нужен был новый человек, сам я ехать не хотел. И потом, женщины всегда лучше, их труднее заподозрить. Если ты не агент – ну и славно, никто не пострадает; если, конечно, тебя не арестуют. А если агент, значит, уже знаешь, что в коробке, но все равно согласишься, ты же не хочешь терять контакт. В любом случае оружие будет у меня. – Так оно было для тебя? – В моем бизнесе без него никак, – говорит Пол. – В тебя стреляют, и тебе рано или поздно придется отстреливаться. Одно время мне возили их из Колумбии, со спиленным серийным номером, но пушки американские. «Военная помощь»; их можно было достать у продажных генералов, которые не прочь подзаработать на стороне. Но я потерял тот корабль, а вместе с ним своего человека. План с Элвой был про запас. У нее действительно есть дочь в Нью-Йорке. Так что было нетрудно отправлять ее туда с суммой наличными. Эти ребята любят наличку. Правда, она не знала, на что деньги. И не знала, что в коробках. – Как это потерял? – спросила Ренни. – Он затонул, а генерала пристрелили, – ответил Пол. – Я нашел замену, но это заняло какое-то время. – Кто же в тебя стреляет? – Ренни изо всех сил старается отделаться от мысли, как все это романтично. Мальчики играют в войнушку, ха-ха. Вот он рассказывает ей эти байки – что это, как не бравада? Но ей интересно, есть ли в нем дырки от пуль. Если да, ей хочется их увидеть. – Кто только не стреляет, – говорит Пол. – Но я – сам по себе. Никто не любит одиночек, все стремятся к монополии. Ренни берет вилку в руку и начинает отделять мясо своей рыбы от костей. – Так вот к чему все это, – говорит она. – Что – это? – Траходром, – Ренни все равно с трудом даются грубости. – Ты просто проверял меня. – Глупости, – говорит Пол. – Вообще, это Марсдон все придумал, у него паранойя насчет ЦРУ, просто мания. Он требовал, чтобы мы избавились от тебя как можно быстрее. Но сам я сразу в это не поверил. Не такого ответа ждала Ренни. Она хотела, чтобы он сказал, как много она значит для него. – Почему же? – спрашивает она. – С тобой все было ясно, – говорит Пол. – Ты совершала поступки без всякой задней мысли. Была слишком вежлива. Слишком наивна. И слишком доступна. В общем, ты слишком явно этого хотела. А я вижу, когда женщина притворяется. Ренни очень медленно кладет вилку обратно на тарелку. Он использовал против нее запрещенное оружие, и это – ее собственное желание. Но зачем он так? – Я помою посуду, – говорит она. * * * Ренни наполняет раковину горячей водой из чайника. Пол во второй спальне, он закрыл за собой дверь. Сказал, что хочет узнать, кто побеждает на выборах. Местная политика, сама понимаешь. Это никак тебя не касается. Ренни слышит рокот голосов, треск помех. Она очищает тарелки от рыбьих костей и вдруг слышит на лестнице шаги. Их слишком много, нет, она не сумеет одна с ними справиться. Она вытирает руки кухонным полотенцем, потом идет и стучит в дверь спальни. – Пол! – зовет она. Чувствуя себя женой. Никчемной. Ренни сидит в спальне, где она хочет быть и где, по мнению Пола, ей и следует быть. А в гостиной между тем идет горячая перепалка. Стали известны результаты выборов: у Эллиса семь мест, у доктора Пескаря шесть, у Принца – два. Ренни умеет считать. Да и все в гостиной тоже, и все же шесть и два – это именно шесть и два. Впрочем, ее это совершенно не касается. Так сказал Пол, и она ему верит. Она читает книги, которые он где-то для нее раздобыл, один Бог ведает где, это прямо-таки музейные экземпляры, детективы серии «Делл Мистери» сороковых годов, с логотипом в виде глаза в замочной скважине, с картой места преступления на задней обложке и списком действующих лиц на первой странице. Страницы у книг пожелтевшие, кое-где пошли волной, видимо, побывали в воде, и пахнут плесенью. Ренни прочитывает список героев и пытается угадать, кого из них убьют. Потом дочитывает до убийства и пытается угадать, кто убийца, а потом заглядывает в самый конец, чтобы проверить свои догадки. У нее не хватает терпения вникать в клубок улик и умозаключений. – И ты позволишь этому уроду выиграть? – это Марсдон, он почти срывается на визг. – Позволишь облапошить тебя? Он столько лет предает народ, теперь и ты решил его предать? Доктор Пескарь говорит речь; его голос то тише, то громче, тише, громче. В конце концов, у него больше опыта, да и мест больше, он будет лидером оппозиции как минимум. Почему он должен уступить эту честь Принцу? Он не может позволить «Партии справедливости» пойти по пути Кастро. – Кастро! – визжит Марсдон. – Да подавись ты своим Кастро! Принц тебе не Кастро! – Почему они здесь? – спросила Ренни. – Я – посредник, – ответил Пол. Ренни хочется попросить их убавить звук. С убийцами ей не слишком везет, зато жертв она угадывает процентов на восемьдесят: две блондинки с бледной прозрачной кожей, со ртами, словно алые раны, и литой грудью, набухшей под платьем, и две темпераментные рыженькие с зелеными, полными страсти глазами и кожей цвета взбитых сливок, каждая заботливо уложена на полу или на кровати, словно на натюрморте, тела не полностью обнажены, но одежда в беспорядке, что намекает на изнасилование, хотя в сороковых никаких изнасилований не было; с лиловыми следами пальцев на горле – «лиловый», любимый эпитет, – или со все еще сочащейся раной, как правило, на левой груди. Мертвые, но не поруганные. Очевидцы, что их находят (среди них два горячих ирландца, один грек, двое простоватых американцев), описывают каждое тело в малейших деталях, сладострастно, словно языком вылизывают; плоть женщин, которая совершенно беззащитна, ибо мертва. Каждый выражает искреннее возмущение по поводу убийства, хотя сама жертва его и спровоцировала. Ренни это лицемерное возмущение кажется невинным до слез. Старомодным, вроде лобызания рук. * * * Через какое-то время Ренни слышит, как отодвигают стулья, затем настает тишина. В спальню входит Пол и начинает раздеваться, словно не случилось ровным счетом ничего. Сначала он стягивает футболку, бросает ее на пол. Она уже привыкла к этой повадке. Она подсчитала: она знает его пять дней. – Что случилось? – спрашивает она. – Что они тут делали? – Договаривались, – говорит Пол. – Доктор победил. Пятнадцать минут назад он объявлен новым премьер-министром. Все отправились праздновать. – Неужели Марсдон сдался? – Нет. Не совсем так. Он сказал, что соглашается на это ради блага народа. Возник небольшой спор о том, какой именно «народ», но это было ожидаемо. – Принц что, можно сказать, отрекся? – Принц вообще ничего не сделал, – ответил Пол. – За него все делал Марсдон. Сам он станет министром по туризму, а для Принца они выторговали кресло министра юстиции. Вот почему Марсдон особо не сопротивлялся. Он хочет увидеть выражение лица нынешнего министра юстиции. Он уходит в ванную, Ренни слышит, как он чистит зубы. – Ты как будто не слишком доволен! – кричит она. Пол возвращается. Он идет тяжелой поступью, направляясь к постели. А он старше, чем ей казалось. – А с какой стати мне быть довольным? – Доктор Пескарь хороший человек, – говорит Ренни. И это правда, доктор – хороший, добрый человек, и не его вина, что от его доброты ей не по себе. Как будто общаешься с человеком на диете – от этого ей всегда ужасно хочется шоколада или настоящих жирных взбитых сливок. – Хорошие люди часто как шило в заднице, – говорит Пол. – С ними трудно иметь дело. Он ведь политик, а значит, должен использовать свои возможности, по-другому не бывает, но он, кажется, не слишком к этому рвется. Он верит в демократию, в честную игру, во все эти идеи, которые побросали здесь британцы вместе с крикетом, он искренне верит в этот бред. Он считает, что оружие – это зло. – А ты как думаешь? – спрашивает Ренни. Пол сидит на краю кровати, словно ему не хочется ложиться. – Это не имеет никакого значения, – говорит он. – Я нейтрален. Сейчас важно то, что думает противная сторона. Что думает Эллис. – И что же думает Эллис? – Это еще предстоит узнать. Но ему все это не понравится. – А что Принц? – спрашивает Ренни. – Принц – мечтатель. Он поставляет народу веру. Он думает, что это – все что нужно. Наконец Пол забирается в постель, под москитную сетку, заправляет ее и поворачивается к Ренни. Он устал, это видно, и внезапно кажется Ренни таким провинциальным. Ему бы полосатую пижаму, а потом сердечный приступ – и картинка бы сложилась. Впрочем, не он сам производит такое впечатление. Это включилась ее собственная – фальшивая – заботливость. Завтра она сядет на дневной катер, а все, что будет до этого, – лишь отсрочка. Может, сказать ему, что у нее болит голова. Ей бы не помешало выспаться. И все же не следует отказывать людям в великом праве сомневаться, по крайней мере, есть такая теория. За ней должок: именно он вернул Ренни ее собственное тело, не так ли? Хотя сам он об этом не знает. Ренни обнимает его. В конце концов, секс дарит утешение. Дело хорошее.