— Я об этом догадалась только вчера, когда соотнесла некоторые факты. — Какие факты? — Холмогоров пер как бур. — Могу я полюбопытствовать? Ольга начала паниковать, начала, как обычно, крутить свою сережку. Она боялась проговориться, боялась, что неверным словом выдаст себя, и ее выведут на чистую воду. И в то же время боялась молчать, боялась, что ее тоже настигнет рука убийцы. Она уже зависла над пропастью, стояла на самом краешке, у черты. Еще один шаг, и она полетит вниз. Надо было быстро выкручиваться. Ей в голову пришла подкупающая своей простотой отмазка, которая — о чудо! — сработала. — Можно это останется моим личным секретом? Это очень личное. Холмогоров пожал плечами: — Если это действительно Хамло и ее племянник, то это ваше «сугубо личное» может понадобиться нам для выведения их на чистую воду, и тогда оно, как вы понимаете, станет уже общественным. А пока можете оставить это при себе, свое «очень личное», — недобро усмехнулся он. От его недоброго взгляда и кривой усмешки Ольга заерзала на стуле. Она почувствовала себя убийцей. — Но вы должны тогда понимать, что прижать нам их нечем. Если именно они пишут вам письма, но к убийству непричастны, это молчание сработает против вас, потому что они будут продолжать писать. А может, еще что-нибудь продолжат делать, если они убийцы. Например, убивать. Если вы настаиваете… — Он опять, как стрелой, пронзил ее взглядом своих серых глаз. Его слова против воли больно резанули ее по сердцу. Он выдохнул, закончив столь долгое, замороченно-витиеватое объяснение, а потом произнес: — Принесите эти письма с угрозами, мы возьмем их на экспертизу. Ольга ушла, но не прошло и пяти минут, как она вернулась с пустыми руками, без писем. — Где письма? — удивленно спросил Холмогоров. — Их нет. Их украли. — Страх в ее глазах был почти осязаемым. Глава 40 — Подождите, как украли? Где вы их хранили? — на мгновение завис Холмогоров. — В ящике стола. На замке. — О как. Взломали замок? Это уже интересно. — Вид у него был искренне ошарашенный. — Замок-то, конечно, есть, и ключ есть. Но ключ всегда висит в замке. — Так. А в чем смысл ключа и замка тогда? — В его глазах зависло немое недоумение. — Ни в чем. Бутафория. Я там ценного ничего не храню. Не подумайте только, что я письма эти ценным веником считала. — Ольга никак не могла отделаться от неясного ощущения беспокойства. — Так. А скажите-ка мне вот что: вы можете посмотреть, в какое время вам звонила Людмила? Ольга движением пальца по экрану оживила свой телефон, наклонилась к светящемуся дисплею в поисках нужного звонка. — Вот. В половине четвертого был от нее звонок. Если уж быть совсем точной, в 15.27. Холмогоров оживился, велел Киселеву сходить посмотреть записи с камер видеонаблюдения в этот промежуток времени. Через некоторое время Киселев вернулся. Он весь светился: результаты были. — Как раз в момент обозначенного звонка Людмилы Ольге Зверевой разговор мог подслушать Николай Васильченко из бухгалтерии, — начал он с воодушевлением. — Ровно в это время он стоял под дверьми, а потом зашел. Но не только он тусовался под дверью приемной — чуть раньше его у дверей оказался Баранцев. — Прямо место встреч какое-то. — На лице Холмогорова отразился озадаченный интерес. — Но что самое интересное!.. — Здесь Киселев сделал многозначительную паузу. — Внутрь Баранцев так и не зашел! Просто постоял около двери. Может, подслушивал как раз телефонный разговор? Каково, а?! А когда Николай подошел и зашел в приемную, он, как ни в чем не бывало, ушел. — Все вот это тобой рассказанное как раз в районе 15.27 происходило? — Да. И это я так долго все это объясняю, а на самом деле все это действие заняло не больше минуты. — Любопытно. — А что это нам дает? — Пока не знаю. Будем трясти Баранцева и Васильченко на предмет подслушанного ими разговора. Может, и впрямь убийство имеет отношение к этим письмам Зверевой. У Холмогорова зазвонил мобильный. Звонило прекрасное создание Лена. — Слушаю. — Виталий Андреевич? — Он самый. — Это Лена из бухгалтерии. — Рад слышать. — Виталий Андреевич, я вот еще какую деталь вспомнила, касающуюся Милы. — Какую? — Не знаю, важно ли это. — Так. Давайте вы расскажете, а мы уже сами решим, важная это деталь или нет, — мягко сказал Холмогоров. — Минут за десять-пятнадцать до того, как я пришла к Миле в приемную, она сама к нам в бухгалтерию забегала. — И что в этом такого? — Дело в том, что племянница Тамары Яковлевны торгует израильской косметикой. Тамара Яковлевна иногда берет заказы у девочек, а потом доставляет их в офис, так сказать. Так вот, Мила пришла за своим заказом, а Тамары Яковлевны не было на месте. Так Мила, точно знавшая, что заказы лежат всегда в верхнем ящике ее стола, полезла за своим заказом. Но потом случилось что-то невероятное: она то ли ойкнула, то ли охнула — сути дела это не меняет. Я спросила: «Что случилось?» Она ничего не ответила. Заказ не взяла, только пулей вылетела в коридор. — А кто еще был в это время в бухгалтерии? — Больше никого, все куда-то рассосались. — Даже так? — Я к ней и пошла потом, собственно, чтобы разузнать, что там такого случилось ужасного, очень любопытно было. — Ну и как, узнали? — Нет, не узнала. Она мне ничего не рассказала. Холмогоров с озадаченным видом закончил разговор. — Что там? — спросил его Киселев. Он ему пересказал разговор с Леной. — Что у нас есть? — рассуждал Холмогоров. — Расклад такой. Людмила Ивушкина вышла из офиса в 8.20, это зафиксировали счетчики времени и камеры. До дома ей добираться час — час двадцать. Это совпадает со временем смерти, определенной нашими экспертами. То есть время убийства ограничено строгими временными рамками. Получается, те, кто был на совещании, вне подозрения, они могут подтвердить алиби друг друга на момент убийства. Никто раньше окончания совещания не ушел, поэтому добраться до места преступления и долго ждать жертву, куря сигареты, никто из собравшихся не имел возможности. Их всех сразу можно вычеркнуть. По показаниям же может возникнуть подозрение на Баранцева, а также на Васильченко. — Если, конечно, убийство вообще как-то связано с этими письмами. — Да. Они оба могли подслушать разговор жертвы и Зверевой. Но вот Баранцев был на совещании, получается, у него алиби. У Васильченко алиби нет. Надо с ним побеседовать. Потом еще эти пропавшие письма с угрозами — почему их похитили, кто и зачем? Не нравится мне все это. Сама Зверева подозревает в написании писем Тамару Яковлевну Хамло. Может, это вообще ее буйная фантазия, ведь Хамло здесь вообще не засвечена, разговор подслушать не могла. Следовательно, причин для убийства Ивушкиной у нее не было. Головоломка какая-то. Его пространные размышления прервал Завьялов, который возник в дверях, сразу загородив своей широкоплечей фигурой весь проем. Он прошелся темным взглядом по собравшимся и деловито прошел во главу стола. Игорь Сергеевич Завьялов, генеральный директор, генеральная дирекция. — Хочу сразу довести до вашего сведения, — активно начал Игорь Сергеевич, — хочу, так сказать, поставить все точки на i и над другими проблемными буквами. Не знаю, имеет ли это отношение к убийству Людмилы, но вы в любом случае должны владеть всей информацией. — Я весь во внимании, — с ожиданием в глазах посмотрел Холмогоров. — В нашей фирме действовал и продолжает действовать «крот». Он сливал и сливает информацию нашим основным конкурентам. — Завьялов добела сжал рот. — Как долго действует, сказать сложно, мы сами обнаружили это пару месяцев назад. В результате мы проиграли тендеры с большим финансовым обеспечением. Через месяц будет тендер на десять миллиардов. Киселев судорожно заерзал на стуле, а Холмогоров с пониманием приподнял уголок рта. — Это очень значимый проект, и мы собираемся его выиграть. Но вот «крот» нам в этом большая помеха. А конкурентам — помощник!