– Есть такие фильмы, знаешь? – Что за фильмы? Так он рассказал ей о некоторых кинотеатрах, в основном около вокзалов, где показывали фильмы только для взрослых, но это означало: только для мужчин. Хелена слушала с удивлением. Видимо, сказала она себе, существовало и тайное братство посвященных в сексуальные тайны, и в нем действовали другие правила по сравнению с сестричеством. В последующее время они доставляли друг другу удовольствие таким образом, но, хотя это и было чрезвычайно приятно, это только усиливало в Хелене жажду настоящего, подлинного наслаждения: она хотела снова почувствовать Артура в себе, со всей его мужественностью, его силой и его неистовством. Она решила попытаться снова обокрасть Леттке. И на этот раз она заберет всё, что сможет! 33 Впрочем, решить было легче, чем сделать, потому что она не могла просто так слоняться в крыле аналитиков и ждать, когда Леттке покинет кабинет, предварительно не заперев его на замок. Она начала вести наблюдение, следить за ним, узнавать его привычки. Во время обеда он иногда сидел со своими коллегами в столовой и в таком случае уходил нескоро. Так что она решила рискнуть. Еще одна вещь, в которой она не могла позволить уличить себя: она, с не имеющей значения распечаткой в руке, твердым шагом пошла в его кабинет – но, к сожалению, там заперто. В размышлениях о том, чтобы подкараулить его вечером и последовать за ним – где-то же он достает презервативы, и, может, ей удастся выяснить, где и как это происходит, – ее снова назначают на задание к Леттке. Речь шла, как ей объяснили, о проекте, связанном с общественным здоровьем и вызывавшем серьезную обеспокоенность у самого фюрера, а именно: сократить потребление табака. В последнее время в разных городах проводились различные пропагандистские мероприятия, призванные побудить немцев бросить курить. Теперь их совместной задачей было выяснить, какие из этих мероприятий наиболее эффективны. Леттке хотел в первую очередь наблюдать за покупательским поведением людей, на его взгляд, оно имело решающее значение: кто стал покупать сигарет меньше, чем раньше, и как это отличается от города к городу? Из этого, по его мнению, можно сделать вывод, какие плакаты, листовки и прочие меры сработали лучше всего. Подобную задачу Хелена обычно выполняла за один-два дня, с помощью нескольких простых запросов. Но она и не думала о том, чтобы снова так быстро упустить возможность попасть в кабинет Леттке. Поэтому она объясняла ему, что все не так просто, и придумывала все новые и новые способы сделать задачу сложнее, чем та была на самом деле. Разве не следует учитывать, кто из рассматриваемых лиц ездил в другие города в упомянутый период времени и тем самым подвергался тамошней пропаганде? Разве не нужно исследовать, кто получил от своего врача строгие рекомендации по сокращению курения? Но заслуга ли это пропаганды? И так далее. Сама Хелена поражалась тому, как легко можно найти все новые и новые аспекты, позволяющие поставить под сомнение обоснованность более простого анализа. Наверное, подумала она, это потому, что никогда нельзя по-настоящему учесть человека, сколько бы данных о нем ни было собрано, ведь всегда остаются неясности и противоречия, да, возможно, даже возникают из-за самого факта разбивки данных. Во всяком случае, она пользовалась возможностью как можно чаще посещать кабинет Леттке, вооружившись распечатками и все новыми и новыми «проблемами», которые им предстояло обсудить. – Разве мы не можем прояснить это по телефону? – не раз сетовал Леттке, на что Хелена всегда отвечала: – Мне так удобнее. Будет быстрее, если я смогу просто показать вам. И вот однажды днем ей наконец повезло: она пришла, как всегда, без предупреждения, дверь в кабинет Леттке была не заперта, а его самого там не было. Хелена не колебалась ни секунды. Конечно, это было рискованно, но она сотню раз прокручивала это в голове и не находила другого выхода, кроме как войти. Все, что она теперь делала, происходило так, словно она следовала установленной программе: прошмыгнула внутрь, бесшумно закрыла за собой дверь, обошла письменный стол, выдвинула ящик… Там лежала целая пачка презервативов! Сверху было написано Fromms Préservatives, Londres. Одно движение – и она у Хелены. Она подняла юбку и закрепила пачку за подвязкой чулок. Задвинула ящик и вышла. Этот вечер с Артуром был самым лучшим в ее жизни. * * * На следующий день она проспала. Плевать. Хелена проснулась, преисполненная чувством, что у нее есть доступ в некое место за пределами мира, к потайной двери в царство небесное. Жизнь была прекрасной! И самое приятное – она уже не боялась, что это заметят. Она слишком сильно переживала. А в конечном счете все вечно заняты только собой и своими проблемами. Было уже почти десять часов, когда она наконец приехала в ведомство. И не успела усесться за компьютер, как зазвонил телефон. Это был Леттке. – Вы всегда по утрам приходите так поздно? – поинтересовался он, явно в дурном настроении. – Сегодня исключение. Я проспала. – Хелена была полна решимости не дать испортить себе настроение. – Вы посмотрели мои результаты по Гамбургу и Бремену? Я отправила их еще вчера. – Да, – пробурчал Леттке. – Но есть то, что нам нужно обсудить. – Я слушаю. – Не по телефону. Как вы сами постоянно говорите: будет быстрее, если я просто вам покажу. Хелена посмотрела на свой компьютер, на требование от нее ввести пароль. Она еще не успела это сделать. Но и противоречить своему собственному аргументу тоже не могла, или?.. – Хорошо, – сказала она. – Прямо сейчас? – Если вы не возражаете. Она вздохнула и покорно ответила: – Скоро приду. Затем повесила трубку, схватила блокнот с карандашом, своих неизменных спутников, и отправилась в путь. Пропорхнула по лестнице, протанцевала вдоль коридоров до са́мого кабинета Леттке. Постучала, вошла и произнесла так весело, что это должно было оказаться заразным: – Вот и я. Что вы хотели мне показать? Леттке стоял перед стеной с картой Америки. Он повернул только голову, указал на стул и сказал: – Присядьте. Хелена уселась. Казалось, заразительное настроение не подействовало. Ладно, не страшно. Леттке обошел свой письменный стол и подошел к шкафу в стене, открыл одну из дверей. За ней оказался серый монитор, стоящий на сером металлическом ящике. – Это, – начал он, – телевизор. Ящик представляет собой видеомагнитофон, способный вести запись двадцать четыре часа. Затем он указал на крошечную вещицу на верхней части шкафа, которую Хелена раньше не замечала. Она была похожа на темную металлическую прищепку, со вставленным черным шариком. – А это, – продолжил Леттке, – камера наблюдения. Он нажал на кнопку, и монитор засветился. Стало видно кабинет сверху под углом – и то, как вошла Хелена и украла пачку из ящика письменного стола! * * * Ойген Леттке наблюдал за реакцией пойманной мыши-программистки. Почти забавно, как она съежилась от отчаяния. Как внезапно по ее лицу можно было изучать проявление страха. Как ее охватила паника, когда ей стало ясно, что она проиграла, что она теперь целиком и полностью в его власти. На мгновение он подумал отклониться от своего плана, запереть дверь и взять ее здесь и сейчас, на своем письменном столе. Возбуждающая мысль, даже несмотря на то, что девушка так себе. С другой стороны – никогда не знаешь. Возможно, под этим ужасным старомодным платьем скрывалась вполне себе приличная фигурка?.. Нет, предостерег он себя. Упустить шанс, который ему сейчас представился, было непозволительно. Он тщательно обдумал его сегодня ночью. Открытие, чем объясняется исчезновение двух презервативов, оказалось довольно безобидным – безобидным и удивительным – и принесло ему большое облегчение. Но облегчение, конечно, не будет причиной позволить ей так просто уйти. Она должна почувствовать, что осталась у него в долгу. Но такое чувство у нее не возникнет, если он возьмет ее силой. Он переставил считывающую головку магнитного записывающего устройства на отмеченное место и еще раз прокрутил сцену. – Это вы на записи, не так ли? – спросил он. – Да. – Ее голос был едва слышен. Леттке посмотрел на нее взглядом, который, как он знал, действовал неприятно. – То, что вы там у меня крадете, – это пачка из двадцати четырех презервативов высочайшего качества, предназначенных для французского рынка. Она кивнула: – Да. – Вы хоть знаете, сколько они стоят? Она покачала головой, прошептала: