– Я не был никогда военным и не знал, что меня бесят люди, отдающие мне приказы. Да ещё громким командным голосом. Имеется желание кулаком вбить слова обратно. Я пару раз чуть не сорвался. Знал бы о такой своей особенности, от военных училищ подальше бы держался. – И никак не помочь? – Куратор в курсе, запись в личном деле есть. Как мне пояснили, военная служба не моя стезя, отслужу год и демобилизуюсь. Надо было в университет какой-нибудь идти, но сложилось так, как сложилось. А проблему решить пробовали. Все командиры-преподаватели о ней извещены были и со мной общались только громким командным голосом. – Помогло? – Спасала их моя высокая выдержка и отсутствие оружия в руках. Как я счастлив, что этот кошмар закончился. А злобу в себе не копил, ты помогала сбрасывать. – Так вот почему мы постель не покидали и только в ней и находились? – Ага. – А я ещё удивилась, откуда у тебя столько сил. Думала, молодой, вот и неутомимый, а ты это, оказывается, эмоции выпускал. – Это да. В общем, как ни печально, военная служба не для меня, но узнал я об этом поздно. Надеюсь, привыкну. Как война закончится, быстрее пули на гражданку рвану. – За восемь месяцев не привык, а тут привыкнешь? – хмыкнула та. – Не трави душу. Ладно, времени мало, давай научу пистолетом пользоваться. На это час ушёл, с учётом того, что мы ещё два дцать минут покувыркались в постели. Ну, покувыркались – слишком громко сказано, с животом Светы это сложно, всё же шестой месяц срока пошёл, но главное, можно. Она записала мои новые данные, чтобы в метрику ребёнка внести, после этого мы собрались и посетили фотоателье, где нам сделали снимок. Света на стуле, я за спинкой стою в своей новенькой красноармейской форме. Только сегодня надел. Фото на память, уже сама заберёт, когда готово будет. Кстати, на форме у меня два значка: «Ворошиловский стрелок» второй степени, до первой немного не дотянул, всё же другие приоритеты важнее были, не разорваться же мне. Ну и значок отличника академии. Пусть и курсов, но всё же. Такие значки всего восемнадцать человек получили. Я, как отличник, замкомвзвода мог бы стать, но блатных у нас в группе хватало, и без меня было кого назначить. Мы под ручку возвращались на квартиру, я покидать её, а точнее, постель до вечера не планировал, как заметил музыкальный магазин. Деньги у меня были в нагрудном кармане гимнастёрки, поэтому, притормозив, кивнул на витрину: – Зайдём? – А ты умеешь играть? – На аккордеоне и баяне. – А почему в училище не брал? – Я же не идиот. В этом случае я бы напрочь лишился личного времени, которого и так было мизер. А тут нужно восстановить навык, всё же год не играл. Пальцы, конечно, я разрабатывал, есть специальная гимнастика, чтобы их в тонусе держать, но это не то. Именно на инструменте навык нужно поддерживать. – Ну да. Тут ты прав. Давай зайдём. А пальцы у тебя красивые, длинные и музыкальные. – Бывший родитель планировал, что я, как и он, хирургом стану. – Жаль, что твои родители умерли, – посочувствовала Света. Я ей не говорил, что те умерли для меня, а не по-настоящему, пусть и дальше так считает. – Да, жаль, – ответил я, козырнув командиру, что шёл навстречу – капитан-артиллерист, и потянул за ручку, открывая тугую дверь и пропуская вперёд Светлану. Мы зашли в магазин, кстати, совсем даже не пустой, с полтора десятка человек было. Несколько мам своим детишкам покупали их первый инструмент. Даже странно, среда, час дня, а столько народу. Прошли в зал с аккордеонами, где я завис, изучая ассортимент. Надо сказать, что об инструментах этих времён я мало что знал. Глеб был туг на ухо и не имел музыкального слуха, но, к счастью, у меня не было с этим проблем, уже проверял в академии – брал у одного курсанта баян, пробовал, получалось неплохо. Когда, наконец, появился продавец, я уже выбрал. В принципе, тут и выбирать было не из чего, оказалось, в Союзе в данное время клавишные аккордеоны не были распространены, баяны да гармоники, и всё. Поэтому те четыре аккордеона, что были выставлены на витрине, оказались немецкими. Двух марок. Одна модель меня не заинтересовала, а вот фирмы «Hohner», с искривлённым для удобства руки грифом, очень даже понравился. Пока только внешним видом, как звучит, я ещё не слышал. Накинув ремни на плечи, я отстегнул застёжку и проиграл пару нот, проверяя звучание. Пальцам пока непривычно, мне ещё предстоит изучать инструмент, но в принципе всё знакомо. Так что уже через десять минут я наигрывал незатейливую мелодию, продолжая знакомиться с инструментом. Попробовал сыграть рок – я этому учился в Бразилии, там классный мастер был по року на аккордеонах, – но не получилось, сплошная фальшь. Нет, инструмент потянет такое звучание, я сам пока не тянул, нужно восстанавливать навык. Однако, чтобы сделать приятное Свете, стал наигрывать и приятным сочным баритоном запел, глядя ей в глаза – уже никто не существовал для нас двоих, только я и она: Темная ночь, только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают… Света слушала внимательно, не отрывая от меня глаз, а по щекам текли слёзы. У меня у самого защипало в глазах – хорошая песня. Я закончил играть и, сложив аккордеон, сдул меха, когда услышал хлопки. Посмотрев в сторону прохода в соседний зал, увидел, что практически все посетители и продавцы слушали нас. Света отвернулась, утирая слёзы, хотя тут как раз стыдится нечего, а я, сняв инструмент, спросил у продавца: – Сколько стоит, и есть ли чехол? К счастью, уложился в сумму, что у меня была, хотя и оставалось всего семьдесят рублей. И да, чехол был. Пока мы с продавцом всё это упаковывали – мне даже подарили бархатную тряпочку натирать инструмент, – стали свидетелями забавного разговора между мамой и сыном. Тот стал яростно уговаривать купить такой же аккордеон, обещая научиться, хотя мама его была настроена на баян. Но она была довольна и дала себя уговорить. Как я понял, плохиш был против музыки, и его явно силой собирались ею заниматься заставить, а тут сам захотел. Вот что хороший пример делает. Ещё двое парнишек, мамы которых выбирали скрипки, проводили нас грустными глазами. Повесив аккордеон на левое плечо, я под ручку со Светланой дошёл до её дома. Утечку устранили, соседка передала ключ, а то сантехник не достучался. Мы же продолжили отдыхать, ну и я собирался потихоньку. Вещмешок пополнялся. Запасные портянки, исподнее, полотенце, новая зубная щётка, зубной порошок в жестяной баночке и мыло. Всё это я купил и приготовил заранее, во время одной из увольнительных. Так покупки проще совершать, чем в самоволке. Патрули лютовали. Хорошо, я бегаю быстро, не догнали, не то пару раз бы точно сидел на гауптвахте. Помимо выше перечисленного был армейский походный набор. Старый, но на вид очень приличный плоский армейский германский котелок – с Империалистической кто-то трофей продавал. Внутри кружка и ложка-вилка – два в одном: с одной стороны ложка, с другой вилка. Не знал, что такое уже есть, купил с удовольствием. В котелок сложил пачку чая, соль и куски сахара, до полного. Крышку еле закрыл. Положил бритвенный набор. Нож, похожий на финку, но с защитой, чтобы пальцы не порезать, за голенищем носить буду. Ну и складной, он в котелке. Моток ниток с иголкой и отрез ткани на подшивку подворотничка. Это пока всё. Сверху наган положил. Плюс ещё Света приготовила еды, чтобы до Киева хватило, но в вещмешке уже не хватит места, так она в пакет все завернула и бечёвкой перевязала. Там бутерброды, варёная курица, яйца и лук с чесноком. Однако в сидор я всё же смог впихнуть две банки тушёнки и десяток ржаных сухарей – пусть НЗ будет. Укладывал все так, чтобы спину не натирало. Всё. Готов. Когда до отправления оставался час, а у подъезда прогудело клаксоном такси, которое я заказал – далеко всё же до вокзала, как бы не опоздать, – то Света сказала: – У меня для тебя подарок есть. Отошла к шкафу, повозилась с одним из ящиков и обернулась, держа в руках половинку морского бинокля, его латунные части заметно сверкали, явно недавно были надраены. Мощная оптика, но без второй половинки получался монокуляр. – Этот бинокль отца моего мужа, он был морским офицером. У него оставалось два сына, они разделили бинокль пополам. Мне он не нужен, а тебе пригодится. – Спасибо, солнышко. Отказываться я не стал, вещь нужная, к тому же от чистого сердца. Пусть латунные части могут демаскировать, но будет возможность, закрашу их. Смог впихнуть его в вещмешок – теперь точно полный, после этого мы обнялись, крепко поцеловавшись, и я покинул эту квартиру и этот дом. Не знаю, когда вернусь, но постараюсь – ребёнка навестить хочу. Такси оказалось аж ЗИС-101 лимузин, вот на заднем сиденье я и покатил к вокзалу. Доехали быстро, пробок здесь нет, так что вовремя были. Правда, мне всё равно старший группы попенял на опоздание, затем внес в список присутствующих. Моё личное дело у него, отдаст в секретный отдел по прибытии. Нас в Киевский особый военный округ пять десятков танкистов и ремонтников направляли, но вряд ли в одной части служить будем, раскидают по разным, как я понимаю. Пока же мы ожидали приказа на погрузку. У нас в академии никто не задумывался, как нас повезут, я думаю, новоиспечённые командиры, скажи им, и вприпрыжку рядом с поездом побегут, патриотизм просто зашкаливает. Я же, прикинув, посчитал, что могут и в теплушках перевозить, однако мои предположения были обмануты. К воинскому эшелону, явно грузовому, прицепили два плацкартных вагона. Командиры от лейтенантов и выше добирались до своих подразделений сами, на гражданских поездах, а вот сержанты и младший начсостав нет, тут всё по команде и строем, как простые красноармейцы. В один вагон мы с трудом уместились, в другом были сержанты из пехотного училища. Точнее, даже не уместились, четверо лишних оказалось, пришлось у соседей устраиваться. Я занял верхнюю полку, чтобы не дёргали, сложил вещи и стал ожидать отправки. Наше купе через два от проводника, нужно ещё постельное белье получить. Однако обломали, так поедем, на матрасе спать будем, хорошо хоть, подушки есть. Ничего, мы люди военные, нам не привыкать. Вон в мае перед выпуском целый месяц практика на танкодроме Кубинки была, изучали разные единицы бронетехники, там в палатках под шинелями спали. Только тут парни и заметили музыкальный инструмент. Точнее, они его и раньше видели, но в суете прощания с родными не до того было – много москвичей среди новоиспечённых командиров – а тут наконец обратили внимание. Когда расселись и эшелон тронулся, прозвучал вопрос: – Слав, ты чего, инструмент имеешь? Сказано было с такими интонациями, что я насторожился. Меня и так блатным считали. Не многие наручные часы имеют, а у меня были «Командирские». Да и с разной мелочевкой порядок. Не все подобным могли похвастаться, а инструмент был дорогим. Зависть к буржую – вот что мне не понравилось в интонации. – Это подарок, – погладив чехол по боку, пояснил я. – И играть умеешь? Другой сокурсник, хмыкнув, пояснил: – Умеет. Вон как на баяне Сидорчука наяривал. – Слав, сыграй, а? – попросил тот же завистник, но уже другим тоном. – Чуть позже. А играть буду. Мне руки и пальцы разработать нужно, да и инструмент новый, я на таком ещё не играл. Немец. – В смысле? – В смысле из Германии он. В музыкальном продавались, вот мне в подарок и купили. А чуть позже я исполнил с пяток песен, мелодии пока простые, руки разрабатывал. Устали пальцы быстро, будем больше играть. Всем понравились незатейливые новые для многих мотивы и песни, но дали отбой по вагону, так что легли спать. Глава 2 Обманутые ожидания и первая стычка Двое суток мы добирались до Киева. Сразу видно, что эшелон неспешный, зелёного света на пути не было. Часто на запасных путях стояли. Однако припасов хватило. Многие за водкой бегали на станциях, дежурные на это сквозь пальцы смотрели, но я не пил – один стакан, это мы обмывали звания, и на этом всё. Больше развлекал парней песнями. Я их сотнями помнил. Разучивал когда-то до тошноты и неприятия, сложно забыть теперь. Военных много знал, тем более что пел их в детдоме по праздникам, особенно в День Победы, но тут не исполнял, рано для них еще, а вот о жизни или любви – это легко. Пальцы пока разрабатывались, но уже замечаю, фальшивить стал меньше. Правда, и минусы были, пока исполнял, в наше купе набивалось народу до предела. Оказалось, я очень неплохо играю и, главное, пою. Голос у Глеба, а теперь и у меня, оказался чистым и очень хорошим. Мог исполнять в довольно широком диапазоне. Впрочем, в прошлой жизни у меня похожий голос был, потому так быстро и перестроился. Ломки голоса нет, пока не перетрудил связки, вот и набирался опыта, но если почую, что всё, хватит, – всё же связки не привычны к исполнению, – то закрою концерты. Мы прибыли в Киев в десять часов утра, видимо специально так рассчитали. Наши вагоны отцепили, и эшелон ушёл дальше, а нас с пехотой строем направили к штабу округа. Вообще вроде как в училищах дают направление по местам службы, но у нас новообразованные курсы были, может, поэтому так? Да и пехота с нами. Довели до штаба и оставили ожидать рядом, в парке. Сопровождающие ушли в штаб округа, а чуть позже началось. Вызывали по десять человек, выдавали направление по месту службы и отправляли в свободное плавание. Мол, сами доберётесь, билеты у военного коменданта станции получите. Это вообще как? Я во втором десятке оказался. Направление в девятнадцатую танковую дивизию двадцать второго механизированного корпуса, что входит в состав Пятой армии Киевского особого военного округа. У меня двое суток, чтобы до части добраться. Так что, получив направление, попрощался с парнями и, прихватив вещи, направился к рынку. Нужно прикупить припасов. Денег, конечно, немного, но хватит взять те же пирожки в дорогу – НЗ тратить не хочу. Уйти я успел недалеко. Услышав дробный перестук сапог, обернулся, приметив знакомых парней. Трое меня нагоняли. Оказалось, они тоже в девятнадцатую танковую направление получили. Причём один из трёх сержантов пехотинцем был, его в мотострелковый полк направили. Хорошая новость, до Ровно, где та расположилась, вместе будем добираться. Но сначала на рынок, не я один пустой и без припасов. Где рынок, мы узнали у прохожих, к слову, в городе было на удивление много мужчин в военной форме, но мы вполне вписывались в струю, хотя наша молодость и привлекала внимание. Видно, что только надели новую форму и получили первое звание. Парни, весело переговариваясь, так и шли за мной. Пацаны восемнадцати лет. Как их ещё назвать? На их фоне я выглядел вполне неплохо, они и в училище тянулись ко мне, чувствуя, что я старше их по жизни и опытнее. Двоих танкистов звали Сашка и Егор, а сержант из пехотного училища – Антон Сверин. Познакомились, пока шли. Денег было мало, у меня, по сравнению с остальными, крупная сумма, пусть и семьдесят рублей. Однако накупить припасов мы смогли. Взяли три десятка пирожков, буханку хлеба, шмат солёного сала и немного овощей – ехать-то всю ночь. На водку денег я не дал. Попили свежего пива из развозной бочки и, купив пять бутылок лимонада – чисто дети, направились обратно. А на станции военный комендант, уже сильно уставший к полудню, не обнадёжил, подходящий поезд на Ровно ушёл. Только что. – Товарищ капитан, а попутные эшелоны есть? – поинтересовался я. – Эшелон стоит, – подтвердил тот, как будто я не видел, только вот охраняли его бойцы НКВД. – Не советую. Не возьмут. Я просить не буду, а вам откажут. – Спасибо, товарищ капитан. Не мы одни уехать не успели, таких молодых сержантов, да и лейтенантов, на вокзале хватало. В два часа ночи ещё один поезд будет, это запасной вариант, а пока мы прогулялись по путям к эшелону. Не знаю, что там везли, но в охране настоящие церберы. Нам отказали, правда, достаточно вежливо. Повздыхав, мы вернулись и, оставив вещи в камере хранения, направились гулять по городу. Денег особо не было, но на билеты в кино хватило. Мне понравилось. Этот, снятый в прошлом году, фильм я раньше не видел, назывался он «Гибель “Орла”». Потянув время, вернулись на вокзал, забрали вещи и, поужинав в буфете, стали ждать дальше. Развлекать народ не пришлось, по радио передавали сборник классической музыки. Когда прибыл поезд, по билетам прошли в вагон. Плацкартный, естественно. В девять часов утра следующего дня (седьмого июня) я вышел из здания штаба нашей дивизии и поинтересовался у парней: