– Во всяком случае, не ты. Уже что-то. – Да, не без того. Чарли прислоняются к покрытой ржавыми подтеками стенке и складывают руки на груди. – Ты скучаешь по ней? В смысле, по Оксане, когда вы не вместе? – Ну-у. Да, скучаю. Даже сильно. Как жилось в тюрьме? – Ужасно хреново. Одиноко. Дерьмовый секс. – Боже мой, Чарли! – Знаю. Но мы-то думали, что нам там сидеть всю жизнь. И когда нам сказали, что скоро выпустят, мы были на седьмом небе. И кстати, люди говорят, что «Двенадцать», мол, – патриархальная контора, но мы считаем, что они предоставляют реальные возможности женщинам и людям вне бинарной гендерной системы. Шанс на самореализацию и воплощение мечты. В нашем случае – в виде стрельбы по людям. – Опасная работа. – И мы превосходно с ней справляемся. Конечно, ты так не думаешь, но… – Я никогда этого не говорила. – Говорить не обязательно. Послушай, мы понимаем, что ты не сильно впечатлена тем, как мы дважды не смогли тебя убить, но дело, может быть, в том, что тут было много личного? Типа, мы знали, что ты нравишься Оксане, ну или что-то в этом роде, и поэтому не могли расслабиться. Ведь у нас тоже есть чувства, мы не робот Рэйчел из «Бегущего по лезвию». – Да, Чарли, понимаю. – Но объясни нам, как ты вообще оказалась с женщиной? В смысле, ведь ты же жила с мужем? Как там его, Нико? Оксана всегда называла его «польским козлом». – Он не козел, он хороший человек – но да, так и есть. – И все было нормально? – Ну-у. Да. – И что же случилось? Ты проснулась однажды утром и сказала: нахрен все это дерьмо, хочу киску? Так? – Нет, совсем не так. – Так как же? Расскажи. – Думаю… Боже, тут все так сложно. Ладно. Начнем с того, что Оксана – ее тогда звали Вилланель – меня просто очаровала. От тогдашней работы руки опускались, было ощущение, что она ведет в никуда, и тут вдруг появляется эта женщина, которая не подчиняется никаким правилам, которая на ходу сама сочиняет жизнь, которая творит любую херню, какую заблагорассудится, и выходит сухой из воды, и поначалу меня это бесило, поскольку моя собственная жизнь была настолько… была совсем не такой. «Да как она смеет?» – думала я. Я негодовала. Но потом, мало-помалу, меня начало восхищать ее мастерство, ее хитроумие, да и вся эта игра, которую она ведет. Это стало очень личным. Очень интимным. Помнишь браслет, который она купила мне в Венеции? – Еще бы не помнила. Мы были готовы ее придушить. – Знаю. А ведь на тот момент мы с ней еще даже ни разу не встречались. – Переходи к сексу. – Секс был вообще ни при чем. В то время. – Секс всегда при чем. – Тогда зачем ты меня расспрашиваешь? – Потому что, б…, мы ревнуем. Потому что хотим вернуть ее. – Чарли, спустись на землю. Думаешь, кому-то из нас позволят просто уйти? Думаешь, будет, типа, «стали жить-поживать»? – А ты так не думаешь? – Нет. Если провал, мы погибнем. Если успех – и если наша цель настолько высокого полета, как говорят, – мы все равно погибнем, поскольку никто не захочет, чтобы мы шлялись по миру и трепали языком. – Но зачем нам что-то рассказывать? Мы будем молчать, ты тоже, Оксана – тем более. Просто будем дальше работать на «Двенадцать». – Чарли, если ФСБ услышит хотя бы полслова, что мы в этом замешаны, ты не успеешь произнести «Бэйлиз», как уже будешь сидеть на допросе в лефортовской камере. А там мы заговорим, можешь мне поверить. Там любой заговорит. – Мы любим «Бэйлиз», это лучший напиток в мире. И извини нас, конечно, но мы все равно хотим, чтобы Оксана вернулась к нам. Нет, ну в самом деле – что у вас с ней общего? Ничего. И сегодня вечером. Она с тобой даже словом не обмолвилась. Одной тебя, Ева, ей мало. – Иди спать, Чарли. Я устала. Завтра увидимся. Рано проснувшись, я сползаю вниз по лестнице в уборную, которую Антон упорно называет «гальюном». Она крошечная, но уединенная, и в ней есть душ с пресной водой, нагреваемой от генератора. Окутанная паром, я тороплюсь насладиться горячей водой, которую позволяю себе включить на минуту с небольшим. Подозреваю, что основную часть дня мне предстоит провести на собачьем холоде. Вместе с Чарли и Имбирем, приземистым, лысеющим валлийцем с белозубой улыбкой, мы завтракаем сэндвичами с беконом и чаем. – Чудный выдался день для занятий, – ухмыляется он, а снаружи тем временем завывает ветер, проносясь по палубе. Он ведет нас почти к краю платформы, где примерно в десятке метров друг от друга стоят две конструкции из бензиновых бочек и брезента – импровизированные укрытия для стрельбы. Под брезентом лежит плоский матрас, а на нем – снайперская винтовка, оптический прицел, металлическая коробка с патронами и непромокаемый рюкзак. Самый край платформы – метрах в двух от нас, если не меньше. Внизу кипит и пенится море, ударяясь волнами в бетонные опоры. – Теперь устроимся поудобнее. Ты, Чарли-девочка, на винтовке. Ты, Ева, сзади справа, а я приткнусь слева. Ну что, уютно? Я вижу, как Чарли напрягаются, когда их называют «девочка», но потом нехотя расслабляются. Мы занимаем свои места на матрасе. Сидеть почти впритык к Имбирю и Чарли стремно, но зато не на ветру. Здесь все равно довольно холодно, и моя спина начинает жутко ныть. Интересно, успею ли я избавиться от этого шва при жизни? – Если я правильно понимаю, ты уже кое-что смыслишь в этом деле? – с ухмылкой спрашивает у Чарли Имбирь. – Кое-что, – настороженно отвечают Чарли. – Тогда ты уже знаешь многое из того, что я буду рассказывать, но все равно слушай внимательно, поскольку работка предстоит непростая. Я не знаю, ни где именно будет огневая позиция, ни имя вашей цели. Но мне известно, что окно возможности для выстрела крошечное – может, всего пара секунд, – и цель будет движущейся, причем на расстоянии свыше семисот метров. Поэтому, Чарли, тебе придется действовать очень быстро и решительно, сохраняя при этом полное хладнокровие. А твоя задача, Ева, – обеспечить ей эти условия. Во-первых, ваше оружие. Это – британская снайперская винтовка «АХ» с прицелом «Найтфорс», она стреляет мягко и очень точно. В целом – довольно аккуратно сделанная штука. – Он открывает коробку и демонстрирует ряды блестящих медных патронов с медными гильзами. – Калибр —.338 Лапуа Магнум. Высокой мощности. Выстрелите таким в свою цель, и там будет сплошное месиво. Скажи, Чарли, что тебе обычно необходимо знать, чтобы прицелиться с пятисот метров? Чарли хмурится. – Дистанция, сила и направление ветра, сопротивление воздуха, отклонение траектории, эффект силы Кориолиса… – Тебе, Ева, говорят что-нибудь эти слова? – злорадно улыбается Имбирь. – Не слишком многое. – Не волнуйся, будут говорить. Начнем с дистанции. Чем дальше летит пуля, тем ниже она успеет опуститься в полете из-за силы тяжести, так? – Просекла. – Ветер тоже влияет. Сильный боковой ветер будет сносить пулю в сторону, а встречный ветер усилит сопротивление воздуха. Холодный воздух плотнее теплого, и поэтому его сопротивление, опять же, больше. – Так. – Пуля вылетает из ствола, вращаясь с очень высокой скоростью. Это создает некоторое отклонение в сторону направления вращения, и на больших дистанциях это отклонение тоже приходится учитывать. – М-да, ну ладно, будем считать, я тоже в общих чертах поняла. А вот это вот, последнее? – Не хочешь потолковать про эффект силы Кориолиса, Чарли? – Можем. Допустим, мы стреляем в Еву. – Опять? Они улыбаются. – Допустим, мы целимся с расстояния в километр, то есть пуля будет лететь до тебя секунды три-четыре, так? – Наверное. – Но пока она летит, Земля продолжает вращаться. А ты на ней стоишь. Поэтому даже если ты стоишь, не двигаясь, ты все равно двигаешься. Понятно? – Ну… типа того. М-да. – Ну тогда порядок! – Имбирь сверкает мне белыми зубами. Полагаю, что, когда он служил снайпером в спецназе и работал с Антоном, он снимал людей выстрелами с такой же жизнерадостной улыбкой на лице. – В давние времена, когда я был еще в игре, нам приходилось высчитывать все эти факторы и соответствующим образом настраивать прицел. Хорошо, если на это имелось время, а вот если нет, то нам приходилось туго. Но сегодня у нас есть лазерная система, которая делает все эти расчеты сама, автоматически. Просто глядишь в прицел, и видишь уже скорректированную точку прицеливания. – В чем тогда моя функция? – спрашиваю я. – Мы до этого дойдем. Сперва установим винтовку. Чарли-девочка, не окажешь нам честь? – Просто Чарли. Без «девочки». – Правда? – Его улыбка не гаснет никогда. – Ну пусть будет просто Чарли.