– Вот за это спасибо. А что все-таки нужно-то, а? – Да так, мелочи, – скромно сказала я. – Информацию на одного человечка собираю. Некто Ногатенко, нотариус, слышал про такого? – Кто? Ногатенко? – хмыкнул Макс. – Ну еще бы не слышать! Третий год его за жабры взять пытаюсь, а он все, как рыба, с крючка срывается! Верткий, как угорь! А что, у тебя что-то на него есть? – насторожился обэповец. – Поделись, буду рад! Может, вместе его прижучим? – Ты, кажется, готов прижучить любого преуспевающего жителя города, – улыбнулась я. – Не прижучить, а про-ве-рить! – назидательно поправил меня Максим. – Между прочим, здравый подход! Если честный – я спокоен. Если же нажил состояние неправедным трудом – пусть отвечает. Или ты со мной не согласна? – Полностью согласна, Максим! – не стала я спорить с полезным информатором. – Так что давай действительно поможем друг другу. Мне нужно вытянуть из него кое-какие сведения. Как посоветуешь вести беседу? – А чего тут советовать – бери его на пушку, и все! – тут же ответил Макс. – Интересно, чем? – полюбопытствовала я. – Я потому к тебе и обращаюсь. Думала, может быть, у тебя что есть на него? – Да у меня многое есть, не беспокойся! – каким-то зловещим тоном сообщил Игольников. – Лично у меня только три заявления на него лежат, и все о мошенничестве! Обманным путем помог состряпать липовые документы, по которым люди квартир лишились! – А говоришь, не можешь прижучить? – удивилась я. – Там не все так просто, – сразу погрустнел Максим. – Во-первых, они поздновато чухнулись, когда уже полгода срока прошло, отпущенного для подачи заявления о наследстве. Во-вторых, он далеко не дурак и выбирал такие дела, где завещатели были не совсем как бы дееспособны. А так как в живых их уже нет – своей смертью, правда, преставились, тут все чисто, – то и доказать это сложно. Но можно! – повысил голос Игольников. – Дела вообще-то не закрыты, а приостановлены! Так что можешь смело ему палить, что в любой момент они будут подняты. Можешь добавить, что найдены новые свидетели и майор Игольников намерен лично возобновить их проверку! Будет темнить – скажи, что зол на него крепко! Не внемлет – сообщи, что майор Игольников его к себе в кабинет вызывает. Я его мигом разговорю! Вот так! – не на шутку разбушевался Макс. – Спасибо, Максим, – поблагодарила я. – Это уже кое-что. – Не за что, – проворчал Игольников, остывая. Мы поболтали еще немного, после чего я выяснила, где находится контора, возглавляемая Ногатенко, и прямиком направилась туда. Нотариальная контора располагалась в центре города, на первом этаже трехэтажного дома по улице Гоголя, почти на углу. Я открыла металлическую дверь и прошла внутрь. Секретарши в приемной не было: то ли нотариус экономил на ней, то ли любил работать в одиночку. Во всяком случае, никаких других людей, кроме него самого, в конторе не наблюдалось. За письменным столом сидел тот самый маленький человечек с бородкой и в очках. – Добрый день, – сразу же любезно приветствовал он меня. – Прошу вас, присаживайтесь. Что за дело привело вас ко мне? – Очень важное дело, Лев Сергеевич, – усаживаясь на стул, сказала я, снабженная данными от Игольникова. – Меня к вам прислал ваш знакомый, Всеволод Евгеньевич Бобров. – М-м-м? – В глазах Ногатенко на мгновение промелькнула какая-то непонятная искорка, но он никак не прокомментировал мое замечание, лишь ждал, что я скажу дальше. – Всеволод Евгеньевич говорил мне, – продолжала я, – что у вас с ним вчера состоялась встреча в ресторане «Волга». И мне нужно узнать, на предмет чего она была. – А что же Всеволод Евгеньевич сам вам не сказал о сути этой встрече? – испытующе сверля меня маленькими серыми глазками, тут же спросил Ногатенко. – Ему было затруднительно это сделать. При нашем разговоре присутствовало много свидетелей. И ему не хотелось этого афишировать, – продолжала я. Ногатенко улыбнулся. – Видите ли, милая барышня… Простите, не знаю вашего имени-отчества. – Евгения Максимовна, – представилась я. – Евгения Максимовна, – тут же подхватил нотариус. – Сообщать личные сведения о делах своих клиентах – не в моих правилах. Вам, наверное, знакомо такое понятие, как профессиональная этика? Так вот, она существует не только среди врачей, но и среди представителей других профессий, в том числе и нотариусов! Хорош бы был из меня специалист, если бы я выдавал тайны клиентов! Да у меня бы их просто не осталось! Мне дорога моя репутация! – Боюсь, что вы и так можете вскоре лишиться многих из них, – холодно произнесла я. – А что касается вашей репутации… По-моему, три заявления о факте мошенничества с вашим участием – это все-таки многовато. – А что, они подтверждены? – живо спросил Ногатенко и вскочил со стула. Видно было, что он занервничал и очень заинтересовался мною, хотя и старался этого не выдавать и держаться уверенно. – Во-первых, для крушения реноме совершенно необязательно юридическое подтверждение, – охладила я его. – Вам ли не знать, с какой скоростью в нашем небольшом городе распространяются слухи. Особенно если их сообщает уважаемая газета «Репортер Поволжья». Стоит появиться статье с заголовком «Нотариус-оборотень» или примерно таким, как вся ваша репутация летит к чертям. Во-вторых, факты легко могут и подтвердиться. Кстати, майор Игольников просил передать вам привет, а также приятные новости: в ваших делах появились новые свидетели, и теперь ваши дела предстали уже в ином свете… А с майором Игольниковым, думаю, вы успели познакомиться хорошо и знаете, что он землю готов рыть. – Это вам Максим Петрович сказал? – поинтересовался нотариус, глаза которого продолжали беспокойно бегать. – Мы давно дружим, – сказала я. – И сотрудничаем. Так что вам лучше отделаться малой кровью и рассказать мне о беседе с Бобровым. Тем более что он сам не возражает против вашей откровенности. И тогда могу сказать майору о том, что вы ведете себя как добропорядочный гражданин, готовый оказывать посильную помощь органам правозащиты! – Я безмерно уважаю Максима Петровича, – быстро заговорил Ногатенко. – И могу вам только сообщить, что он заблуждается на мой счет! При всем моем почтении, Максим Петрович склонен в каждом нотариусе или юристе видеть мошенника! Стереотипное мнение, знаете ли! – Он улыбнулся. – И если он хочет, чтобы я помог вам, я, конечно же, охотно это сделаю. Тем более что и скрывать-то там особо нечего. А может быть, хотите кофе с коньяком? – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Не стоит отвлекаться от беседы, – отказалась я. – Тем более что, кроме вас, его некому подать. Не будем терять время. – Ну, как знаете. А я вот, признаться, люблю коньячок, – приторно улыбнувшись, начал он пространные разглагольствования. – Хотя сейчас так редко встречается настоящий. Один суррогат! Вот, помнится, был я в Испании… – Лев Сергеевич, так что насчет Боброва? – перебила я его. – Ах да! – Нотариус легонько стукнул себя по лбу и рассмеялся. – Совсем я стал старый, болтать люблю… Мне дома, в сущности, и поговорить-то не с кем. Я, знаете, даже попугая завел. Не поверите, по вечерам с ним разговариваю. М-да. – Меня интересует Бобров! – требовательно повторила я. Ногатенко вздохнул и погладил свою лысеющую голову. – Бобров позвал меня на встречу, чтобы обсудить наследственные дела, – наконец произнес он хоть что-то по делу. – Так, отлично, а поподробнее? – попросила я. – Он спрашивал совета, как разумнее разделить наследство между ближайшими родственниками. – И что же вы ему посоветовали? – прищурившись, посмотрела я Ногатенко в лицо. Тот закатил глаза и медленно произнес: – Так как были некоторые нюансы, я вынужден был дать совет в соответствии с ними. – Какие нюансы? Какой совет? – чуть не рявкнула я. – Меня волнуют подробности, я вам уже сказала! – Бобров хотел отделить часть своего состояния сыну, – не глядя на меня, сказал Ногатенко. – А нюансы состоят в том, что умирать Всеволод Евгеньевич в ближайшее время не собирается, а хочет продолжать здравствовать, чего мы все ему от души желаем, а Михаилу он хотел отделить долю именно сейчас. Дело в том, что Миша вырос несколько инфантильным молодым человеком, но, знаете, это сейчас такое распространенное явление среди молодежи, просто настоящий бич. Есть даже такое понятие – «дети-бумеранги», может быть, слышали? Так как я молчала, Лев Сергеевич вынужден был продолжить: – Так вот, Миша не очень оправдал надежды Всеволода Евгеньевича, который является человеком деловым и которого я безмерно уважаю и как бизнесмена, и как общественного деятеля, и даже как отца своих детей. Но тут, увы, матушка Михаила внесла свою горькую лепту, да простит она меня, что упоминаю об этом за глаза, но… – Лев Сергеевич! – не выдержала я. – Я вообще-то не ваш попугай, если вы забыли. Вы можете говорить короче и по существу? – Увы, нет, милая барышня Евгения Максимовна! – развел руками Ногатенко. – Так уж я устроен. Такими же были и мой отец, и мой дед, мир их праху! – Значит, Бобров хотел отделить сыну часть наследства, – резюмировала я. – Какую именно и как? – Денежную, – неожиданно четко и быстро сказал нотариус. – Это самое простое. – А почему? Ведь Михаил, как вы говорите, не оправдал его надежд, к тому же отношения между ними в последнее время были натянутыми. И Михаил тратил деньги явно не на те вещи. Разве разумно было давать ему деньги? Они бы разошлись у него через месяц! – Конечно, неразумно! – подхватил Ногатенко, всплеснув руками. – О чем я сразу ему и сказал! Но оставить Михаила без гроша Всеволод Евгеньевич тоже не мог: все-таки родной сын, родителям всегда жалко своих детей, какие бы поступки те не совершали! Когда мой Сенечка в третьем классе по глупости выкурил сигарету в туалете музыкальной школы, просто за компанию с другими учениками, мне в первую очередь было его жаль! Мне даже сложно было на него сердиться! – Значит, Боброву было жаль Михаила, – повторила я, в душе понимая, что скорее всего это правда. – Да, – кивнул нотариус. – К тому же ему поднадоело, что тот постоянно клянчит деньги, да и матушка его не отстает. И чтобы жить со спокойной душой, нужно было что-то придумать. И я подсказал Всеволоду Евгеньевичу, что лучше всего будет положить часть средств на счет, а еще сделать Мишу акционером местной табачной фабрики. Всеволод Евгеньевич как раз совладелец этого предприятия – весьма прибыльного и перспективного, надо сказать! – но, во-первых, заниматься им всерьез у него просто нет времени. А во-вторых, это надежный способ защитить вложенные средства. То есть дивиденды Михаила будут пополняться только в том случае, если он станет принимать активное и полезное участие в процессе развития фабрики. Этот вариант мы оба сочли самым приемлемым, и я сказал Всеволоду Евгеньевичу, какие документы нужно подготовить. Их сбор он поручил мне, и я как раз занялся этой работой. Вот, собственно, и все, – лучезарно улыбнулся мне нотариус. – Ну, теперь вы видите, что я занимаюсь самыми обычными, мирными житейскими делами? Вы уж, пожалуйста, так и передайте Максиму Петровичу! – Непременно, – мельком проговорила я. – А кто-нибудь еще знал о вашей встрече? Ногатенко на миг вытаращил глаза, потом отрицательно замотал головой. – Нет, – уверенно произнес он. – И все-таки, Лев Сергеевич? Может быть, упомянули кому-то мимоходом, что вечером встречаетесь в «Волге» с Бобровым? – Никому! – категорически заявил нотариус. – Я никогда не сообщаю о своих встречах с клиентами и не сообщаю их имен! Разве что в таких вот исключительных случаях, – снова расплылся он в слащавой улыбке. – А место вы оговорили заранее? И кто его предложил? – Его предложил Всеволод Евгеньевич. Собственно, можно сказать, просто поставил меня перед фактом, сообщив, что заказал столик в кабинете на шесть часов. Но я нисколько не возражал, в «Волге» мне всегда нравилось. Помню, во времена моей молодости это был лучший ресторан в городе! Какую там подавали стерляжью уху – пальчики оближешь. Да, сейчас уже все не то, не то… Былые повара канули в Лету, а с ними утеряны и рецепты. Как говорится, иных уж нет, а те далече. Да. – Значит, персонал ресторана знал о том, что вы там встречаетесь, – скорее для самой себя произнесла я. – Ну, метрдотель, разумеется, знал. Возможно, кто-то из официантов. А какое это имеет значение? Что вообще случилось? – Да ничего особенного, – улыбнувшись, привстала я со стула. – Все нормально. – Может быть, все же совершить звонок Всеволоду Евгеньевичу? – с сомнением в голосе произнес Ногатенко. – Не стоит, – остановила я его. – Скорее всего он недоступен. После чего, попрощавшись, вышла из нотариальной конторы. В машине я набрала номер майора милиции Авдеенко и попросила узнать о том, как продвигается расследование убийства Михаила Боброва, порученное отделу другого района. Хотя мне и так было понятно: пытаются колоть отца, вот и все подвижки. Второй же вопрос, адресованный Авдеенко, волновал меня куда сильнее. Он касался пистолета, подброшенного Всеволоду Евгеньевичу в ящик стола. Чутье и опыт подсказывали мне, что это непростой ствол. Авдеенко обнадежил меня, сказав, что информацию постарается получить как можно скорее, даже, возможно, сегодня к вечеру. Это меня приободрило, и, поблагодарив его, я все же отправилась домой, к тете Миле, поскольку очень мне хотелось пообедать вкусной горячей пищей.