– Так Вы – путешественник во времени? – ахнула я, зачем-то вцепившись в розовый куст и нервно теребя его пальцами. – В некотором роде! Теперь и Вы – путешественница! – улыбнулся Артемий. – Да… Но зачем Вам я? Зачем непременно нужен был кто-то, девушка, да ещё на танцы? В чём фокус? – озадаченно спросила я, отдергивая руку от колючего куста. – Сейчас узнаете! Надеюсь, что нам повезёт! – проговорил он и аккуратно замотал мою пораненую руку своим хлопковым платком. Пока мой спутник бережно закреплял его на моей ладони, я успела разглядеть вышитые инициалы в уголке ткани: А.П. Я недоуменно пожала плечами. Вряд ли этим вечером меня можно было ещё чем-то удивить. Однако вечер всё длился и длился, словно воздавая нам за прежние немыслимые скорости. Всё было так плавно и неспешно, что, кажется, я запомнила каждую деталь узора на полу танцплощадки, каждую смешинку в глазах Арсения, каждый листик на подсвеченных желтыми фонарями липах… Мне вдруг подумалось, что вот оно, счастье, вот в этих мгновениях, в которых есть всё – ни отнять, ни добавить. Не хотелось никаких изменений, только остановить время и наслаждаться, ещё и ещё. Просто вдыхать вкусный цветочный воздух, наблюдать за танцующими и двигаться вместе с ними. Но Арсений вдруг шумно прочистил горло и смущенно проговорил: – Саша, мне надо Вам что-то сказать… Ну, вот, началось. Обычно после этих слов всё в моей жизни летит кувырком. Я, конечно, внутренне вся сжалась и, судорожно сглотнув, всё же кивнула в знак согласия. Как ни крути, а самостоятельно из 1960-го года я вряд ли выберусь – значит, придётся выслушать моего спутника, какую бы новость он ни готовил мне. Я вся обратилась в слух, не обращая внимания даже на то, что танцевальный ритм сменился. – Дело в том, что… я тут не первый раз… и имел глупость познакомиться со своей бабушкой, случайно, конечно… так вот, она влюбилась в меня и перестала обращать внимание на моего дедушку, своего будущего мужа… Кажется, возможен катаклизм, касающийся не только меня… Я в ужасе уставилась на Арсения: – Когда ж Вы успели всё это натворить!? И что я могу… в чём моя роль? – Да вот всё лето ходил сюда, и доходился… простите, что вовлёк Вас в это, не спросив. Но я боялся, что Вы откажетесь, я пробовал объяснять девушкам всё сразу – они убегали. А тут я Вас случайно сбил, задумался, и Вы мне понравились, вот я и не сказал… – виновато пробормотал Арсений. – Вот это да! Вы превзошли даже меня по части создания катастроф! Я думала, просто нравлюсь Вам, а тут такое… – искренне восхитилась я. – А чем я-то могу помочь здесь? – Как чем помочь? Своим присутствием! Бабушка увидит, что я только с Вами, обнимаюсь, танцую, целуюсь, и поймёт, что я ветренный тип, поматросил и бросил, и выкинет меня из головы! – удивился он моему вопросу. – А меня Вы тоже потом поматросите и бросите? И целовали меня для бабушки, да? – не на шутку разозлилась я. – Нет, что Вы! Это я выразился неудачно! Вы мне нравитесь! Очень! Так и бы танцевал с Вами без конца! Но раз натворил дел, нужно ведь с этим разобраться как-то сначала! – страстно возразил мне Арсений. – А Вам не кажется, что этот Ваш сценарий он слишком наигранный? Почему бы просто не подойти к ней и не сказать, что у Вас уже есть невеста и бросить её Вы не можете? – снова возмутилась я. – А что, с женщинами так можно? – изумился мой спутник. – Я бы вот предпочла, чтобы мне честно сказали в глаза, как есть! Вот без этих игр, уж точно! – прямо заявила я. – Вы такая смелая и такая… удивительная! Но не уверен, что с моей бабушкой это прошло бы… Дедушка был начинающим актёром и поразил её сердце яркими ухаживаниями, а потом они создали свой актерский дуэт. Они супруги Афанасьевы… – грустно поведал мне Арсений. – Да Вы что!? Мало того, что Вы поставили под угрозу своё появление на свет, так Вы ещё знаменитый актерский дуэт разбили! Арсений! Сейчас я Вам устрою сцену! – я разошлась не на шутку и влепила ему мощную пощечину. Арсений растерялся и, держась за горящую щеку, очумело посмотрел на меня. Затем он словно очнулся и принялся театрально уверять меня в своей любви. Я уворачивалась и отталкивала его, подыгрывая как могла. Он же явно переигрывал, то обнимая меня, то целуя руки, когда ему удавалось их поймать, то становился на колени и умолял простить его. В общем, своего мы добились: всё внимание на танцплощадке было приковано к нам. Внезапно от толпы отделилась девушка. Она остановилась совсем близко от нас, словно что-то пристально рассматривая. – Так вот ты какой, Арсений! – вдруг гневно произнесла она и влепила ему жгучую пощечину. – А это мой платочек, между прочим! – с вызовом добавила девушка и указала на мою руку. – Правда? Так вот это чьи инициалы! Вас зовут…? – с интересом спросила я. – Меня зовут Александра, – почему-то этой строгой и чистой девушке мне захотелось назвать моё полное имя. – Меня зовут Анна. А.П. – значит, Анна Павловская. Приятно познакомиться с Вами! И Вас привлекло обаяние сего Донжуана? – тепло улыбнувшись, ответила она. – Да, не устояла… вот не знаю, прощать ли… – полушутливо ответила я. – Это Вам решать. Но я точно знаю, что каждая должна выбрать правильного, своего Арсения! И спасибо этому Арсению, он открыл мне глаза на то, что мне важно! – уверенно произнесла она. В эту секунду сквозь толпу вбежал запыхавшийся молодой человек. Он был крепко сбит, а лицо его выражало совершенную решимость. Не хотелось бы мне быть его соперником, бррр! – Аннушка, где этот тип? – агрессивно воскликнул он и тут же посмотрел на Арсения, держащегося за обе щеки. – Вот он, Арсений, не переживай, с ним всё ясно! – умиротворенно произнесла Анна. – А мне вот не всё ясно! – воскликнул Арсений номер два и выбросил вперед кулак в стремительном апперкоте. – Дедушка… – только и успел пролепетать мой Арсений, прежде чем рухнуть. Я ахнула и бросилась к нему. Проверив его дыхание, я поднялась и подошла к Арсению номер два. – Руки распускаете!? Много сил? Идите займитесь делом! Станьте лучшим в профессии, очаруйте любимую женщину, женитесь, раз нечем заняться! А для бокса есть груши, не живые люди! – яростно воскликнула я и повернулась к стонущему Арсению. Арсений номер два смущенно потоптался, пробормотал что-то невнятное и ушел со своей Аннушкой в ночь. Мой Арсений промычал нечто, ещё не открыв глаза: – Так меня ещё никто не защищал! Ради таких слов можно и потерпеть! – Вам мало досталось, что ли? – засмеялась я и осторожно помогла ему подняться. – Просто я выбрала правильного, своего Арсения, а своих надо защищать, разве нет? Мой спутник в ответ нежно обнял и поцеловал меня в волосы: – Что ж, значит, и я не просто так сбил тебя на самокате, почуял родную душу! – В следующий раз, когда что-то почуешь, не сбивай меня, ладно? – улыбнулась я. – Теперь-то уже не важно! Главное дело сделано! – таинственно произнес Арсений. – Станцуем? – предложил он, хитро щурясь. – А ты сейчас в танцевальной форме? – засомневалась я. – В самой что ни на есть! – бодро ответил Арсений и закружил меня в вальсе, обнимая меня крепко и по-настоящему. Кексоголик На полупрозрачной, парящей в воздухе панели телевизора шли очередные вечерние новости. Аглаша раскладывала по контейнерам еду для своих домочадцев, и телевизор, ловко подстраиваясь под её перемещения, летел за ней. В какой-то момент ей надоело его назойливое сопровождение и навязчивая, именная реклама, и она просто выключила его. Телевизор вздохнул, погасил свой экран и полетел на своё место на стене. В доме, напичканном умными помощниками, быт происходил сам собой, и хозяйке оставалось лишь следить за чётким исполнением разных электронных устройств. Потому что в 2050 году жить стало проще: человечество изобрело себе комфортное во всех смыслах существование за счёт роботов и полностью автономных гаджетов, а ещё избавилось от большинства болезней и… алкоголя. Теперь о том, что когда-то на Земле были спиртные напитки, помнили лишь бабушки да дедушки. Они шутили об этом, вспоминали весёлые попойки и вечеринки, авральные отчёты, командировки, сдачи сессий и просто дни рождений и вздыхали. В их удобной и обеспеченной жизни не хватало остроты и радости момента – жизнь ускорилась настолько, что пожилые люди уже не успевали за всем, поэтому тем, кто достиг шестидесятилетнего возраста предписывалось переехать в специальную зону обслуживания, называемую в народе «городом стариков». Там они узнавали о том, что вместо алкоголя им позволены послабления в виде десертов. Но в строго терапевтических дозах. Ибо врачи не советуют злоупотреблять сладким – в чрезмерных количествах оно приводит к ряду болезней и асоциальному поведению. Аглаша думала обо всех этих возможностях своего времени и отчего-то вздыхала. Ей осталось надиктовать инструкции для членов своей семьи роботу-домохозяйке, а потом идти в Клуб анонимных кексоголиков. Посещение этого клуба было строго обязательным и неявка каралась всякими неприятными мерами вплоть до огласки. Аглая смотрела в окно и вспоминала, как она попала в чёрный список неадекватных кексоголиков. Дело было так… В этом стремительном и обеспеченном времени, в этой светлой эпохе, часто противопоставляемой «тёмному 20-му веку», работать приходилось ещё больше, быстрее и сосредоточеннее, а также быть гибким настолько, чтобы молниеносно переключаться между задачами, людьми и обстоятельствами. Для этого ещё с детского сада, обязательного для всех детей с одного года, детей тренировали в стрессовых условиях: частая смена воспитательниц, поздний приход мамы, отложенное реагирование на плач и прочее. Всё было направлено на то, чтобы вырастить удобного, лишенного индивидуальности и привязанности члена общества. Потом начиналась школа. Здесь были свои испытания – тренировка коллективными высмеиваниями, альтернативный буллинг, а также частая смена факультативных предметов, чтобы ни в ком не укоренилась идея, что он особенный или имеет какие-то выдающиеся способности в определенной сфере. Главными критериями успеха были покладистость и стрессоустойчивость. Само собой, к институту подходили уже полностью подготовленные члены общества. В вузах учились только те, кто прошел отбор и мог работать на нескольких работах одновременно. В качестве поощрения в этой искусственно выстроенной системе использовался сахар и его производные. Плачущему малышу в годик давали сладкое печенье, не сразу, конечно, в школе для мотивации учащихся пекли специальные кексики с добавлением успокоительного. А с 18 лет уже каждый мог посещать специальные сладкие бары и пробовать там весь спектр вкусов в разнообразных кондитерских изделиях. Аглая застряла на фазе любви к кексикам. Она всегда немного отличалась от других детей. В ней словно была какая-то природная воронка недостачи любви, которую она пыталась компенсировать всеми известными способами. В школе это были кексики. Она доедала их за другими, просила добавки, льстила учителям – словом, добивалась их любыми способами. Ей никто не отказывал, пока наружу не вспыла нелицеприятная правда: успокоительные школьные кексики действовали на Аглашу крайне возбуждающе. Она радовалась, как молодой олень, и носилась по школе, сбивая всё на своём пути. Её взвинченность доходила до того, что она наедалась кексиков до беспамятства и ломала школьное имущество, о чём потом почти ничего не помнила. Конечно, кексики ей запретили. Вместо них ей выдавали 5 граммов мёда или варенья. Аглая страдала, истерила, переставала учиться, бунтовала. Но система в лице школьной медсестры и участковых врачей была неумолима. В её медицинской карте теперь красовался жирный штамп «непереносимость». Поэтому и дома боялись дать ей что-то лишнее, чтобы не получить чёрную галочку из школы за очередной Аглашин дебош. Всё изменилось, когда Аглаше исполнилось 18 лет, и она по настоянию родителей поступила в университет. Там она быстро нашла единомышленников-кексопоедателей, и вместе они пускались во все тяжкие в ближайшем сладком баре. Ведь только специальные бары и магазины могли распространять сладкое. Больше нигде его было не достать. Государство снабжало граждан сладкими радостями, и оно же контролировало их потребление. Поэтому друзья ни в чём себе не отказывали: начинали они непременно с нежных ванильных кексиков с легчайшей глазурью сверху, затем переходили к фруктовым вкусам вроде клубники или чёрной смородины, и завершали всегда мощными аккордами крем-брюле, карамели и шоколада. Запивалось всё это великолепие приторными молочными коктейлями, какао и замысловатым кофе. После, весёлые и развязные, они выходили на танцпол и выпускали там все свои переживания наружу. Друзья держались до самого утра, а потом шли встречать рассвет. И так каждый вечер пятницы. Это беззаботное время в жизни Аглаши продолжалось до тех пор, пока она не влюбилась. По уши и совершенно безответно. Она вновь сделалась замкнутой, неразговорчивой и ушла в себя. Кексовечеринки уже не радовали её так, как раньше. Ведь ей хотелось, чтобы предмет её обожания танцевал с нею всю ночь, веселился и говорил, какая она красивая и необыкновенная. Однако это было невозможно. Потому что он был её старшим тьютором в университете и был счастливо женат. Это и подкосило Аглаю, уведя её от невинных совместных поеданий разных кексиков. Теперь она предпочитала сладкий бар на другом конце города, ездила туда одна и каждый раз влипала во что-то неприятное. Одним вечером она так переела шоколадных кексов с пометкой «самый сильный эффект», что устроила погром за барной стойкой и даже ввязалась в драку. После этого она и попала на учёт кексоголиков и обязана была посещать специальный клуб для таких, как она, работать с психологом и раз в месяц ходить к врачу, предоставляя справку об успешно сданных анализах. Всё случилось почти перед самой защитой диплома, поэтому на кафедре её дело осторожно замяли, не без вмешательства её родителей. Теперь они тоже ей пеняли на её невменяемость и постоянно напоминали, что сама она ничего не может, даже справляться с жизнью без дебошей. Аглая ушла в затяжную депрессию, выйдя из неё замуж за своего нового врача. Теперь уже никто ей не ничего не говорил, ибо от всех претензий и упреков её ограждал муж, сертифицированный государственный кексолог. Он один понимал её переживания и тайком от всех разрешал съедать несколько кексиков под его присмотром. А ещё он говорил, какая она красивая, необыкновенная и самая любимая. И даже кексиков Аглаше почему-то хотелось всё меньше. Но по действующему закону ей было предписано посещать клуб анонимных кексоголиков ещё год. Затем она могла пройти комиссию и избавиться от этой позорной метки «кексоголик» почти навсегда. Почти, потому что всех пугали хроникой и рецидивами и обязывали сдавать анализы раз в год с такой медицинской историей в прошлом. Сейчас Аглаша собиралась на очередное заседание этого клуба, молясь, чтобы время пролетело незаметно. Ведь дома её ждут любимые – муж и дети! И вся эта суета с кексами теперь виделась ей совершенно надуманной и попросту ненужной, бесчувственной формальностью, отравляющей её жизнь. Любовно разложив всем еду по персональным контейнерам, Аглая взяла сумочку и выбежала в ласковый августовский вечер. До клуба она доехала незаметно, вся в своих мыслях. Отчего-то сегодня у неё появилось много вопросов про кексы, и Аглаша размышляла, стоит ли ими делиться с группой. Но когда она зашла внутрь, сомнения её рассеялись: в круге, составленном из стульев, сидели её давние знакомые-кексоголики, Митя и Фимка. Остальные запаздывали, да и тьютора ещё не было. Поэтому Аглая, радостно поприветствовав ребят, села рядом и сразу же включилась в их разговор. – Вот ты, Мить, о чём думал, когда в бабушек объедками кексов кидался? О чём ты думал? – спросил друга Фимка. – В том-то и дело, что ни о чём я не думал, Фим! И радовался этому, не поверишь, просто радовался! – воскликнул в ответ Митя, почётный выпускник лучшего университета в Москве и работающий на четырёх работах одновременно. – Не может быть! – искренне удивился Фима. – Жаль, я этого не видел! – Да, знаешь, говорят, это было эффектно! Эти бабушки… с детства сплошное «нельзя», а не то… и следят-следят за тобой непрерывно, а уж если на чём поймают, то всё, стой и терпи, пока на тебя всё не выльют, все грехи не повесят! – горячо согласился Митя. Фимка энергично закивал головой в знак согласия со своим товарищем. И Аглаша в стороне не осталась: – Да, ребят, и у меня так же… но ведь крайние проявления эмоций у нас вне закона, так? Значит, если я какую-то эмоцию испытываю, у меня вариантов не так-то и много: выпустить её наружу одобренным способом или загнать внутрь! А если одобренные способы мне не помогают? Значит, просто разорвёт изнутри от невероятного напряжения? Может, мы потому и работаем на нескольких работах и едим кексы, чтоб настоящих эмоций не было? Чтобы некогда было их ощущать, а? Вдруг за её спиной раздался ровный и властный голос тьютора клуба: – Аглая, ты испытываешь напряжение и хочешь поговорить об этом? Тебя снова тянет на кексы в неограниченном количестве?